Бишоков успел выброситься из корзины с парашютом, но приземлился, раненный в обо ноги. Его без сознания подобрали артиллеристы и отвезли в полевой госпиталь. Так закончилась наша работа перед штурмом Данцига.

А город этот был взят нашими войсками сразу же после того, как фашистский гарнизон отверг ультиматум о капитуляции. И 30 марта 1945 года в приказе Верховного Главнокомандующего сообщалось, что войска 2-го Белорусского фронта полностью овладели городом и портом Данциг.

31 марта в газетах был опубликован Указ Верховного Совета СССР о награждении маршала К. К. Рокоссовского орденом «Победа». Приказом по фронту и наши участники этой операции отмечались боевыми наградами.

Поначалу на партийных собраниях в отрядах, а затем, и на общедивизионном собрании мы подвели итоги нашей первой боевой операции на 2-м Белорусском фронте. Боевые листки рассказывали о мужестве и героизме воздухоплавателей Клишина, Можаева, Иняева, Гречаного и многих других.

Но вот новое распоряжение штаба артиллерии фронта: нам предстоит трехсоткилометровый марш в район города Штатгарда (Кольтбатц) для работы с 65, 70 и 49-й армиями.

И дивизион снова готовится к маршу.

В тылах фронта майор И. П. Торба оформляет новые грузовые машины для всех отрядов. Только мой шофер ефрейтор Василий Козуб не желает расстаться со своей старенькой эмкой, на ней и готовится к маршу.

Вскоре выступаем. Впервые за всю войну видим кавалерийские части. Как-то непривычно наблюдать бравых [114] конников на стройных и красивых лошадях в этой мешанине танков, мощных машин, бронетранспортеров. Но чувствуется, что кавалеристы попривыкли к особому вниманию со стороны технарей, а лошади их — к гулу и треску моторов: не шарахаются, ведут себя гордо и независимо.

7 апреля дивизион на подходе к Штатгарду. В этот день мы получаем распоряжение о закреплении отрядов за тремя армиями, которым предстоит форсировать Одер, и, обеспечив, по старому правилу, отряды всем необходимым, несколько перераспределив воздухоплавателей, я еду с командирами отрядов в артштабы армий знакомиться с конкретными задачами.

А задачи наши те же, что и раньше, — разведка огневых средств противника, его инженерных сооружений, наблюдение за передвижением и сосредоточением войск и техники и конечно же корректировка огня артиллерии. Особенность же предстоящей работы — в условиях местности. Дело в том, что Одер в этом районе делится на два рукава — Ост-Одер и Вест-Одер, — каждый шириной метров двести пятьдесят. Между рукавами — трех-четырехкилометровая пойма с каналами, болотами. К тому же западный берег, так сказать, господствует над нашими позициями, основательно возвышается. Командование поэтому и возлагает большие надежды на разведку воздухоплавателей. Не случайно командующий артиллерией генерал А. К. Сокольский результаты наблюдений с аэростатов при наведении переправ и форсировании реки приказал передавать непосредственно в штаб фронта.

КП дивизиона мы разместили в центре действий отрядов, в пригороде Вольтина. До начала наступления аэростаты поднимать решили только с запасных позиций. Но враг тоже начеку, тоже не дремлет.

Невдалеке от нашего КП, помню, была невзрачная церквушка. Стоит да стоит. Вокруг нее кружатся голуби. Тоже, казалось бы, какое отношение к войне имеют? Только вот чем-то насторожили они старшего лейтенанта А. В. Ячменева. Он возьми да и подстрели на лету из малокалиберной винтовки пару голубей. И что же? На ноге одного оказалась прикреплена зашифрованная врагом почта!

Вразведотделе штаба фронта установили, что и так вот немцы передавали данные о дислокации наших войск здесь, на восточном берегу Одера. [115]

19 апреля к нам на КП приехал начальник разведки артиллерии фронта и сообщил, в каких местах инженерные части будут наводить переправы. Наша задача охранять их, засекать любые средства, мешающие наведению.

