Дальше следовали дежурные вопросы и в конце приглашение на встречу.
Как и предупреждала Ритка, Олег направил ее к начальнику отдела.
— Его зовут Агеев Егор Александрович. Если вам удобно, звоните прямо сейчас.
Любезный, обходительный Олег ей понравился — даже по короткому телефонному разговору можно было сказать, что он — положительная и притягательная личность. Олеся пожалела, что на собеседование придется идти не к нему, а к какому-то Агееву.
«Это такой корпоративный стиль, что ли?», — подумалось ей после первых фраз общения с Егором. Если у менеджера по персоналу голос был просто приятный, то начальник отдела говорил проникновенно, он мурлыкал мягко, убаюкивающее, словно сказку на ночь рассказывал.
Элина Сырникова выглядела замученной и разбитой. Она только что прилетела из Амстердама хоронить сестру. Тело ныло, в висках жилкой пульсировала мигрень. Свалиться бы в постель и спать несколько часов подряд, не о чем не думая. Но явился человек из милиции, чтобы задавать дурацкие вопросы.
Анатолий Шубин сидел в гостиной за столом в глубоком плетенном кресле и терпеливо ждал, пока хозяйка приведет себя в порядок.
— Когда вы видели Олесю в последний раз, — начал он разговор после того, как пришла Элина и опустилась в такое же кресло за противоположным концом стола.
— Наверное, с неделю назад. Да, именно тогда. Я вылетала на платформу, сестра оставалась дома.
— У нее все было нормально? Может, какие-нибудь проблемы?
— Вроде, все в порядке. Если что и произошло, так она не рассказывала. Леся гордая была и скрытная: когда случались неприятности — виду не показывала. Окружающие должны были знать, что у нее все шоколадно.
— С кем она дружила?
— Рита и Вера. Это ее самые близкие подруги. Других не знаю, а эти часто у нас бывали в гостях.
— А как насчет поклонников? У Олеси они были?
— Были. У нее все было! — Элина не выдержала и сорвалась. Она так вымоталась за последние дни, что нервы совершенно ни куда не годились. — И внешность, и карьера, и уважение. Табун ухажеров, друзья, вечеринки — все, что только можно пожелать. Все радости жизни достались ей одной. Леську словно, ангел при рождении поцеловал — ей везло всегда и во всем.
Анатолий внимательно посмотрел на собеседницу: под большими прозрачными глазами темные от недосыпа круги, на лбу угадывались тонкие морщинки, посеченные короткие волосы небрежно собраны в хвост — в тридцать один год Элина похоронила свою внешность и махнула на себя рукой. Она, несомненно, привыкла себя жалеть и лелеяла в душе это чувство.
Свою единственную сестру Эла любила и одновременно ненавидела. Олеся была младше ее на пять лет, но мудрее на целое поколение. После школы Элина учиться не пошла. «Диплом — бумажка. Сейчас на него никто не смотрит. Главное для девушки — удачно выйти замуж». Мама подпевала: «Правильно. Зачем тебе институт? Ты что, науку собираешься двигать?». Замуж Эла не вышла — была слишком красива и разборчива. Как-то незаметно, красота поблекла, фигура поплыла, шлейф поклонников поредел. Олеся, напротив, со временем похорошела: из невзрачного, худющего создания превратилась в привлекательную особу. В купе с милой внешностью младшая сестра имела диплом престижного вуза. Мама по-прежнему поддерживала свою любимицу, Элину, но уже с жалостью, мол, такая хорошая и при этом такая несчастная. Младшую дочь уважала молча, гордилась ею перед знакомыми, но никогда не хвалила. Так повелось в их семье: вся любовь и внимание доставались старшей Элочке, занимались только с ней, учили писать, читать, готовить, кататься на велосипеде и на коньках, опять же, только Элину. Олеся всегда оставалась в «зрительном зале», наблюдала, как возятся с сестрой, и стояла в стороне потому, что она «еще не доросла». Олеся отставать не хотела, училась всему сама, чтобы и ее тоже хоть раз похвалили, как Элу. Но за сестрой было не угнаться. Что там Олесина самостоятельно разученная гамма на фортепьяно, когда Эла лихо играла «Лунную сонату» в музыкальной школе. На Олесин день рождения родителе купили ролики для Элины. Младшая дочь осталась без подарка — в магазине ничего путного в тот раз не нашлось, а покупать лишь бы что — выбросить деньги на ветер. Всей семьей держали Элу за руки, когда она училась кататься. Именинница грустила в стороне. К ее счастью, ролики сестре быстро надоели, и она их забросила. Олеся дождалась своего часа: украдкой ото всех шла за три двора, и там в одиночестве каталась, царапая локти и коленки. Ролики брать ей запрещалось — мала еще, нос разобьет.
