уж о всём прочем. Но это пиво было не простое пиво, это было её пиво, в конце-то концов. Его произвели не на каком-то заводе, бог знает чего подсыпав в чан. Это пиво было натуральным, сделанным из чистого… яда.

Она вернулась в хижину, удерживая в руках три глиняных горшка с широкими горлышками, и осторожно поставила их на землю возле циновок.

- Прекрасно, - сказал Фокслип отвратительным недружелюбно дружелюбным тоном. – Но знаешь что, милочка? Перемешай-ка содержимое горшков, чтобы мы все трое были уверены, что пьём то же самое.

Дафна пожала плечами и сделала, как было велено, под пристальными взорами мужчин.

- Похоже на ослиную мочу, - проворчал Полгрэйв.

- Ослиная моча не так уж плоха, как рассказывают, - сказал Фокслип. Он взял свой горшок, посмотрел на тот? что стоял перед Дафной, секунду подумал и мерзенько улыбнулся.

- Подозреваю, ты не настолько глупа, чтобы подсыпать яд в свой горшок и ожидать, что я просто поменяюсь с тобой, - добавил он. – Пей, принцесса.

- Ага, давай-ка, до дна! – добавил Полгрэйв.

Ещё одна стрела прямо ей в сердце. Её собственная мать говорила так, когда требовала доедать невкусную капусту брокколи. Воспоминание больно ужалило.

- Во всех горшках то же самое. Я ведь поклялась.

- Я сказал, пей!

Дафна плюнула в свой горшок и принялась петь пивную песню… местную версию, не свою собственную 'Ты скажи, барашек наш'. Своя, очевидно, не подходила к случаю.

Поэтому она пела о Четырёх Братьях, и, поскольку б0льшая часть её разума была занята этим процессом, какой-то маленький участок мозга не преминул напомнить: 'Воздух – это планета Юпитер, которая, как известно, состоит из газа. Удивительное совпадение!' Она запнулась, в ужасе от того, что собиралась совершить.

Когда она закончила, в воздухе повисло потрясенное молчание. Потом Фокслип сказал:

- Что за чертовщина? Ты плюнула в свой горшок!

Дафна подняла ёмкость и сделала добрый глоток. Вкус был немножко более ореховым, чем обычно. Она прислушалась, как пиво течёт по пищеводу. Мужчины по-прежнему смотрели на неё в полном изумлении.

- Надо плюнуть в горшок и спеть песню, - она рыгнула, деликатно прикрыв рот рукой. – Извините. Слова я вам подскажу. Или можете подпевать вместе со мной, если хотите. Пожалуйста? Это древний обычай…

- Я не пою всякую языческую чушь! – заявил Фокслип, схватил свой горшок и осушил его одним духом. Дафна изо всех сил старалась не закричать.

Полгрэйв к пиву даже не прикоснулся. Он что-то заподозрил! Его маленькие чёрные глазки метались от друга-мятежника к Дафне и обратно.

Фокслип опустил горшок и тоже рыгнул.

- Ох, я давным-давно не…

Внезапно всё изменилось. Полгрэйв потянулся за пистолетами, но Дафна предупредила это движение. Её горшок с хрустом ударил бандита прямо по носу. Мужчина закричал и рухнул на спину, а Дафна схватила его пистолеты с пола.

Она пыталась думать и не думать одновременно.

Не думай о человеке, которого ты только что убила. [Это была казнь].

Думай о человеке, которого надо убить. [Но у тебя нет доказательств, что он убийца! Не он застрели Атабу!]

Пока Полгрэйв, отплёвываясь кровью, пытался встать на ноги, она возилась с пистолетами. Пистолеты оказались тяжелее, чем она ожидала. Дафна привычно проглотила проклятье (спасибо Большой Бочке Проклятий со 'Свит Джуди'), неловкими пальцами пытаясь взвести курки.

Наконец, ей удалось отвести стальные молоточки назад, в точности, как её когда-то научил капитан Робертс. Курки дважды щёлкнули. Куки называл этот звук 'двухфунтовым щелчком'. Когда она спросила его, почему, он ответил: 'Потому что человек, услышавший его в темноте, теряет два фунта… веса. Очень быстро!'