На следующий день с утра на всем участке фронта началась мощная артподготовка. В это время саперы принялись за переправы, а аэростаты наши поднялись в воздух.

Прошел час — половина переправ была наведена. Но как только артподготовка закончилась, неподавленные огневые точки противника тут же принялись за ответный огонь.

Форсирование Одера живо напомнило мне чем-то форсирование Невы. Но разве можно было сравнить оснащенность переправочными средствами с той, которой располагали наши инженерные войска в начале войны?! Невольно подумалось: вот бы нам тогда такие переправочные средства…

Первые сведения в штаб передали Иняев, Можаев и Клишин. Артиллерийская канонада не смолкала ни на миг, и больше часа они вели разведку, корректировали огонь. Переправы в центре прорыва и на правом фланге тщательно уберегались от артиллерии противника. Так что на правом фланге наши войска даже захватили плацдарм на западном берегу. Но тут из района Штеттинских укреплений по этому плацдарму и переправам гитлеровская тяжелая артиллерия открыла огонь.

Ферцев и Иняев быстро обнаружили эти батареи, вызвав огонь артдивизионов на их уничтожение. Однако командир артиллерийского полка попросил уточнить координаты противника. Дело в том, что стало известно о складах с цистернами, в которых, по данным разведки, находился газ иприт. С этими складами лучше быть поосторожнее, и наши воздухоплаватели действуют предельно точно. Вражеские батареи вскоре замолкают.

…Шесть дней и шесть ночей наши аэростаты беспрерывно находились в воздухе на восточном берегу Одера. Как и прежде, блеснули мастерством опытные воздухоплаватели Можаев, Ферцев, Белов, Гречаный, Клишин, Киприяпов, Ольшанский.

Дивизионом было проведено более 100 подъемов, обнаружено 160 целей, по которым семьдесят раз корректировался огонь. Со всех трех аэростатов воздухоплаватели передавали в штаб данные наблюдений за полем боя, то и [116] дело по ходу операции выполняли и специальные поручения штаба фронта.

И как же мы были благодарны нашим летчикам-истребителям за поддержку, за то, что дали нам возможность спокойно работать.

Вот как рассказывал о тех днях в газете «Красная звезда» подполковник П. Трояновский:

«…25 апреля фашистская столица была полностью окружена и отрезана от всей страны. Берлин перестал быть похожим на Берлин. Он молчал, на улицах замерли трамваи, остановились поезда метро, потухли лампочки, берлинцы спешно копали колодцы и ходили за водой на Шпрее.

Аэропорт Темпельгоф, оставшийся в руках врага, нейтрализовала наша артиллерия. Это была замечательная работа. Однажды вечером артиллеристы одного советского соединения подняли в воздух аэростат. Корректировщик майор А. Филиппов увидел в бинокль взлетные площадки Центрального берлинского аэропорта, ангары, много самолетов самых различных систем.

— Прошу огня! — сказал Филиппов по телефону в штаб.

Ударили пушки. Филиппов наблюдал разрывы снарядов и сообщал по телефону необходимые поправки.

Немцы на аэродроме засуетились. Многие самолеты начали рулить к старту. Вражеские зенитки открыли огонь по аэростату.

— Спустите меня ниже! — скомандовал Филиппов. Немецкие снаряды начали рваться высоко над ним, а наши пушки, пристрелявшись, перешли на поражение. Филиппов сообщал:

— Горят три самолета.

— Подбит истребитель!

— Вспыхнули две автоцистерны…

За два часа непрерывного огня наша артиллерия сожгла и подбила 22 немецких самолета, из них 4 загорелись на взлете.

Ночью советская артиллерия обрушила на Темпельгоф новый удар. После него, вплоть до занятия аэропорта нашей пехотой, ни один немецкий самолет не поднимался отсюда в воздух и не садился здесь».

Все задачи фронта и артчастей по разведке и корректировке огня по целям противника в те дни мы выполнили с честью. Дивизиону была объявлена благодарность командующим артиллерией фронта генералом А. К. Сокольским, [117] а приказом фронта дивизион наградили орденом Александра Невского. Отметили и особо отличившихся наших товарищей.