ворвалось далекое гудение людской массы.
Офицер службы безопасности зашел в вагон и перекинулся несколькими словами с гвардейцами, после чего взглянул на пассажиров и махнул рукой: мол, выходите. Максим осторожно встал и, продолжая держать спящую Ветку на руках, двинулся к выходу.
На КПП офицер сказал что-то, глядя на генерала, и кивнул в сторону сейфа.
– Господин офицер просит уважаемых гостей сдать все имеющееся у них холодное и огнестрельное оружие, взрывоопасные, наркотические и психотропные вещества, – перевел молодой парень в длинном темном одеянии, откидывая назад капюшон. – Также любые средства фото-, видео– и аудиозаписи и персональные компьютеры.
– Именное оружие тоже сдавать? – высокомерно задрав подбородок, поинтересовался Пимкин.
– Бесспорно. Извините, таковы правила. Вы в гостях во внеурочное время.
Генерал снял кобуру с портупеи и протянул офицеру с видом Цезаря, у которого при триумфальном входе в галльское поселение отобрали любимый меч. Затем он, хмыкнув, отдал свой планшетный ПК. Волкова тоже неохотно рассталась с табельным пистолетом. У Долгова с Маринкой, Торика, Герасимова и Егорова, естественно, никакого оружия и в помине не было. А сопровождающую генерала группу спецназа вообще дальше комнаты отдыха начальника военного аэропорта не пустили.
– Прошу вас, – кивнул парень-переводчик, снова набрасывая капюшон. – Сюда. Не забудьте отключить средства мобильной и спутниковой связи.
Долгов не стал ничего отключать просто потому, что у него не было при себе никаких средств связи. Поправив головку дочери на своем плече, он прошел по длинному хорошо освещенному коридору, который тянулся сквозь здание контрольного пункта параллельно железнодорожным рельсам. Максим не сомневался, что, пока они пересекали эту «кишку», их просветили всем, чем только возможно, и «ощупали» доброй сотней детекторов.
В конце коридора находился такой же пункт охраны, как в начале.
И глухая дверь.
«Вот сейчас как возьмут, как расстреляют нас без объяснения причин», – подумал Максим. Он до сих пор не мог понять затеи генерала разведки Пимкина и полковника ФСБ Волковой. Этой дерзкой, авантюрной, опасной и, главное, по его мнению, совершенно бессмысленной затеи. Нашел, как говорится, генерал время для подобных путешествий. Хорошо хоть Маринка не заартачилась, учитывая неутешительные слова врача медбригады, которые он произнес накануне, отозвав их в сторонку: «Вы с ума сошли! Довели ребенка до физического и психического истощения! Да она на грани срыва была, когда вас вытащили из той сточной канавы. На грани срыва, который, между прочим, мог иметь последствия… Кстати, вы в курсе, что у вашей дочки есть воображаемый друг?..»
Ветка и Маринка вообще в последние часы вели себя слишком спокойно, воспринимали творящееся вокруг мракобесие как-то… отрешенно, что ли.
За стеной раздался едва слышный писк рации, а потом кто-то быстро и глухо заговорил, передавая сообщение.
Вопреки мрачным домыслам Долгова никого не расстреляли и даже не побили. Из помещения охраны вышел еще один офицер и, окинув всех заинтересованным взглядом, открыл глухую дверь.
– Добро пожаловать в… другую страну, – негромко сказал переводчик из-под своего капюшона.
На фоне задней стены Собора Святого Петра чернела туша танка и вращалась антенна ЗРК. В центральном куполе исполинского сооружения зияла овальная дыра размером с грузовик, к которой возносились деревянные леса и пучок черных кабелей.
А за силуэтом не подсвеченной Сикстинской капеллы, обтянутой ячеистой маск-сеткой, занимался темно-оранжевый рассвет.
От такого инфернального зрелища даже невозмутимый генерал цыкнул зубом.
– Мама мия, – прошептала Маринка, кутаясь в плотную куртку.
