движением сорвала с себя блузку, под которой вместо бюстгальтера обнаружились две обнаженные груди с розовыми бляшками сосков.

Долгов тупо моргнул, слегка опешив в первую секунду.

– Ну, чего уставился? Женщины не видал? – Настя раскраснелась, от чего подведенные голубыми тенями глаза заблестели вконец дьявольски. – Не стоит всегда только глазеть да глазеть… Кое-что нужно потрогать. Хочешь попробовать маленькую Асю на вкус?

До Максима наконец дошла вся нелепость ситуации. Он отшатнулся, упершись спиной в оконную раму, решая: на словах послать пьяную девку или оттолкнуть. Тянуло оттолкнуть, хотя бы на миг ощутив упругость этой груди…

– Будешь меня трахать? – наигранно надув губки, поинтересовалась Настя и тут же полезла целоваться.

Долгов с силой отстранил ее, упершись в горячие плечи. Перед глазами возникло улыбающееся лицо Маринки…

Неожиданно вагон мотнуло, и поезд стал резко замедлять ход. Настю приложило о стену, и она ошарашенно взглянула на Максима из-под пепельной челки.

– Ты что, кретин, стоп-кран дернул?

– Ничего я не дергал!

Тормоза еще громче засвистели где-то внизу. Стакан с недопитым чаем съехал и опрокинулся, оставив на бежевой Настиной юбке неприглядное темное пятно. Она взвизгнула, словно это был кипяток, и зашарила рукой в поисках блузки.

Состав со скрежетом остановился.

Глухо ухнуло. Через несколько секунд – еще раз. Звук доносился из-за стены, словно кто-то в соседнем купе открывал бутылки с шампанским.

Оттолкнув вполголоса матерящуюся девушку, Максим потянул за ручку дверь и выглянул в коридор. Оказалось, что многие пассажиры высунулись полюбопытствовать, почему поезд так резко остановился. Проводник вышел из своего закутка и спокойно сказал:

– Пожалуйста, займите свои места, уважаемые пассажиры! В связи с введенным чрезвычайным положением могут быть несколько ужесточены таможенные формальности. Нет абсолютно никакого повода для волнения.

– Что значит – ужесточены? – пробубнил рыхлый взлохмаченный мужчина лет сорока, выходя на ковровую дорожку в коридор.

– Займите свое место, почтеннейший, – терпеливо повторил проводник, направляясь в другой конец вагона.

– Что там? – капризно поинтересовалась Настя, подергав Долгова за свитер.

– Ничего. Таможня.

– Уже? – Она прильнула к прохладному стеклу. – Странно. Обычно досматривают на станции Казачья Лопань… А мы еще до нее не доехали.

Снова глухо ухнуло. На этот раз громче.

Сначала Максим не понял, что произошло, – лишь в груди появилось трепещущее предчувствие надвигающейся беды…

Ухнуло дважды.

Пожилой проводник резко остановился, не дойдя метров трех до двери, ведущей в тамбур, и медленно взялся рукой за поручень. На его спине, чуть выше поясницы, в форменной куртке образовалась рваная дыра размером с полкулака, из которой хлынула кровь. Теплая красная струя забрызгала джинсы какой-то девицы, выскочившей в коридор. Она с непониманием посмотрела на проводника, так и продолжающего стоять, придерживаясь правой рукой, и молча вернулась в свое купе.

Спустя мгновение оттуда раздался пронзительный визг.

Проводник наконец упал.

– Что за безобразие?! – возмущенно крикнул взлохмаченный мужчина, высовывая голову. – Это по меньшей мере неуважитель…

Ухнуло.

Мужику снесло половину черепа. Его рыхлое тело неестественно изогнулось, свалилось на ковровую дорожку, заливая ее кровью, и затрепыхалось в конвульсиях.

Возле противоположного тамбура возникла суматоха. Ритмично заухало. Кто-то заорал:

– Стреляют!

Вдребезги разлетелось одно из боковых стекол. Середина коридора вмиг оказалась забита народом, в панике разбегающимся в разные стороны. Тех, кто устремился налево, разметало автоматной очередью и бросило разодранной в клочья кучей на остальных…

Долгов схватил свой портфель с остатками наличности и с остервенением дернул забившуюся в угол Настю за рукав блузки. Ткань затрещала и разъехалась по шву.

– Ты что творишь?! – завопила она, гневно сверкнув глазами.

– Жить хочешь, дура? – выцедил Максим. – Тогда быстро бежим отсюда. Там какие-то маньяки из «калаша» всех подряд валят!

Девушка, продолжая гневно зыркать на него, схватила сумочку и принялась стаскивать с вешалки- плечиков свое манто.

– Спятила? Брось ты эту шкуру!

– Я те дам «шкура», – прошипела Настя. – Полторы тысячи стоит!

В коридоре продолжало ухать. Пассажиры визжали и стонали на все лады. Сердце Максима колотилось, как после спринтерской пробежки, но мысли были на удивление четкими и ясными. Он быстро принял решение.

– Я ухожу. Останешься – погибнешь.

Мимо открытой двери пролетел молодой парень с изрешеченной в багровое месиво грудью и с гулким стуком грохнулся рядом. Его рука безжизненно зацепилась за разодранный край занавески, и было видно, как из пробитой навылет кисти течет вязкая кровь.

Настя уставилась на труп с каким-то детским недоумением, продолжая машинально натягивать манто…

Долгов понял, что медлить больше нельзя, если он хочет выжить и добраться до Маринки. Спасать пьяную девку было уже некогда…

Чтобы выбраться наружу, проще всего было бы высадить стекло, но под рукой, как назло, не нашлось ничего тяжелого…

Ползком Максим покинул купе и стал быстро передвигаться в сторону правого тамбура, не вставая с карачек и норовя не потерять портфель. Под ладонями и коленками он то и дело чувствовал что-то теплое и липкое, но старался не опускать голову и смотреть только вперед, на спасительный прямоугольник двери. Сзади звучали выстрелы и стоны людей, сливающиеся в жуткую какофонию наступающей на пятки смерти.

Добравшись до тамбура, Долгов все же позволил себе на миг оглянуться…

Настю, выскочившую в состоянии аффекта прямо на центр коридора, длинной очередью буквально разрезало надвое вместе с дорогим манто.

Весь потолок, уцелевшие стекла, стены, пол были в темных пятнах. Вагон превратился в бойню… По трупам шагали трое в кожаных комбинезонах и добивали раненых точными выстрелами. Они не скрывали лиц. Сумрачных, усталых, неподвижных лиц палачей, выполняющих свою работу. Один из них хорошо поставленным баритоном произносил время от времени:

– Храм человеческий спасти. Бездну, геенну огненную отвести. Церберов умервсти.

И добавлял что-то на латыни.

Максима чуть не стошнило при виде религиозных психопатов, что стреляют в кровавую кашу, выискивая еще живых. Какими садистами нужно быть, чтобы вырезать целый вагон невинных?

Нелюди! Выродки под личиной суровой добродетели, возомнившие себя очередными спасителями!

Долгов с трудом поборол возникшую в ногах слабость и поднялся. Нужно было бежать. Он в ответе за две жизни – жены и дочери. И пусть хоть весь мир сгинет в безумии Армагеддона, но эти две самые дорогие