Анюта и говорила. Катерина в это время ела самую вкусную картошку в своей жизни. Со свежими огурцами, от которых пахло зеленью и летом. Это не затхлые огурчики из магазина, потерявшие все ароматы в процессе длительной перевозки. Эти – что-то необыкновенное. А картошка, оказывается, может быть такой рассыпчатой и нежной… Жаль, Ульяна сидит в своем оздоровительном лагере на государственных харчах.

– Баба должна иметь свою личную жизнь, – втолковывала ей соседка. – Чтобы ни дети, ни работа ей не мешали наслаждаться счастьем. Одна-то чем насладишься?! Ты обрати внимание на писателя.

– А почему я должна на него внимание обращать? – пробубнила Катерина с полным ртом.

– Потому что ты ему понравилась, – доверчиво рассказывала Анюта. – Он, как только ты поселилась, все глаза в своем окне проглядел. Я-то неслепая, вижу.

– А я слепая, – призналась Катерина, – минус два. Очки не ношу из принципа, – здесь она соврала. – До сих пор не знаю, поздоровался со мной тот тип в шляпе или просто головой мотнул.

– Какой тип?! – Анюта отодвинула в сторону пустую упаковку от диетического творожка. – Гадость необыкновенная. – Она вытерла пальцами губы. – Как вы там, в своем городе, этим питаетесь?

– Тот, – Катерина глазами указала на соседний огород, где мотылялся мужик в светлом костюме. – Может, я тоже ему понравилась? Он весь день торчит на солнцепеке и не уходит.

– Ему? – Анюта привстала и выпучила глаза. – Слепуха ты, слепуха!

– А я и не скрываю, – обиделась Катерина, но уминать картошку не перестала.

– Этому типу понравиться довольно сложно, – заявила Анюта.

– Вот и я о том же, – вздохнула Катерина, – мне нравятся такие: молчаливые и обходительные.

– Хорошо, что хоть какие-то нравятся, – обрадовалась соседка. С приездом дачницы у нее появилась идея фикс – выдать ее замуж. Нельзя лишать человека счастья. Что это она одна живет и радуется, когда другие бабы любят и мучаются?! – Ему понравиться невозможно, – объяснила Анюта, – он же чучело.

– Чучело?! – изумилась Катерина. Вот так всегда, только ей попадется нормальный мужчина, как сразу окажется чучелом. – Не может быть. – Она прищурила глаза и уставилась в окно. – А такой импозантный, вдумчивый, в нем сразу чувствуется родственная душа…

– Импозантный у нас писатель, – засмеялась Анюта, открывая коробку с конфетами, – есть и гламурная особа. Ты с Любкой еще не познакомилась? – Катерина мотнула головой. – Это она у нас писателя огламуривает, прохода ему не дает. Поставила себе во дворе шест, танцует на нем стриптиз по понедельникам. Спросишь, почему по понедельникам? А! У нее бизнес-план по огламуриванию расписан на всю неделю. По вторникам она голышом бегает под его окнами. По средам у Любки водные процедуры: до обеда она в бикини щеголяет, после – в тайге, нет, в танге с поясом, который называется юбкой. По четвергам… Забыла, что по четвергам, сама увидишь. А ты сидишь и рассусоливаешь: родственность души да родственность души. Чучело он, одним словом!

Не может быть! Катерина проводила соседку и направилась к забору. На соседнем участке того самого импозантного писателя продолжал стоять тип в шляпе. Она приблизилась к забору и тихо прошептала типу:

– Извините, пожалуйста, и не обижайтесь, если я спрошу, не чучело ли вы?

Она прикрыла рукой рот и замерла. Тип, как ей показалось, горько усмехнулся и покачал головой. Катерина вздохнула и направилась к крыльцу. Он не может быть простым чучелом, в нем гораздо больше человечности, чем в этом писателе, который снизошел до нее одним кивком. «Если он чучело, – решила Катерина, – то необыкновенное! И я стану с ним общаться. По крайней мере, теперь есть кому доверить свои секреты. Он уж точно не разболтает».

Калитка скрипнула, Катерина вздрогнула и обернулась. Никого не было: ни людей, ни животных. «Очень хорошо, – подумала Катерина, – наконец-то я смогу спокойно дочитать роман». Она подошла к калитке и заперла ее на засов, после чего залезла под крыльцо и достала метровую сучковатую палку. Если запертая калитка предназначалась для непрошеных гостей, то сучковая палка была приготовлена для незнакомца Семена. Пусть только попытается залезть к ней ночью в окно! Когда-то она ходила на занятия по самообороне. Катерина призналась себе, что запомнила только одно: когда враг наступает, нужно со всей силы ткнуть ему в ногу шпилькой. Она напрягла память, но ничего, связанного с врагом, залезающим в окно, не вспомнила. Если что, придется действовать по обстоятельствам, приводя в свою защиту доводы и аргументы. А они у нее, Катерина потрясла палкой, очень убедительные.