Недавно прошел дождь, и температура была не выше плюс пяти. Дул холодный зимний ветер, или, как его здесь называли, трамонтана. Ухоженные кустарники и деревья, рассаженные вдоль аллей и улиц, тоже чувствовали неприветливую хмурь погоды и словно бы сутулились.
– И на фига нам в два часа ночи экскурсия по Ватикану? – мрачно изрек Егоров. – Объясните хоть, что…
– Закрой варежку и не отсвечивай! – шикнул Пимкин. – Не в кабак пришел.
– Танк-то за каким пригнали?.. – удивился в свою очередь Герасимов, вертя головой и разглядывая известнейшие достопримечательности мира, сереющие в предрассветном полумраке.
Справа и слева из неприметных закоулков вышли несколько человек в штатском. Они остановились вокруг их компании, взяв ее в коробочку.
– Следуйте за мной, – сказал переводчик и двинулся мимо здания вокзала, в обход собора Святого Петра.
Все поспешили за ним, конвоируемые молчаливыми охранниками. Через несколько минут громадный продырявленный купол навис над шагающими людьми, словно титан. Он со своей 120-метровой высоты будто бы шептал: «Я ближе к небу. Я знаю гораздо больше вас…»
Обогнув собор, переводчик остановился возле северной его стены, каменным колоссом убегающей ввысь. Он достал из кармана своего одеяния магнитный ключ и приложил к круглому металлическому выступу на одном из кирпичей. Скрытая от посторонних глаз дверь практически бесшумно уползла в сторону, открывая освещенный проход.
Двое охранников сразу же скользнули вперед.
– Сюда, – приглашающе кивнул переводчик, вновь откидывая капюшон. В льющемся свете дневных ламп Максим заметил у парня несколько седых пятен над правым ухом.
Недлинная лестница заканчивалась овальным помещением с довольно высоким навесным потолком. По периметру полукругом стояли двенадцать кресел, обитых светлым сукном. В одной из стен матовым прямоугольником белело стекло. Если б Долгов не знал, что он находится в самом сердце Ватикана, то решил бы, будто оказался в приемной престижной стоматологички или в боксе какой-нибудь лаборатории.
– А где ветхие струпья плесени на выщербленных булыжниках и сырые средневековые подземелья? – не вытерпел Юрка.
– Молодой человек, – сказал переводчик. – Вы находитесь на одном из самых технологически оснащенных объектов современности. Кстати, плесень – это налет на поверхности органических субстратов. На булыжниках ее быть не может.
– Уели, – едва слышно произнесла полковник Волкова. А генерал одарил Егорова инквизиторским взглядом.
Тем временем переводчик подошел к стеклу, и оно вдруг стало прозрачным – видимо, было сделано из материалов, обладающих анизотропными свойствами. За ним обнаружилась небольшая комнатка, в которой на стуле-вертушке сидел пожилой мужчина, одетый в рубашку с коротким рукавом и черные брюки. Ни дать ни взять – прилежный карьерист-неудачник, засидевшийся в офисных клерках до старости. Переводчик быстро заговорил на итальянском, показывая в сторону гостей. Пожилой клерк поднялся и коснулся пальцами сенсорной панели под плоским монитором. Затем он повернулся и, ворчливо обронив пару непонятных слов, указал на дверь без ручки, которую Максим до этого и не замечал.
Один из сопровождающих охранников подошел к ней и тронул ладонью. Дверь мягко отворилась, пропуская его внутрь. За охранником последовал переводчик и призывно помахал рукой:
– Скорее, через тридцать секунд она закроется.
А дальше потянулись коридоры.
Чем-то они напомнили Максиму те однообразные лабиринты, которые он видел недавно в подвалах ГРУ. Ярко освещенные, с одинаковым покрытием на стенах и множеством дверей по обе стороны.
Только здесь вместо военных попадались служители в церковном одеянии и клерки, наподобие того, что сидел в комнатке за стеклом.
Несколько раз Долгов начинал с любопытством крутить головой, когда переводчик проводил их через большие, богато отделанные комнаты. Там были и картины, в которых опытный глаз мог узнать оригинальные полотна великих мастеров прошлого, даже фрески Рафаэля, и старинная мебель –
