Отвернувшись, Лана прикусила губу, чтобы сдержать эмоции. В поле зрения девочки вновь оказалась мамаша Баси: женщина перешла к активным действиям и гладила руку случайного знакомца, лежащую на своём плече. И чем думала эта девица, когда решилась рожать, прекрасно зная, что ребёнку доведётся обитать на Рабичче? Хотя скорей всего она даже не понимала, что делает. Ведь «даме», которой лишь с виду не меньше сорока, на самом деле от роду не больше двадцати. И ей тоже хочется успеть пожить, да чтоб «всё как у людей» случилось… Но вот что любопытно, как же она сумела заработать достаточно средств, чтобы вырваться со свалки и оплатить перемещение к Богодану себя и дочки?
– Хочешь, фокус покажу? – спросила старшая девочка. Не дожидаясь ответа, выхватила что-то из подсумка на поясе. – Смотри, с виду вроде бы простая бумажка…
Маленькая девочка кивнула и в свою очередь спросила:
– А что такое форкус?
– Сейчас узнаешь! Смотри, что будет…
В этот миг кисть руки Ланы дёрнулась. Её терминал внезапно подал вибросигнал. Но в данный момент девочка-подросток решила не делать пауз в представлении.
– Бам-пара-рам, еники-беники. – Она быстро складывала листок бумаги, её пальцы бегали как заводные, затем бумажный комок спрятался внутри ковшика сомкнутых ладоней. – Бим-сало-бим, три раза подуть, фу-фу-фу, и-и-и… фокус-покус!
Ладони разомкнулись.
Удивлённому взору ребёнка предстал дивный цветок с тонким стебельком и пышным бутоном, и не важно, что сложенный из бумаги. Бася в своей коротенькой жизни наверняка не видала ничего более удивительного. Малышка захлопала ресницами, её ротик открылся и забыл снова закрыться, а ручонки невольно потянулась к произведению искусства оригами.
– Держи, это тебе.
Левое запястье Ланы вновь ощутимо вздрогнуло. Терминал «ужалил» хозяйку сильнее, требуя обратить на себя внимание.
– Ой! Какой красивый форкус! – Девчушка бережно взяла подаренный ей цветочек, поглядела на него широко распахнутыми глазами и подняла взгляд на Лану. – Тётя Ла, ты, наверно, сказочная фея?
– Не наверно, Бася, не наверно. – Старшая девочка подмигнула младшей и правой рукой погладила мышиные с проседью волосики. – Точно так…
В этот миг прямо перед иллюминатором возник самый настоящий… боевой катер. Ощетинившийся жерлами и стволами лучевых и прочих орудий хищный силуэт появился внезапно, и пассажиры, столпившиеся у «ромба», разом смолкли.
Лана тоже не договорила фразу, она крепко, словно испытав внезапную боль, стиснула губы и вскинула запястье, окольцованное литермином. «ИтМак» тотчас высветил объёмную проекцию катера, позаимствованную им из памяти видеосенсоров пассажирского экспресса, и сопроводил изображение колонкой тактико-технической информации.
– Можно, я маме покажу?
– Что?.. – спросила Лана, покосившись на Басю. – Ах да, конечно, только не забудь сказать ей, что это от доброй феи.
Последние слова она договаривала на ходу, через плечо, потому что уже сделала несколько быстрых шагов по направлению к своему деду. В бою ей положено находиться рядом с ним, прикрывать спину и выполнять указания старшего воина.
– Мда-а, не попытать нам счастья в гуриндовой лотерее… – произнесла девочка-подросток. Но даже тени сожаления в её голосе не промелькнуло.
То, что катер вполне может заявиться по их две души, не вызывало у неё сомнений.
Нескончаемое преследование различных вражеских сил длилось ровно столько, сколько она себя помнила. По словам дедушки, даже больше – с момента её рождения. Кто угодно и что угодно, в любое из мгновений, само не подозревая, могло выступить в качестве проводника вселенской воли. Настигнув беглецов, исполнить вынесенный приговор.
Орудием убийства способна обернуться даже эта девчушка с ранней сединой в волосах. К счастью, не пришлось сворачивать ничью шейку, защищаясь от внезапной атаки какого-нибудь гуманоида метрового росточка, замаскировавшегося под детёныша человека.