Меткая пословица наших дней «Скажи, где ты отдыхаешь, и я скажу, кто ты» вполне соответствует действительности. Вряд ли пенсионерку Валентину Павловну, которая перебивается на «щедрое» государственное пособие с хлеба на воду, можно встретить в Куршевеле. Впрочем, встретить-то можно, ведь бывают же исключения из правил. Если пенсионерка Валентина Павловна отправится в Европу автостопом и доберется до этого рассадника миллионеров, то на большее она рассчитывать никак не сможет. Только слоняться по Куршевелю и взывать к олигархической совести своим потрепанным и голодным видом. Нельзя там встретить и ни одного российского педагога, сеющего разумное, доброе, вечное в обычных городских и сельских учебных заведениях. Самые удачливые из них, а чаще это те, кто каким-то образом умудрился попасть в частную гимназию в качестве обучающего персонала, отдыхают на берегах гостеприимной Турции. Или позволяют себе трехдневную поездку в Париж, после которого трепетно вздыхают и готовятся «умереть».

Екатерина не была ни пенсионеркой, ни педагогом частной гимназии, от того и проводила свой отпуск в богом забытой деревеньке. Глядя на то, где и как она отдыхает, можно было с уверенностью сказать, что служит молодая женщина скромным работником музея и, в отличие от своей приятельницы Вероники, богатого мужа не имеет. Она вообще не имеет мужа, для нее он исключен как вымирающий вид. И не потому, что ей пришлось проводить свой отпуск в деревне, где мужчин вполне хватало для того, чтобы исправить ее семейное положение. Просто Екатерина верила в любовь. В большое и сильное чувство, способное захватить ее всю без остатка и с головой окунуть в неведомую страсть, которую она видела только в бразильских сериалах. Свой же сериал на глазах деревенских жителей она демонстрировать не стала и предпочла уделять внимание единственному мужчине, способному молча ей сопереживать.

– Представляешь, – жаловалась она чучелу, разводя руками, – течением унесло мой таз с бельем. Черт меня дернул взяться за постирушку! Чистюля разэтакая. Теперь у меня всего один топ и одни джинсы. Но это ведь не скажется на отношении ко мне окружающих? Как говорится, по одежке встречают, а я вроде бы здесь три дня живу. – Соломенная шляпа набросила тень на хмурое лицо чучела, и Катерине показалось, что ее собеседник тяжело вздохнул.

– Да, – согласилась она с ним, – в одном топе и одних джинсах будет нелегко налаживать контакты с местным населением. Может, ты одолжишь мне шляпу? Все-таки лишний предмет гардероба. Ой, извини, я как-то не подумала, что без шляпы тебе будет нелегко стоять на солнцепеке. – Она улыбнулась чучелу и прошла к своему дому.

– Р-гав! Р-гав! – внезапно раздалось у ее ног. Катерина от неожиданности подпрыгнула. – Р-гав!

Мелкая собачонка породы «Не наступите на меня случайно!» бойко атаковала, хоть и временную, но все же хозяйку дома.

– Пэрис! Милочка, ко мне! – следом за собачкой во двор заплыла стройная высокая дама с такой великолепной фигурой, что Катерина остолбенела. Она не думала, что в этой деревне кроме привередливого писателя может проживать супермодель! – Фу, Пэрис, фу! Это тетя, Пэрис, фу!

Катерине стало немного обидно, что она – «фу», но, с другой стороны, дама была права. В сравнении с ней она была просто «фу».

Собачка послушалась, отбежала от Катерины и ловко прыгнула даме на руки.

– Добрый день, дорогуша, – проворковала дама, – сори за мою крошку, она всегда так встречает незнакомых людей. Но я надеюсь, – дама с собачкой приблизилась к Катерине, – сейчас мы уладим это недоразумение.

– Какое? – тупо переспросила Катерина. – Собачка меня не тронула.

– Сейчас мы с вами познакомимся, – заявила дама и принялась разглядывать Катерину, как будто та являла собой картину кающейся Магдалины. – Любовь, – сказала она и пристально поглядела на Катю.

– Да нет, я просто здесь отдыхаю, – засмущалась та. – И об этом совсем не думаю…