осталось ни одного мало-мальски толкового человека?

Стрелка часов достигла отметки восемь ноль-ноль.

– Леди и джентльмены, – прозвучал голос из радио приемника – четкий, спокойно-неумолимый мужской голос, совсем непохожий на те, что звучали в эфире уже много лет, – мистер Томпсон сегодня не будет говорить с вами. Его время истекло. С этого момента время принадлежит мне. Вы собирались выслушать сообщение о глобальном кризисе. Именно его вы сейчас и выслушаете.

Три человека одновременно ахнули, узнав этот голос, но в криках толпы никто уже не мог услышать их, потому что крики толпы были оглушительны. Один из негромких возгласов выражал торжество, другой ужас, третий изумление. Три человека узнали говорившего: Дэгни, доктор Стадлер и Эдди Виллерс. Никто не смотрел на Эдди Виллерса, но Дэгни и доктор Стадлер посмотрели друг на друга. Она увидела, что его лицо исказилось от нестерпимого страха, он понял, что она знает и что она смотрит на него так, будто этот спокойный голос ударил его по лицу.

– Вот уже двенадцать лет люди задают вопрос: «Кто такой Джон Галт?» Так вот – с вами говорит Джон Галт. Я человек, который любит себя и свою жизнь. Человек, который не жертвует своей любовью или своими ценностями. Человек, который отнял у вас жертвы и таким образом раз рушил ваш мир, и если вы хотите осознать, почему вы умираете, – вы, те, кто боится знаний, – я тот, кто вам сейчас это объяснит.

Из всех присутствующих сумел сдвинуться с места лишь главный инженер; он подбежал к стоящему в студии телевизору и начал лихорадочно крутить рычажки настройки, но экран оставался пустым: говоривший не пожелал, чтобы его видели. Только его голос наполнял эфир страны – всего мира, подумал главный инженер, и звучал так, будто он говорил совсем рядом, в этой комнате, и обращался не ко всем вместе, а к каждому в отдельности, голос его звучал не как на собрании – он звучал откровенно, обращаясь к сознанию каждого.

– Вы постоянно слышали, что наш век – век кризиса морали. Вы повторяли это, боясь и одновременно надеясь, что эти слова не имеют смысла. Вы кричали, что грехи человека разрушают мир. И проклинали человеческую природу за ее нежелание следовать тем добродетелям, которых вы от нее требовали. Так как добродетель, считали вы, складывается из жертв, вы требовали все больше жертв при каждом последующем несчастье. Во имя возвращения к морали вы пожертвовали всем тем злом, с которым, вы считали, нужно бороться. Вы пожертвовали справедливостью во имя милосердия. Вы пожертвовали независимостью во имя единства. Вы пожертвовали разумом во имя веры. Вы пожертвовали богатством во имя бедности. Вы пожертвовали самоуважением во имя самоотречения. Вы пожертвовали счастьем во имя долга.

Вы разрушили все, что считали злом, и получили то, что, как вы считали, должно быть добром. Отчего же тогда вы дрожите от ужаса, глядя на тот мир, что окружает вас? Этот мир не порождение ваших грехов, он порождение и воплощение ваших добродетелей. Это ваш нравственный идеал, воплощенный в жизнь во всей своей полноте и совершенстве. Вы за это боролись, вы об этом мечтали, вы этого хотели, а я – я человек, который исполнил ваше желание.

У вашего идеала был неумолимый враг, уничтожить которого был призван ваш моральный кодекс. Я уничтожил этого врага. Я убрал его с вашего пути и из пределов вашей досягаемости. Я удалил источник всех тех зол, которое вы одно за другим приносили в жертву. Я закончил вашу битву. Я остановил ваш двигатель. Я лишил ваш мир человеческого разума.

Люди не живут разумом, говорите вы? Я убрал тех, кто им живет. Разум бессилен, говорите вы? Я убрал тех, чей разум силен. Есть ценности более высокие, чем разум, говорите вы? Я убрал тех, для кого разум наивысшая ценность.

В то время как вы тащили на заклание людей, веривших в справедливость, независимость, разум, богатство, собственное достоинство, я опередил вас, я пришел к ним первым. Я объяснил им суть той игры, в которую вы играете, и вашего морального кодекса, понять которые они, будучи слишком невинными и благородными, не могли. Я показал им, как можно жить, согласуясь с иной моралью – моей. И они предпочли следовать моей морали.