Полгрэйв действительно тут же затих.

- Я выстрелю! – соврала она. – Не двигайся. Так. Теперь, слушай меня. Я хочу, чтобы ты ушел. Ты больше никого не убьёшь здесь. Уходи. Сейчас же. Если я снова увижу тебя, я… в общем, ты пожалеешь. Я отпускаю тебя, во имя твоей матери. Когда-то она любила тебя, и хотела научить хорошим манерам. Впрочем, ты вряд ли поймёшь. Убирайся! Выходи отсюда и беги как можно дальше! Быстро!

Пытаясь одновременно бежать и пригнуться, зажимая рукой разбитый нос, из которого текли кровь и сопли, Полгрэйв бросился к выходу из хижины, в закатный свет, словно краб, ищущий безопасности в волнах прибоя.

Дафна села, всё ещё сжимая в руках пистолеты, и постаралась успокоиться. Постепенно, хижина прекратила крутиться вокруг неё.

Она взглянула на Фокслипа, который лежал совершенно неподвижно.

- Почем ты был таким… таким идиотом? – сказала она, ткнув тело одним из пистолетов. – Зачем ты убил старика, который просто пригрозил тебе палкой? Ты стреляешь в людей, даже не задумываясь. И при этом их зовёшь дикарями! И почему ты был так глуп, что воображал, будто я идиотка? Почему ты не послушал, что я говорю? Я ведь сказала тебе, что надо спеть Пивную песню. Трудно было пропеть пару куплетов, что ли? Но нет, ты же лучше знал, что надо делать, потому что мы всего лишь дикари! А теперь ты лежишь тут мёртвый, с глупой улыбкой на своём глупом лице! Мог бы остаться в живых, если бы слушал, что тебе говорят. Ну что же, теперь-то у тебя полно времени чтобы слушать, мистер Глупец! Дело в том, что пиво готовят из очень ядовитого растения. Этот яд парализует мгновенно. Но в человеческой слюне есть какие- то вещества, которые превращают яд в прекрасное пиво, пока ты поёшь. Безвредное пиво с чудесным ореховым привкусом, который я смогла существенно улучшить, все так говорят. Всего лишь пять минут, и пиво становится совершенно безопасным. Как раз примерно столько и длится Пивная песня, но 'Ты скажи, барашек наш', пропетое шестнадцать раз подряд, работает ничуть не хуже, понимаешь ли. Потому что дело не в словах, дело во времени. Я сама догадалась, используя продуктивный метод, - она снова рыгнула. – Извини, 'дедуктивный', я хотела сказать.

Наконец, её перестало тошнить пивом, а также, судя по ощущениям, всем, что ей довелось съесть за последний год.

- А ведь такой был прекрасный вечер, - сказала она. – Ты хоть знаешь, что такое этот остров? Ты хоть представляешь, что он такое есть? Конечно, нет, потому что ты идиот! И к тому же мертвец! А я теперь – убийца!

Она разрыдалась бурными пьяными слезами, не преставая спорить сама с собой:

- Послушай, они же были мятежниками! Попадись они в лапы правосудия, их тут же вздёрнули бы!

[Повесили, а не вздёрнули. Но ведь именно в этом суть правосудия, верно? Чтобы не позволять одним людям убивать других людей просто по своему желанию. Должен быть судья и присяжные, и только если обвиняемого признают виновным, его повесит палач, как положено по закону. Ему дадут последний завтрак и позволят помолиться, если он захочет. А потом палач повесит его, спокойно и без злобы, потому что таков Закон. Так всё работает].

- Но все же видели, как он застрелил Атабу!

[Верно. Поэтому решать его судьбу тоже должны были все].

- Но как? Они же не знают того, что знаю я! Не знают, что это за люди! Четыре пистолета на двоих! И не уведи я их прочь, они застрелили бы ещё кого-нибудь! Они собирались захватить весь остров!

[Да. Но всё равно, ты совершила убийство].

- А как насчёт палача? Разве он не убивает?