Если у Олеси что-то не получалось, ее ругали за бестолковость, и приводили в пример расторопную и сообразительную старшую сестру. Типичный прогноз психологов в таких случаях выглядит однозначно: из Сырниковой младшей должно было вырасти затюканное, неуверенное в себе существо с огромным комплексом неполноценности. Повзрослевшая Олеся явила собой полную противоположность научным предписаниям: стала воплощением самостоятельности и целеустремленности, она не знала слова «невозможно».
Олесю считали везучей потому, что все у нее ладилось и легко давалось. «Удача сама идет в руки», — говорили о ней. И только одна она знала, что везение не причем. Никто не задумывался, какого труда стоили ей ее успехи. Удача внезапна и мимолетна, она появляется, чтобы исчезнуть, словно шальные деньги, на которые невозможно рассчитывать. Успех закономерен. В этом Олеся не сомневалась потому, что планировала и стремилась к нему.
Рита Катасонова производила двоякое впечатление: она казалась энергичной, деловой и одновременно слабой, растерянной, неприспособленной к жизни. Это она, узнав о смерти Олеси, оповестила всех друзей и позвонила Элине. Рита хлопотала о похоронах и прочих необходимых в такой ситуации мероприятиях, словно приходилась погибшей не подругой, а близкой родственницей. Она, не задумываясь, собрала все свои нехитрые сбережения, чтобы потратить их на проводы подруги в последний путь. Рита уже справилась о расценках на ритуальные услуги, узнала все, что требуется для похорон, и если бы Элина не смогла приехать, она все бы сделала сама. Но Эла все-таки приехала, и не нуждалась в Ритиной суетливой беготне. Деятельность пришлось остановить, и Катасонову словно подменили: руки опустились, она замкнулась, и впала в депрессию. Ей стало казаться, что то же самое может произойти еще с кем-нибудь из ее друзей, родственников или с ней самой. Жизнь выглядела жестокой, перспективы мрачными. Чем дольше Рита была вынуждена бездействовать, тем больше она себя накручивала. Когда к ней пришли из милиции, девушка была в состоянии, близком к тихой истерике. Она смотрела на молодого, невысокого оперативника и рассеянно отвечала на вопросы.
— С кем Олеся дружила? Со мной и с Верой. С коллегами по работе поддерживала хорошие отношения, но дружбой их назвать нельзя. У Сырниковой было полно знакомых и приятелей. Она могла с ними сходить на выставку, в театр, в кафе, просто болтать ни о чем. И все равно, ближе нас никого у Олеси не было. С кем она дружила больше? Эта тема никогда не поднималась. Мы все очень разные, у каждой свой характер, жизненные позиции, взгляды. Я нацелена на семью, Вера мечтает о красивой жизни, а Олеся была карьеристкой. Что значит, красивая жизнь? Это когда не надо идти на работу ради зарплаты потому, что денег столько, что не знаешь, куда их девать. Вместо тесной комнатушки в хрущевке огромный дом на теплом побережье, а в гараже парк автомобилей. Вы осуждаете Верино стремление к лучшему? Чтобы стать очень богатой, получить все и сразу, знаете, сколько труда нужно приложить? Просто так на блюдечке никто замок с видом на океан не принесет. Верка — герой. Она так упорно идет к своей цели, что обязательно ее достигнет. Знали бы вы Веру, так бы не говорили.
Как надоели Олеськины нравоучения: «Надо получить образование, от знаний не полнеют, без диплома никуда…». Зануда. Как у нее округлились глаза, когда Вера сказала, что поступила в Политех. На мгновенье Сырникова выпала в осадок, но потом быстро сделала нужное лицо с приклеенной на нем улыбочкой и защебетала: «Молодец, какая же ты молодец! Сумела поступить в институт сама, без денег».
