капитанскую каюту.

— Все равно переберетесь, — говорил Бошняк. — Холодно ведь на судне, как ни топи!

— Ну посмотрим! — с улыбкой отвечал Клинковстрем.

По первому зимнему пути Бошняк намеревался отправиться в горы в новую экспедицию для обследования перевала через хребет, оттуда — в верховье речки Хунгари, с тем чтобы найти удобный путь из залива Хади на Амур. Двое местных орочон и казак Парфентьев будут сопровождать его. Все готово, и нарта с собаками куплена в деревне. С проводниками договорились. А летом Бошняк пойдет к югу, на Самаргу, а потом, может быть, найдет гавань — Палец… Бошняк мечтал найти эту таинственную бухту, куда, по рассказам туземцев, китайцы приходят из Маньчжурии ловить трепангов.

Невельской твердил, что управление краем должно быть на южном колене Амура, а главный порт — в южной бухте, которая не замерзает. Бошняк перезнакомился с орочонами в стойбище и часто расспрашивал их обо всем.

Но вот однажды утром с Маячного острова просигналили: «Идет судно». Часовой на посту принял сигнал и доложил своему начальнику.

Бошняк и Клинковстрем вышли из домика, где они играли в шахматы, и навели трубы. Из-за острова над низко лежащим на воде туманом показались паруса. Самого судна некоторое время не было видно. Но вскоре открылся трехмачтовый транспорт.

— Да это «Иртыш»! — воскликнул Бошняк.

Судно было какое-то странное. Ползло как черепаха. На нем делалось все очень медленно. Наступил полный штиль. На «Иртыше» отдали якорь. Судно стало у входа в бухту. «Иртыш» и прежде был известен как корабль «плохоход».

— Ну, слава богу, нашелся «Иртыш»! — сказал Бошняк.

Клинковстрем хмурился и даже, как показалось Николаю Константиновичу, озаботился.

— Поздние гости, — заметил он.

Офицеры отправились на шлюпке на судно.

— В нашем полку прибыло, — говорил довольный Бошняк. Но тут он вспомнил, что Геннадий Иванович разрешил Клинковстрему до 15 октября выход в море, если «Иртыш» останется в Хади. А ведь сегодня 11 октября. Николай Константинович знал, что казенные суда Камчатской флотилии снабжаются очень скупо, лишь по день возвращения в Петропавловск. Им всего дают в обрез, так как на Камчатке никогда не хватает продовольствия.

Поднялись на борт. Офицеров встретил командир «Иртыша» Петр Федорович Гаврилов, молодой человек с болезненно желтым лицом. Взор его блестел, но без оживления. Тут же Дмитрий Иванович Орлов с седой бородой и с выдавшимися скулами.

«Что они как из госпиталя?» — подумал Бошняк.

Гаврилов стал говорить, что на «Иртыше» половина команды больна, что гавани на Сахалине нет, на Камчатку возвращаться поздно, поэтому пришли сюда.

— А какое у вас снабжение? Есть ли запасы? — спросил Бошняк.

— У нас никаких запасов нет, Николай Константинович, — разведя руками, сказал Гаврилов, — мы голодали. Буссэ не только не снабдил нас, но еще и у нас отнял последнее продовольствие, узнав, что я иду сюда на зимовку. Он сказал, что здесь есть все и Невельской приготовил тут склады с продовольствием для будущих экспедиций. Поэтому я не мог отказать.

Гаврилов с надеждой посмотрел на Бошняка.

Николай Константинович почувствовал, что от ужаса и гнева у него волосы зашевелились на голове.

— Боже мой! — воскликнул он. — Да здесь у нас запасов только на десять человек! Как же Буссэ посмел так поступить? Ведь он все знал!

— А почему вы отдали свои запасы? — с холодным пренебрежением спросил Клинковстрем. — Вы же знали, что Муравьевский пост снабжен в изобилии?

Гаврилов смутился.

— Буссэ прекрасно знал, что мы здесь очень ограничены продовольствием! — продолжал Бошняк.

— Как же я мог не отдать продовольствие, — отвечал Гаврилов, — когда майор Буссэ приказал мне именем генерал-губернатора выгрузить все, что у меня есть?

— А вы, вы, Дмитрий Иванович, что же смотрели?

— Что я! Я пришел поздно, Николай Константинович! Уж все забрано было, судно отошло, выстрелили, чтобы меня забрали. Да и Буссэ в самом деле уверял, что здесь все есть, что Невельской будто завез для экспедиций будущего года, которые пойдут на южное побережье.

— Почему же командир Муравьевского поста майор Буссэ хоть больных не взял с судна на берег? — запальчиво спросил Бошняк.

— Что я с ним мог поделать! — с досадой ответил Гаврилов. — Он отказался наотрез!

— Это очень неблагородно с его стороны, — заметил Бошняк и подумал про начальника Муравьевского поста: «Он порядочный эгоист. Отпустить в море судно, когда половина команды больна. Это же преступление!»

— Почему же он не оставил судно на зимовку на своем посту?

— Гавани нет. В заливе Анива зимовать суда не могут.

— Ну что же, будем делить что есть! — сказал Бошняк.

«Теперь все эти казенные голодные люди сядут на мою шею», — подумал Клинковстрем.

Клинковстрем только удивлялся, какой бестолковый народ здешние морские офицеры.

Бледный скуластый штурманский поручик Чудинов с лихорадочным румянцем на щеках вдруг сказал Гаврилову с досадой:

— Вот я вам говорил, Петр Федорович! Надо было не уступать!

— Молчать! — перебил его Гаврилов. — Смотрите вы у меня! — Из растрепанного и вялого он в обращении с подчиненными превращался во властного и строгого. — Запрещаю вам такие разговоры!

«Какая растяпа! Тряпка», — подумал Бошняк.

— Времени терять нельзя, — вдруг решительно сказал Гаврилов и приказал свистать всех наверх. Он, казалось, преобразился. На палубе появились больные и здоровые. Начали тянуться к берегу.

Бошняк и Клинковстрем попросили остановить работы и вызвали свои команды. Больных сразу же отправили в шлюпке на берег.

«Иртыш» медленно двигался. Якоря завозили на шлюпках, они тянулись. Когда прошли половину расстояния до берега, вдруг лопнул канат. Оборвался стоп-анкер и ушел в вязкий ил. Его искали на шлюпках, но найти не могли. Пришлось завозить кабельтов[55] на берег, закреплять за деревья. На двух якорях «Иртыш» стал на зимовку.