жизни он должен спасти! Их плоть и дух!

Он рванул ручку двери на себя, заметив, как ладонь вдруг покрывается ледяной корочкой. Испуганно отдернул руку. Почудилось? Возникло ощущение, что когда-то у него уже было подобное видение…

Сзади знакомо ухнуло, и пуля визгливо срикошетила прямо возле плеча Максима. Он шарахнулся в сторону и, присев, открыл дверь.

Между вагонами было холодно. Иней покрывал стальные сочленения, резиновые буфера, кабели. Долгов хотел было заскочить в следующий тамбур, как вдруг заметил, что стекло с той стороны заляпано кровью. Неужто и в соседнем вагоне такая же резня?

Ему сделалось жутко, и мысли на миг потеряли стройность, рассудок помутился. Захотелось сесть, прислониться спиной к твердой резине и подождать, пока все не образуется само собой…

Звякнуло.

Пробитая пулей дырка в двери оскалилась вывернутыми бритвенной розочкой краями. Максим встряхнулся и принялся приподнимать наслаивающиеся друг на друга железные половицы, по которым обычно ходят между вагонами. В образовавшееся отверстие в принципе мог пролезть человек его комплекции, но свитер явно зацепился бы за какую-нибудь деталь…

Шаги сумасшедших убийц уже раздавались рядом.

– Храм человеческий спасти. Бездну, геенну огненную отвести. Церберов умервсти…

Долгов почувствовал, как адреналин хлынул в кровь, швырнул вниз портфель и полез между мерзлыми сочленениями ногами вперед. Неожиданно рука соскользнула, и он провалился в дырку по пояс. По расцарапанной ноге потекла кровь, и брючина сразу прилипла к телу.

– Ну же… – скрипнув зубами, прошептал он. – Давай… давай, сучка…

Когда двери с обеих сторон распахнулись, Максим уже свалился между рельсов, оставив обрывки свитера на ржавом зазубренном каркасе. Полуголый, в кровище, он быстро пополз под составом, краем глаза отмечая, как пули крошат в щепу шпалы на том месте, где он только что находился. Сверху донеслись недовольные голоса, приглушенные стальными перекрытиями.

Долгов прополз еще метров пятнадцать, больно шарахнулся головой о генератор, подвешенный к брюху вагона, и выскочил на заметенную снегом насыпь. Нога подвернулась, и он покатился под откос, рискуя переломать все конечности к чертовой матери. Но, влетев в канаву и почувствовав, что не только не покалечен, но и до сих пор в сознании, Максим вздохнул с облегчением. Не обращая внимания на обжигающий кожу снег, он подхватил портфель и побежал перпендикулярно путям не разбирая дороги. В тот момент ему хотелось только одного: подальше убраться от этого бессмысленного кровопролития…

В течение следующего часа Долгов понял, что если интенсивно двигаться, то колючие комья снега, сыплющиеся с веток на голые плечи и спину, более чем терпимы…

Главное – не останавливаться.

«М2. ХАРЬКОВ 37» – гласила белая надпись на синем указателе. Дорога была пустынна, вечерняя поземка гоняла по асфальту острую ледяную крупу. Сумерки сдвигали пространство, словно лесополосы по краям трассы медленно сжимались, готовые вот-вот раздавить случайного путника.

Вдалеке показались два желтоватых зрачка фар. Максим, дрожа от холода, замахал рукой приближающемуся грузовику, но машина объехала его, как чумного. Прошелестели шины, и мелькнули рдяные габаритные огоньки сквозь белесую муть, снежным облаком летящую вслед за КамАЗом. Через минуту гул движка затих.

Держа портфель с деньгами под мышкой, Долгов двинулся по направлению к границе с Украиной. Он надеялся, что блокпост расположен не очень далеко, иначе организм просто-напросто не выдержит мороза. Ветер усиливался, стегая его по голым плечам и спине, исцарапанной ветками. Пораненная нога перестала кровоточить, но при каждом шаге боль пронзала нервы до самого бедра, не давая идти быстрее. Разбитая накануне губа распухла еще сильнее. Мобильной связи до сих пор не было.

