— Так вот, голубчик, — заявил он ему, — не такой уж ты хороший кочегар, как хвастаешься. И твой пес не так уж быстро бегает. Я перевожу тебя на экспресс Пушечное Ядро. И если хоть одна живая тварь на четырех ногах угонится за этим поездом, который бегает на самых скорых колесах, я навсегда расстанусь с железнодорожной компанией.
Непоседа ничего не сказал на это, но про себя чуть обеспокоился. Насчет Пушечного Ядра начальник дороги был прав, это самый быстрый из всех экспрессов, пыхтевших и свистевших в то время на железнодорожных путях. А все-таки его вера в любимого пса была непоколебима, и он сказал:
— Бьюсь об заклад на мое двухмесячное жалованье, что Да Скорей заставит попыхтеть даже Пушечное Ядро, которое его все равно не обгонит!
Весть о предстоящем состязании между собакой и экспрессом быстро облетела весь штат. Фермеры побросали свои плуги и поспешили на гонки, их жены оставили очаги и стирку. Даже школы в городах, через которые проходила Тихоокеанская железная дорога, распустили учеников, чтобы они могли увидеть это великое состязание. Позакрывались конторы и фабрики, даже похоронные бюро.
В назначенный день толпы людей собрались вдоль пути следования экспресса и собаки. Некоторые принесли плакаты: «Да Скорей да придет скорей!» А у других были: «Пушечное Ядро летит как пушечное ядро».
Начальник дороги поднялся вместе с Непоседой в кочегарку: он решил проследить, чтобы Непоседа подбрасывал сколько надо угля в топку паровоза и не мешал бы ему мчаться быстрей. На сотни миль вперед путь был открыт для знаменитого экспресса, все семафоры были подняты.
Да Скорей стоял рядом с паровозом позевывая, словно в удивлении, чего это все егозят вокруг. И даже после того, как начальник станции дал свисток и Пушечное Ядро, выпуская пары, застучал по рельсам. Да Скорей сначала почесал у себя за левым ухом, потом полизал правую заднюю ногу и только тогда припустил за поездом.
Пушечное Ядро полетел как стрела. Тук-тук-тук, тук-тук, — тук, тук-тук-тук… Он мелькал в глазах у зрителей, точно молния. «Идет!.. Вот он!.. Пролетел!..» — эти крики раздавались одновременно, так быстро он проносился. Даже разглядеть толком было ничего нельзя из-за пара, дыма и летящей золы. Под паровозными колесами рельсы пели, точно арфа, и еще полчаса стонали и гудели после того, как экспресс проносился по ним.
Однако Непоседа был уверен в своей собаке и не боялся подбавить в топке жару. Огонь у него чихал и кашлял. Он так бойко орудовал лопатой, что дверца топки почти не закрывалась. Пот катил с него градом, за один перегон он похудел на пятнадцать фунтов, никак не меньше.
Начальник дороги высунул было голову из кочегарки, и тут же ветер сорвал с его головы шляпу и оттянул назад уши. Шлеп, шлеп — шлепали они на ветру, точно праздничные флажки. Он ничего не увидел впереди, потому что зола и дым закоптили его защитные очки, и, оглянувшись назад, завопил от восторга: Его нет! — заорал он прямо в уши Непоседе. — Ваш Да Скорей не торопится, его даже не видно! Он отстал!
Непоседа чуть не выронил лопату с углем, сердце у него екнуло.
— Не может быть! — прошептал он.
— Отстал! Отстал! — вопил начальник дороги в восторге, точно муха, попавшая в шоколадную шипучку.
— Не верю! — перекричал Непоседа грохот паровоза. — Мой пес никогда меня не подводил! Дайте-ка я сам посмотрю!
И, швырнув еще тонну угля в топку, он высунулся из окна. Бросил взгляд назад, потом вперед, и глазам своим не поверил: ни следа, ни признака бегущей собаки. Зато он увидел такое, от душа ушла у него в пятки.