Все, кто для вас исчез, – это люди, которых вы ненавидели и все же боялись потерять, а отнял их у вас я. Не пытайтесь найти нас. Мы не хотим, чтобы нас нашли. Не стоит кричать, что наш долг служить вам. Мы не признаем этого долга. Не кричите, что мы вам нужны. Мы не считаем нужду обоснованным требованием. Не кричите, что владеете нами. Это не так. Не умоляйте нас вернуться. Мы объявляем забастовку – мы, люди, живущие разумом.

Мы бастуем против самопожертвования. Мы бастуем против догмы незаслуженных вознаграждений и невознагражденных обязанностей. Мы бастуем против доктрины, что стремление человека к счастью есть зло. Мы бастуем против учения, что жизнь греховна.

Есть разница между нашей забастовкой и всеми теми, которые вы устраивали веками: цель нашей забастовки не требовать, а удовлетворять требования. Мы – зло с точки зрения вашей морали. Мы решили больше не доставлять вам неприятностей. Мы бесполезны с точки зрения вашей экономики. Мы решили больше не эксплуатировать вас. Мы опасны, и с точки зрения вашей политики мы должны жить в оковах. Мы решили больше не подвергать вас опасности и не носить оков. Мы – только иллюзия с точки зрения вашей философии. Мы решили больше ничем не ослеплять вас и предоставить вам свободу, чтобы вы увидели реальность – ту реальность, которой вы хотели, мир, каким вы его видите сейчас, мир без людей, живущих своим умом.

Мы отдавали вам все, чего вы требовали от нас, – мы, которые всегда только отдавали, но лишь теперь поняли это. К вам у нас нет никаких требований, условий, достойных обсуждения, компромиссов, к которым стоило бы стремиться. Вам нечего нам предложить. Вы нам не нужны.

Но не вы ли теперь начинаете кричать: «Нет, мы не этого хотели!»? Бессмысленный мир развалин не был вашей целью? Вы не хотели, чтобы мы вас покинули? Вы моральные каннибалы, я знаю, вы всегда знали, что именно этого вы и хотели. Но ваша игра окончена, потому что сегодня мы тоже это знаем.

Целые века репрессий и катастроф, порожденных вашим моральным кодексом, вы кричали, что кодекс нарушают, что репрессии – плата за его нарушение, что люди слишком слабы и эгоистичны, чтобы проливать столько крови, сколько требуется. Вы прокляли человека, вы прокляли жизнь, вы прокляли саму эту землю, но никогда не осмеливались подвергнуть сомнению свой кодекс. Ваши жертвы приняли на себя всю вину и продолжали бороться, осыпаемые вашими проклятиями за свое мученичество, а вы продолжали кричать, что ваш кодекс благороден, но природа человека недостаточно хороша, чтобы применять его на практике. И никто не поднялся и не спросил: «А по каким критериям вы определяете, что значит хорошо?»

Вы хотели узнать, кто такой Джон Галт. Я человек, который первым задал этот вопрос.

Да, наша эпоха – эпоха морального кризиса. Да, вы несете сейчас наказание за причиненное вами зло. Но судят сейчас не человека, взять на себя вину должна не природа человека. На этот раз мы судим ваш кодекс. Ваш моральный кодекс достиг своего логического конца, тупика в конце своего пути. И если вы хотите продолжать жить, то вам надо сейчас не возвращаться к нравственности – вы ее никогда и не знали, – вам надо открыть ее.

Вы не знаете никаких моральных учений, кроме мистической и общинной. Вас учили, что нравственность – это свод правил поведения, навязанный вам, – по прихоти сверхъестественной силы или общества, чтобы служить во имя Господа или на благо соседа, чтобы угодить авторитету на том свете или за соседней дверью – кому угодно, но не вашей жизни или удовольствию. Удовольствие, учили вас, вы найдете в аморальности, свои интересы лучше всего удовлетворите в пороке; любой моральный кодекс служит не вам, а против вас, не для того, чтобы сделать полнее вашу жизнь, но чтобы опустошить ее.

Веками битва за нравственность шла между теми, кто утверждал, что ваша жизнь принадлежит Богу, и теми, кто утверждал, что она принадлежит вашему соседу; между теми, кто проповедовал, что благо – это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо – это самопожертвование во имя убогих на земле. И никто не сказал, что ваша жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее.

Обе стороны согласились, что нравственность требует отказа от личных интересов и своего ума, что нравственность и практичность противоположны, что нравственность относится не к сфере разума, а к сфере веры и силы. Обе стороны согласились и в том, что не может быть рациональной морали, что в разуме нет правильного или неправильного – что разуму нет причины быть моральным.