стал. Не посчитал нужным или в кои-то веки решил согласиться — уточнять я не стал, потому как заметил расколотую вывеску «Джинсы» на стене соседней пятиэтажки.
—
Ты это, — остановился я, — погоди минут пять.
—
Зачем еще? — насторожился опер.
—
Надо мне! — Я шагнул к выбитой витрине расположенного на первом этаже жилого дома магазинчика и пояснил: — Производственная необходимость.
—
Мародерствовать, что ли, собрался?
—
Да ты посмотри на мои джинсы! Чуть ли не до дыр протерты уже! Еще и мокрые, блин!
—
А давай, ты потом шопингом займешься? Разберемся с нашим делом для начала, лады?
—
Ты, блин, ничего не понимаешь! — возмутился я. — Нормальные джинсы — это конкретный дефицит! Все рыбные места давно обчищены. А вдруг здесь теплые зимние есть?
—
Малыш, ты ничего не забыл? — нахмурился Кузнецов. — Мы тут вроде спасать кого-то идем. Нет?
—
Мы дольше с тобой препираемся уже! Я только гляну!
—
Пошли, говорю! Не трать наше время!
—
Фиг с тобой! — выругался я и зашагал по тротуару злой как черт. Дошел до угла и встал, когда неожиданно зарябило в глазах. — Стоять!
Вскинувший автомат федерал моментально замер на месте, а потом попятился к стене дома.
—
Что случилось?!
Я несколько раз моргнул и с облегчением махнул рукой:
—
Отбой!
—
Что случилось? — повторил не спешивший опускать оружие Кузнецов.
—
Ничего странного впереди не замечаешь?
—
Нет.
—
Точно?
—
Да хватит уже загадки загадывать! Говори нормально!
—
Ну тогда, — я огляделся по сторонам, — хоть вон на стену девятиэтажки посмотри…
—
И что? Обычная стена.
—
Черные точки видишь или со зрением проблемы?
—
Точки вижу, — с раздражением глянул на меня Кузнецов. — И что с того?
—
А теперь, не отводя взгляда, шагни в сторону, — улыбнулся я.
—
Опа! — удивленно присвистнул опер, выполнив мое распоряжение. — Так они в воздухе висят?!
—
Только заметил?
—
Ну да… — начал присматриваться Кузнецов к едва заметным крапинкам. — Слушай, они и перед нами есть!
—
Угу, — кивнул я. — А еще обрати внимание, что там ни деревья, ни кусты не растут. И асфальт трухой усыпан.
—
И что с того?
—
Это «точки», «кубик-рубик», или «калейдоскоп».
—
«Калейдоскоп»? — удивился опер.
—
Ну да, — кивнул я. — Такая трубка с разноцветными стекляшками и зеркалами, закрытая с одной стороны матовым стеклом. Ты в нее смотришь, тихонько крутишь, и узоры меняются.
—
А при чем здесь это?
—
Смена узоров происходит рывком, ты потихоньку поворачиваешь трубку, и — раз! — новый узор. Так и тут: идешь, никого не трогаешь, а потом те самые черные точки начинают двигаться и делают в тебе кучу дырок. Похоже, где-то поблизости гравитационная бомба упала или движок у флаера рванул. Аномалия, чтоб ее.
—
Получается, если мы ломанемся напрямик, то нарушим гравитационное поле и «калейдоскоп» сработает?
—
Именно, — кивнул я. — А поэтому давай-ка через дорогу перейдем. Там вроде просвет.
—
А что это за точки, кстати? — спросил Кузнецов, когда мы перебежали через проезжую часть.
—
Без понятия. Вроде пыль, гравитационной аномалией сжатая. — Я зашагал к видневшемуся за перекрестком скверу и предупредил федерала: — Тут осторожней. Самые гнилые места начинаются.
—
Ты об этом? — указал опер на выглядывавшую из-за дома сигару сбитого флаера. В серебристой обшивке летательного аппарата зияли оставленные зенитными снарядами дыры, а хвостовая часть и вовсе оказалась оторвана.
—
Вроде того, — кивнул я, внимательно разглядывая вздыбившийся вокруг флаера асфальт.
—
Нам на ту сторону?
—
Да,
Вы читаете Пятно