Дед, конечно же, только сделал вид, что дремлет. Он внимательно следил за внучкой и наверняка не приветствовал тесное общение с потенциальным врагом.
– Оно и к лучшему. Вообще незачем было тащиться в это паломничество для слабаков, – убеждённо произнесла Лана, вернувшись к нему. – Сам же с пелёнок мне вдалбливал, что лёгкие пути ведут в тупики.
– Ты права. В минуту слабости возникла у меня идея проверить, бывают ли исключения из правил, не подтверждающие их. Совсем уже старый я, коль допустил, что конец нашего пути обнаружится здесь. Откуда вечному миру взяться в точке пересечения мириадов эгоистичных интересов соискателей…
– Раньше, чем ты совсем постареешь, я превращусь в старую деву, – не менее убеждённо заявила внучка.
Даже гипотетически представлять, что с нею будет, когда он
…Не знаю достоверно, что в процессе перехода испытали остальные, но лично мне было, мягко говоря, не по себе, особенно в начале. Подозреваю, браться за руки совершенно не обязательно, но локосианка настояла. Думаю, для неё это – принципиальный момент. Наверное, хотела всех нас сплотить, хотя бы простейшим способом, символично. Или же ей таким образом проще контролировать процесс?
Дрогнула душа и натурально опустилась в пятки, когда багровое закатное солнце, волны лимана и сосны на берегу начали растворяться, сменяясь мутно-жёлтой пеленой. Свирепо закружилась голова, ускользнула из-под ног почва и вышибло дыхание, будто сильным ударом порыва ветра в лицо. Замельтешили, калейдоскопически сменяясь, неразборчивые, трудноуловимые картинки… Почему-то возникла мысль, что это пролетают мимо бесчисленные миры.
Когда я был совсем крохотным пацанчиком, бабка мне рассказывала, что в юности она и её ровесники часто водили хороводы вокруг жарких высоких костров и распевали народные песни. Слова одной из них я смутно помню, там что-то говорилось о пущенном с горы колесе, которое загорелось и превратилось в солнце. И я, четырёхлетний мальчонка, перед сном представлял чудо солнцеворота, и затем снилось оно мне. Теперь вот – повторилось, только наяву. Громадное бурлящее светило, взгляда не хватит объять, и цвета такого же, как в детстве звёзды в окне, когда засыпаешь и видишь их сквозь прикрытые веки… Пульсирует, манит, притягивая к себе.
Солнечное колесо закружилось, набирая темп, и вместе с калейдоскопом зримых обрывков уже доносились мириады голосов, клокочущая смесь звуков… А потом я исчез, ни мысли, ни чувства, ни воспоминания. Сколько времени меня не существовало, трудно сказать, может, секунду, а может, век.
Потом вновь начал вспоминать, а значит – существовать. Хотя первые мгновения ничегошеньки толком не соображал, просто БЫЛ, возможно, нечто подобное ощущают младенцы сразу после рождения. Когда извилины опять начали шевелиться, я осознал, что куда-то испарилась большая часть моей одежды и боевой экипировки, а из оружия при мне остался лишь единственный «огнестрельный» пистолет.
Ну что ж, воистину новое рождение, и как положено, фактически в голом виде.
Башка мутная-мутная, как с добротного перепою, только вот боли нет и все ощущения притуплены. Хоть имя-то своё помню? Помню. Виталий. Жизненный, значит. Ага, с этим порядок, значит, и с любой другой оказией разберёмся, надеюсь. До жути неприятно, оказывается, это «бесцельное» перемещение. Отчаянный прыжок через провал неизмеримой глубины, в неведомые дали, распростёршиеся на пресловутом «том краю» пропасти… Стоишь в одной из точек родной планеты, в милом глазам и сердцу месте, и вдруг всё вокруг тебя начинает сыпаться, растворяться, стремиться в небытиё. И сам – валишься туда же.
Возвращаешься в себя, вокруг снова что-то есть, и ты сам есть, но в упор неясно, где же ты есть, неясно, что с тобой и как дальше-то быть… Да уж, мы с Алексом и сами немало… пошныряли по мирам, коротко выражаясь. Но у нас это получалось как-то иначе, куда менее болезненно и обескураживающе. Не