— Остановите поезд! — крикнул он начальнику дороги. — Впереди красный флаг!
— Да это нарочно воткнули там флаг, чтобы приветствовать нас, — возразил начальник дороги.
Но сам все-таки тоже выглянул в окно и завопил громче Непоседы:
— Стоп! Впереди размыт путь!
Не мешкая, он стал нажимать на все кнопки и рычаги, чтобы остановить Пушечное Ядро. Колеса заскрежетали по рельсам, из-под них посыпались искры, целый фейерверк искр — нет, что там, тысяча фейерверков, можно было бы открыть целую фабрику, готовящую фейерверки для праздника 4 июля в День Независимости.
Пассажирские вагоны, бежавшие за паровозом, не знали, что случилось, и потому не остановились, а продолжали гнать вперед и перелетели через паровоз, словно решили поиграть с ним в чехарду. Но, увидев, что впереди размыты пути, закрутили назад колесами и вернулись благополучно вспять.
Пушечное Ядро содрогнулось и со скрипом застыло на месте всего в нескольких дюймах от края обрыва в том месте, где река подмыла опоры моста. Непоседа тут же соскочил с поезда, начальник дороги за ним.
И вот перед ними, виляя хвостом, стоит Да Скорей. В зубах у него красный флаг. Тут начальник дороги все понял. Да Скорей опередил поезд и первым увидел размыв. Потом вернулся туда, где их приветствовал красный флаг, схватил его в зубы и снова забежал вперед, чтобы вовремя просигналить и предотвратить крушение поезда.
Итак, начальник дороги опять оказался в дураках и вынужден был признать, что в жизни не видел живой твари на четырех ногах, которая бы бегала скорей, чем Да Скорей. Он, не задумываясь, выплатил Непоседе проигранные деньги и даже потрепал Да Скорей по голове.
— Такая собака заслуживает награды, — сказал он Непоседе. — Я поговорю с боссом и добьюсь, чтобы отныне и пожизненно Да Скорей мог ездить в любом поезде Тихоокеанской железнодорожной компании и в любом направлении в собственном вагоне.
— Благодарю вас от имени моего пса, — сказал на это Непоседа, — однако, насколько я знаю характер Да Скорей, он скорее побежит, чем поедет.
И это была сущая правда. Да Скорей и так всем был очень доволен. И все-таки именно с того дня на поездах Тихоокеанской и прочих железных дорог разрешают перевозить в вагоне собак, если, конечно, за них заплатят.
Бом-кливер
Примерно в то же время и в тех же местах прославилась своей быстротой еще одна собака по кличке Бом-кливер. Некоторые уверяют, что она была не собакой, а лисицей. Но нет, она была собакой — собакой, которая охотится на лисиц, их теперь фокстерьерами называют. Этот фокстерьер принадлежал мельнику по имени Ларкин Сноу, проживавшему примерно в тех же местах, что и дядюшка Дэви Лэйн, хотя, как известно, они друг с другом никогда не встречались.
Ларкин был большим любителем лисьей охоты. Лай собак, преследующих лису, был для его слуха сладчайшей музыкой. Из всех собак Бом-кливер был самый быстрый и самый упорный. Ларкин очень гордился им, и, когда однажды охотники расхвастались своими собаками, он рассказал об особых достоинствах своей.
— Приводите своих собак, и я выставлю моего Бом-кливера против любой из них, — заявил Ларкин.
Он свистнул своему терьеру и показал его охотникам. Но те так и прыснули со смеху, потому что, честно говоря, Бом-кливер был совсем неказист. Крепенький, но низкорослый и чуть косоглазый, хотя, впрочем, этот недостаток можно было счесть и за достоинство, потому как пес мог, значит, смотреть одновременно в разные стороны. Владельцы балованных, откормленных, не косоглазых собак не задумываясь заключили пари с Ларкином.
На другое утро они привели своих холеных собак и на рассвете вместе с Ларкином и его Бом- кливером выступили в поход. Солнце еще только взошло, когда свора из пятидесяти собак на западном