занимающийся направлением SaaS (Software as a Service).
Вопросы будут приниматься по 11 октября включительно в комментариях к этой записи и по электронной почте site@computerra.ru (обязательно с пометкой "Читательское интервью").
Промзона: Военный скейтборд на гусеничном ходу
Автор: Николай Маслухин
На выставке военной техники в Детройте канадская фирма BOG Werks представила [http://bpg- werks.com/] свое последнее изобретение - гусеничный скейтборд DTV Shredder. Весьма необычное транспортное средство является гибридом танка, скутера и Segway, причем берет лучшее от каждого из своих прародителей.
DTV Shredder был разработан для военных целей, поэтому отвечает самым высоким запросам. Его небольшой вес (38 кг) и стальная платформа с гусеницами обеспечивают уверенную проходимость на любой местности: глубокий снег, песок, грязь, лед. Благодаря низкому центру тяжести и пятнадцатисильному четырехтактному двигателю от Honda, Shredder развивает скорость до 48 км/ч и легко взбирается на склоны c углом наклона 40 градусов. Кроме того, скейт способен тащить на буксире прицеп с ранеными или даже автомобиль.
Для удобства пилота Shredder снабжен длинной рулевой мачтой, позволяющей наезднику крепко держаться 'в седле'. Кроме того, производителем предусмотрен режим дистанционного управления, открывающий широкий простор для применения этого транспортного средства. Ориентировочная цена на DTV Shredder составит 4900 долларов.
Василий Щепетнев: Первый мандарин
Автор: Василий Щепетнев
Можно долго рассуждать, где проходит граница между праведным гневом и патологической мстительностью.
Любое субъективное определение выводится прежде всего из собственного опыта, а за неимением такового - из привитых в детстве и юности понятий и правил. Уже и видишь, что жизнь сложнее представлений о ней, что реальность не оставляет камня на камне от заложенного кем-то и когда-то фундамента, а - все равно: не могу поступиться принципами, и баста. Солнце вращается вокруг Земли, все работы хороши, партия прикажет, молодежь ответит 'Есть!'. А если не отвечает, не берет под козырек - значит, это неправильная, плохая, выродившаяся молодежь. Вот прежде...
А как - прежде? Откуда нам знать, как было прежде, если мы и настоящего толком разглядеть не можем, порой доверяя телеящику больше, нежели собственным органам чувств?
Но иногда, иногда...
Иногда удается увидеть и прошлое.
Итак, времена Иоанна Васильевича: укрепление административной вертикали, разделившей страну на земщину и опричнину, борьба за власть, борьба против власти, а посреди всего - обыкновенный, средний человек, купец Калашников, потерявший семью волею случая.
Но случая ли?
Зять Малюты Скуратова, правя в нетрезвом (или трезвом) виде шестеркой вороных, раздавил жену и ребенка Калашникова - и остался безвинным. Велено было считать, что наезд совершил вовсе не зять, а лихой человек, только издали похожий на зятя.
Однако Калашников своим глазам верил больше, нежели чужим словам, и потому требовал справедливости.
И успокаивали его, и увещевали, даже блаженный Василий навестил Калашникова. Говорил, что нет злого умысла у малютинского зятя, он случайно давит людей, ну вот как обычный человек, гуляя, давит мураша или другую насекомую. Если насекомая будет докучать, жужжать, а пуще жалить, тогда ее раздавят непременно, потому смени гнев на покой и смири гордыню, человек. Пока не поздно, пока не опоганил бессмертную душу.
Но Калашников блаженного выслушать выслушал, а успокоиться не успокоился. Горько ему стало от сравнения с бессловесным мурашом, решил он добиваться правды даже ценой спасения души. Хотел поначалу фузею фряжскую купить, да издали зятя малютинского и выцелить, как писано в 'Повести о стрелке Шиловского Вора', но был Калашников человеком трезвомыслящим и знал, что никто ему запросто на базаре фузею не продаст, а вот его самого продадут обязательно.
Пытался он челобитную царю подать, Симеону Бекбулатовичу, да только не такое это простое дело - дотянуться до царя. Аудиенции людишкам калибра Калашникова царь не давал, по протоколу не положено. Бояре, что имели доступ к Бекбулатовичу, прослышав, что дело касается Малюты, наотрез отказывались передать челобитную, не прельщаясь ни соболями, ни златом-серебром. Посылал Калашников челобитную и почтой простой, и почтой фельдъегерской, и почтой голубиной, но тщетно. С отчаяния обратился купец к заветной книжке заклинаний и волшбы, в ней и узнал, как докричаться до царя. Вечером полной луны пошел он в старый-старый чулан, заросший паутиною, в ту паутину крикнул свои укоризны - и стал ждать. Часа не прошло, как явился усатый фельдъегерь и принес пакет запечатанный, а в пакете - царево письмо, мол, так и так, царь разделяет скорбь, но нужно понимать: есть презумпция невиновности. Лучше отпустить десять виновных, нежели наказать одного невинного, таков наш русский закон, а он, хоть и царь, закону повинуется и перед законом немеет. Поскольку нет твердой уверенности в вине малютинского зятя, а, напротив, есть сомнение, то и речи о наказании вести не должно. Дата, подпись.
Другой бы это письмо в рамочку поместил, на видное место повесил, а Калашников в сердцах скомкал, да в угол бросил, и той же ночью пошел на Кукуй, где жили иноземные купцы. Хотел и в самом деле фряжскую фузею сторговать, да по пути напали на него злые люди, стукнули по голове, подвезли к реке, порытой льдом (на дворе уже стоял декабрь), где и бросили в прорубь, приговаривая: не суйся, куда не след.
И кажется Калашникову, будто несет его по темному коридору, и великая стынь борется с ним, сковывая члены, язык, мысль. А в конце коридора - свет, и голоса любимой жены и малого дитяти. Он - к ним тянется, но течение несет мимо, во тьму, в которой лишь малиновые огоньки мерцают. Тогда он успокоился сердцем, перестал противиться неизбежному и пустил стынь в душу.
Очнулся Калашников от того, что чужие руки нещадно мяли и щипали его иззябшее тело. Оказывается, течением вынесло его верстой ниже в другую прорубь, и бабы-портомойки ухватили Калашникова, вытащили, отнесли в избу, раздели, влили в горло горячего хлебного вина и растирали, покуда не привели в чувство.
Купец поблагодарил спасительниц и отправился восвояси. Как он не умер, проведя в воде с полуночи до утра? Знать, такой ему жребий. Стал он спокоен и холоден, прекратил искать справедливость, и вдругорядь его топить передумали: покорность купца пришлась кому-то по душе, сломать всегда слаще, чем убить.
Прошло четыре недели, наступило новое полнолуние.
Заперся он в кабинете (хотя от кого запираться - слуг он рассчитал, оставил при себе лишь трех- четырех, которые хозяина сами обеспокоить не смели) с куском хлеба, чаркой водки да гвоздиком двухдюймовым. Первым делом выпил он чарку водки, вторым - пожевал хлеб, но не проглотил, а из мякиша слепил фигурку да положил в лунный свет. Третьим делом пронзил фигурку гвоздиком, да пошел спать. Поутру мякиш в очаг бросил, а гвоздик сохранил, чувствовал - много работы будет гвоздику.
А по Москве пошли слухи: скончался малютинский зять, занялся синим пламенем и, страшно вопия, сгорел. Верно, черти заживо утащили его в ад за грехи - много православных душ загубил. Хотя куда ему до тестя...
Прерву повествование. Условия заданы: обыкновенный, не злой человек теперь может уничтожить
