несколько лет. Роль времени, как-то заметил американский историк Д. Бурстин, играло пространство. Героев отделяли не сотни лет, а сотни километров. И сам герой не случайно носил ярко выраженный региональный отпечаток. Культура поселений Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии и какого-нибудь заштатного городишки в Теннесси или простых обиталищ в лесах и просеках различалась в ту пору так же, как Англия XII века от Англии VI века.
Первыми фольклоризированными героями стали Дэниел Бун (1734–1820) и Дэвид Крокет (1786–1836). Бун родился в семье квакеров в Пенсильвании, в 1753 году вместе с братом переехал в Северную Каролину. Девственные леса этого края пленили его. «Лесная горячка» надолго заставила покинуть свой дом. Охота стала его основным занятием. Не имея никакого образования (он едва мог написать записку), Бун всю свою жизнь провел в роли следопыта. Блистательный стрелок и мужественный человек, он познал в жизни радость побед и горечь одиночества. Его жизнь была полна взлетов и спадов. Он сидел в Виргинской генеральной ассамблее от Западной Виргинии и побывал в плену у индейцев, которые действовали по наущению британцев. Бежал из плена, чтобы предупредить о готовящемся нападении, но попал под военно-полевой суд по подозрению в измене. Владел землей, но из-за интриг потерял ее. Бросил все и перебрался на каноэ в Миссури, где остаток своей жизни был трапером, охотником и мечтал в свои 85 лет, набравшись сил, двинуться дальше. Но мечте его не было суждено сбыться, и через год он умер. Стране он стал известен как легендарная личность. Первая книга о нем появилась, когда Буну было 50 лет. А всему цивилизованному миру он стал известен благодаря Байрону, который описал его в «Дон Жуане». Этот бесстрашный герой «фронтира» прошел также через многочисленные произведения американского романтизма.
Не менее популярной была и личность Дэви Крокета, чья жизнь подлинная и мифологизированная настолько переплетены, что сегодня уже трудно бывает определить, вымысел это или быль. Как и Бун, Крокет был малограмотен и рано начал трудовую жизнь. С двенадцати лет он работал пастухом, на железной дороге, поденным рабочим на фермах. Был военным, но скоро разочаровался. В 1820 году был избран в законодательное собрание штата Теннесси и даже в конгресс США. После пятнадцати лет политической деятельности он терпит на выборах поражение и вместе с друзьями отправляется в Техас, где погибает во время столкновения с мексиканцами, поднявшимися на защиту своих владений.
Устные легенды о шутнике-эксцентрике и политическом авантюристе полковнике Крокете начали циркулировать еще при его жизни. Крокет, утверждала, молва, ходил, как выносливый вол, бегал, как лиса, плавал, как угорь, кричал, как индеец, дрался, как дьявол, и мог проглотить соседа целиком, не давясь. При жизни появляются и книги, в которых повествовалось о его реальных и вымышленных приключениях, нередко придуманных им самим. Образ Крокета-враля полюбился народу и стал обрастать легендами. Да это и понятно, ведь Крокет был тем, о ком потом скажут: типично американский герой. Вся его жизнь, и подлинная и выдуманная, была отражением тех условий, в которых в ту пору жила и, что важнее, хотела жить нация. Вот почему с такой готовностью все верили, что в схватке можно убить 105 медведей, улыбкой убивать пантер и енотов, кулаком выбивать искру из скалы и обучить медведя взбивать масло. Но, пожалуй, вершиной его приключений стал ремонт земной оси, которая из-за мороза перестала вращать нашу планету.
Впрочем, героических эскапад было достаточно и у других американских героев. Широкой популярностью в США и по сей день пользуется образ Поля Баньяна, считающегося своего рода символом «американского духа». Раз он американец, утверждают его биографы, все подвиги ему по плечу. «Захочет — выроет целый залив, захочет — перенесет гору на новое место, туда, где ему нужен наблюдательный пункт. Он могуч, как природа Запада». И модель легенд обо всех этих героях была практически универсальной: брались реальные факты, гиперболизировались до неузнаваемости, в результате чего мифологизировался не только сам герой, но и все его окружение.
Так было и с Джонни Яблочное Зернышко, прообразом которого послужил Джонатан Чэпмен из Огайо. Другим национальным героем, чьи подвиги были выстроены примерно по тому же принципу, что и Поля Баньяна, был Майк Финк. Финк работал лодочником и, подобно тому, как Крокет был своего рода ностальгической реакций на урбанизацию страны, лодочник и бурлак Финк был реакцией на появление на американских реках паровых двигателей.