Через пару километров мимо промчалась еще одна машина, на сей раз – легковушка. Едва завидев бредущую в полумраке фигуру, водитель вдавил «тапку» в пол и набрал скорость…

Таможенного блокпоста так и не было видно. К тому же Максиму вдруг пришло в голову, что, если фанатичные маньяки изуверствуют на железной дороге, почему бы им не оказаться и на автомобильной трассе… Перед глазами до сих пор явственно стояла картина: разгромленный проход вагона, пласты трупов и Настя, которую разрывает в клочья вместе с дорогим манто… Она, бесспорно, была пьяной бестолочью и шлюхой, готовой раздвинуть ляжки перед первым встречным, и все равно девчонку было жалко.

Огненный дождь будто бы породил бестий, превратил людей в зверей за считанные часы.

Через некоторое время Максим почувствовал, что левая рука ниже локтя немеет. Он остановился, бросил портфель на обочину и принялся растирать снегом предплечье. Боли уже не ощущалось – лишь противное покалывание. Это был очень плохой признак: не хватало ему только обморожение схлопотать…

Внезапно Долгов ощутил вспышку животного страха в груди. Он оглянулся, словно кто-то мог напасть со спины на этой пустынной дороге. Тьма. Вьюга. Ни души. А ведь раньше наверняка трасса, связывающая два густонаселенных государства, была чрезвычайно оживленной… Страх продолжал давить на затылок острой лапой плохого предчувствия.

«Что же так меня встревожило, черт побери?» – подумал Максим, даже не заметив, что произнес эту мысль вслух.

И вдруг он понял причину страха: не хотелось погибать здесь. Жутко не хотелось, до ломоты в костях. Ледяной асфальт, щебенка и метель – очень неприятная могила.

Схватив портфель, Максим пошел вперед, все ускоряя и ускоряя шаг. Левую руку продолжало покалывать, спина уже не чувствовала холода, рана на ноге отдавалась нестерпимой болью, губа онемела, мысли перемешались и стали вязкими, но страх был сильнее всего этого. Страху было плевать на усталость, на стиснутые зубы, на сопли, противно текущие по щетине. Спустя минуту Долгов уже бежал по шоссе, жмурясь от ветра и считая шаги.

Один, два, три… Один, два, три… Четыре, пять, шесть… Один, два, три… Еще метров пятнадцать позади. На десяток шагов ближе к теплу, к жизни, к людям. Один, два, три… Один, два, три… И снова чуть ближе к теплу. Нужно попасть в отапливаемое помещение, согреться и перевязать рану. То, что он приложил к ней несколько денежных купюр и перетянул ремнем, – только остановило кровь. Но рана может загноиться, если ее не продезинфицировать… И тогда он не сможет ходить, не сумеет попасть к Маринке и Ветке… Один, два, три… Четыре, пять шесть… Никогда он не простит себе, если жена с дочкой не переживут эту холодную ночь. И следующую… И все остальные ночи… Один, два, три… Еще немного. Ведь уже близко тепло, огни…

Долгов остановился и протер слезящиеся глаза едва послушной рукой. Что это? Огни? Огни! Там должны быть люди… Или беспощадные огненные шары? Нет. Это свет рекламы придорожного павильончика и фонарных столбов. Там люди… Скорее…

Один, два, три… Один, два, три…

Возле входа в небольшое кирпичное кафе Долгов споткнулся и упал. Сил, чтобы подняться уже не оставалось, и это было чертовски обидно. Каких-то десять-двенадцать метров!

«Стоп, – хрипло прошептал он, глядя, как крохотные снежинки колотят по руке. – Не могу встать… Но ведь могу ползти. Значит, надо ползти».

Добравшись наконец по нескольким ступенькам до двери, он хотел поднять руку, чтобы постучать. Но, несмотря на все усилия, она продолжала безвольной плетью лежать на бордюрчике. Кончики пальцев побелели. Пришлось выпустить портфель и постучать заиндевевшими костяшками другой руки. Получилось слишком тихо.

«Чтобы тебе открыли, нужно стучать громче».

Раздирая кулак до белых порезов, он принялся колотить в шершавую сталь изо всех сил…

Раздались шаги, в уличную темень хлынул свет, и перед Максимом вдруг появилось заплаканное лицо Насти… Господи, она-то здесь откуда взялась?..

Девушка рывком сбросила блузку, обнажив грудь…

Максим сразу не понял: показалось ему, или действительно на ее красивом теле было что-то не так? Он пригляделся. Точно, вот же оно – неправильное! Из розовых набухших сосков сочилась кровь, двумя тонкими струйками стекая по плоскому животу на юбку. Настя испуганно смотрела на алые капли и терла