Значит, целовал он лишь для того, чтобы защитить? Чтобы продолжить разыгранный перед модисткой спектакль, чтобы заставить молчать в опасный момент? И даже второй поцелуй наверняка имел рациональное объяснение!
Сгорая от ярости, Делия решительно повернулась и направилась в спальню. Толкнула открытую настежь дверь, чтобы захлопнуть, однако стука не последовало.
Она оглянулась и с трудом сдержала возмущенный возглас: следом, чернее тучи, в комнату влетел Дел.
От ярости едва не закипела кровь. Делия выпрямилась во весь рост, картинно указала на дверь и даже открыла рот, чтобы потребовать немедленно удалиться…
Он схватил ее за руку, привлек и заключил в объятия.
Склонил голову и накрыл губы горячими жадными губами.
Глава 6
Он завладел всем ее существом. Прижал к себе с такой силой, словно пытался навсегда слиться воедино.
Поцелуй оказался страстным до безумия. Можно было подумать, что он готов проглотить, потребовать бесспорного обладания, любым доступным способом сделать своей.
Делия запустила пальцы в темные волосы, нетерпеливо и пылко ответила на призыв. Две воли, два характера встретились и столкнулись в огненном водовороте страсти. Желание вспыхнуло и увлекло в иной мир, где жизнь подчиняется законам наслаждения, а время замирает.
Гнев, который только что руководил действиями и словами, мгновенно превратился в новую силу, неумолимо сметавшую логику любых рассуждений. Женственная сущность уже не поддавалась контролю, требовала свободы и стремилась вырваться из тесной клетки.
Голод продолжался слишком долго; терпение иссякло.
Дел склонился ниже, безжалостно углубил поцелуй, а Делия тут же ответила и прижалась всем телом, спеша встретить и принять любую, самую смелую ласку.
Она помнила и жар, и лихорадочное ожидание близости. И все же в этот раз все происходило иначе: костер разгорался с невиданной силой, и искры улетали в небеса.
Дел испытывал те же чувства; ясно понимал, что надо немедленно остановиться, что вообще не следовало позволять себе этот опасный, провокационный поцелуй. И все же поцелуй был необходим. Необходим, чтобы показать то, чего Делия не хотела видеть и понимать, чтобы недвусмысленно продемонстрировать: она принадлежала ему безраздельно и глубоко. Обладание давало право защищать любыми доступными способами.
Дел слегка отстранился и тихо пояснил:
— Вот почему я должен обеспечить вам полную безопасность.
Безопасность от Черной Кобры, от любой из возможных угроз.
Потому что она принадлежала ему — ему и больше никому, во всем белом свете.
Делия смотрела не мигая, и в изумрудных глазах светилось страстное нетерпение. Привлекла его голову, прильнула губами к губам и повергла в огненную пучину.
Вожделение закружило в безумном водовороте.
Ах, если бы сохранилась способность думать… но властно сжимавшие голову руки и горячие ненасытные губы лишили воли и прогнали прочь мысли.
Ответ последовал мгновенно, неоспоримый и вдохновляющий: тихий стон поведал больше, чем могли бы объяснить слова. Пальцы заблудились в волосах, в то время как его пальцы манили, играли, дразнили и познавали.
Даже пелерина не помешала сильным и нежным пальцам до боли растревожить грудь. Столь сладкой истомы она не знала.
Она потянулась к пуговицам на пальто Дела в тот самый миг, как он начал расстегивать пелерину.
Несколько безумных минут пролетело в вихре дерзких рук, жадных и настойчивых пальцев, в неумолимо нарастающей варварской потребности устранить все преграды.
Одежда летела во все стороны; ее срывали торопливо, неосторожно, а порой и грубо.
Слепое вожделение диктовало собственные законы, навязывало невиданные ранее правила.
Горячие, жесткие, бескомпромиссные руки Дела добрались до нежной кожи, а Делия жадно завладела его плечами и грудью. Мускулистое, сильное, тяжелое мужское тело окончательно свело с ума.
Его губы спустились по шее и принялись дразнить соски — один за другим. Делия прогнулась и тихо застонала.
Отдавая и тут же сторицей получая взамен, они ласкали друг друга, мгновенно отвечая на призывы.
Так продолжалось до тех пор, пока объятие не опрокинуло обоих на широкую кровать. В сплетении ног и рук продолжался путь к вершине, бесстрашно покорялись заповедные, неведомые и оттого еще более желанные тропинки.
Дел провел рукой по шелковой коже бедер, и Делия приподнялась, стремясь оказаться ближе. Прильнув губами к губам, прижалась всем телом, без слов умоляя об окончательной близости.
Он не заставил себя ждать. Приподнялся, ногами широко раздвинул ноги и стремительно, одним энергичным движением соединил тела в первозданном и вечном порыве.
Делия едва не задохнулась. Каждая клеточка сгорающего в жертвенном огне существа сначала напряглась от неожиданного ощущения, а потом уступила новизне и неотвратимости вторжения. Делия судорожно вздохнула. Переживания и впечатления рвались на волю, однако крик и стоны утонули в жадном поцелуе.
Дел на миг отстранился и погрузился вновь, на этот раз еще глубже. Стальной клинок обрел шелковистые мягкие ножны.
А потом началась дикая скачка.
Делия увлекала и удерживала с языческой жадностью. Она слилась в одно целое с возлюбленным: танцевала, скакала верхом, даже пыталась перепрыгнуть через костер, однако не рассчитала и упала в самое сердце огня.
Горели и сгорали оба. Жаркое пламя сжигало дотла, но Дел не переставал безжалостно раздувать искры…
И вот наконец томление достигло предела, застучало в крови и иссушило последние капли воли.
Мечта и восторг — такой была Делия. Никогда прежде Делу не приходилось испытывать столь острой, всепоглощающей потребности овладеть женщиной — сделать ее своей, несмотря ни на что, вопреки всем и всяческим ограничениями запретам. Вопреки собственным принципам.
Та сила, которая им руководила, напоминала безумие: отчаянное желание и маниакальная убежденность в необходимости происходящего неумолимо толкали вперед. Сумасшествие проникло глубоко; не только в плоть, но и в душу, и в мысли. Жизнь не могла продолжаться без обладания — часть его существа приняла неоспоримый факт как данность. Эта первичная, примитивная сущность вое
Да, Делия принимала его с радостью и готовностью.
Он окончательно утратил контроль: тяжелые веки едва открывались, дыхание вырывалось судорожными толчками, зрение отказывалось служить. То же самое происходило и с Делией. Должно быть, напрасно, но он не обращал внимания на неудобства, да и она, к счастью, ничего не замечала. Если бы даже и закрались сомнения в искренности ощущений, то оставшиеся на коже следы от ногтей без труда бы их развеяли.
Жар в крови нарастал, и постепенно единственно важным осталось лишь желание подарить оргазм.