Шло время, и возникали новые герои народа, покорявшего девственный континент. Достаточно вспомнить знаменитого силача Кемпа Моргана, появившегося в эпоху «нефтяной горячки», и ковбоя диких прерий Пекоса Билла, а за ним и легендарного прыгуна Сэма Пэтча и отчаянно смелого пожарника О'Бауэра. И, конечно же, Питера Франциско, который из хилого мальчонки стал легендарным силачом в армии, возглавляемой не менее легендарным генералом и будущим первым президентом страны Джорджем Вашингтоном.
И здесь мы, пожалуй, подошли к другому типу, к другой модели национального героя в пантеоне американской славы, к образу Джорджа Вашингтона. О личности первого президента США написана целая библиотека книг. Это и исторические исследования и художественные произведения. Но нас Вашингтон в данном контексте интересует как человек-миф.
В этой своей ипостаси Вашингтон был своего рода образом «анти-Крокета». В нем отсутствовал дух бустеризма, вульгарности, прохиндейства. Это был образ героя, наделенного даром видения, трезвого рассудка, внутреннего благородства. Во всяком случае, таким он был введен в национальную психику Америки. «Легендарный Вашингтон был, как и Крокет, продуктом анахронизма и компрессии исторического времени в американском понимании. Крокет и ему подобные… возникли как побочный продукт американской действительности, скорее чем изобретение американской литературы… В легенде о Вашингтоне также просматривались элементы спонтанного, но все же в основном она была продуктом сознательного творчества», — утверждает американский историк Д. Бурстин.
В повестях о людях типа Крокета, даже когда они попадали из области сублитературной на страницы альманахов, чувствовался терпкий запах пота, смешанного с парами виски, — типичный аромат былых салунов фронтира. Образ Вашингтона сознательно создавался, как рафинированный образец олитературенного полубога. Может, поэтому легенда не сохранила ни одной из черт, свидетельствовавших о его слабостях, о его вражде с Джефферсоном — другой легендарной личностью той же модели. Когда (14 декабря 1799 года) Вашингтон скончался, он уже считался весьма и весьма противоречивой фигурой. Его обвиняли во всех грехах, в том числе и в присвоении казенных денег. Но удивляет не то, что он со временем стал полубогом и отцом страны, а то, насколько быстро произошла эта трансфигурация. Его жизнь была возведена в ранг священной. В годы, когда в Америке было еще совсем немного праздников, американцы в национальном масштабе праздновали три дня рождения: день рождения страны 4 июля, рождество и день рождения Вашингтона.
Первая книга, начавшая мифологизацию Вашингтона, появилась через год после его смерти. А через каких-нибудь двадцать пять лет его образ, окутанный легендами, был вознесен в США превыше героев библейской истории. Он стал иконой, тысячекратно повторенный в скульптурах, на марках и деньгах; еще при жизни было решено назвать столицу его именем. А к середине XX века, помимо города и штата, его именем были названы 32 графства и около 120 малых поселений. Он стал частью школьной этики. Стоит только в младших классах учителю заговорить о честности, как сразу же приводится пример, который без исключения знает каждый американец, о маленьком Вашингтоне и вишневом деревце.
Как ни странно, но канонизация таких великих личностей американской истории, как Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин, по сравнению с Вашингтоном шла куда более медленно. Они уже давно были возвеличены по заслугам в Европе — прежде, чем их признали у себя в стране. Причем мифологизация этих великих умов своего времени происходила по весьма своеобразной линии. Национальная психика восприняла их, подчеркивая или традиционную чудаковатость умов, занятых наукой, или простоту нравов, демократизм характеров.
Что касается Франклина, то он не только сам попал в список первой десятки американских героев, но ввел с собой и «Бедного Ричарда» — этот кодекс нравственных основ и правил поведения, которым он, во всяком случае, хотел следовать до самой старости. Среди этих правил есть и такие: «Болтуны не работники», «Тот, кто не бдителен, — в опасности», «Стремясь стать самым великим человеком в стране, ты можешь не преуспеть; стремясь стать самым лучшим — ты можешь преуспеть, потому, что одинокий бегун может выиграть забег». «Повитухой бутлеггеров» назвал это творение юного Франклина Ф. Скотт Фицджеральд. Но как справедливо отмечает профессор истории Колумбийского университета Ричард Б.
