руку.

— Помолимся, — сказала королева, — помолимся, но так, чтобы никто не догадался, что мы молимся.

И все трое мысленно вознесли молитвы Богу.

Пробило десять часов. Королева услышала бряцание оружия.

— Сюда поднимаются часовые, — сказала г-жа Елизавета.

— Это за нами, — подтвердила г-жа Руаяль, и обе они побледнели.

— Смелее, — обратилась к ним королева, изменившись в лице.

— Десять часов! — крикнули снизу. — Пусть пленницы спускаются.

— Мы идем, гражданин, — ответила королева.

Открылась первая дверь, выходившая в темный коридор. Благодаря полумраку пленницам удалось скрыть охватившее их волнение. Собачка весело бежала за ними. Поравнявшись с комнатой, где раньше жил ее хозяин, она остановилась, уткнулась носом в дверь, принюхалась и, жалобно тявкнув два или три раза, протяжно и тоскливо завыла, как воет любая собака, чувствуя смерть.

Королева быстро прошла дальше, но через несколько шагов была вынуждена опереться о стену. Две женщины подошли к ней и тоже остановились, Блэк догнал их.

— Ну, что там? — раздался голос. — Они спускаются или нет?

— Мы идем, — отозвался сопровождавший королеву стражник.

— Идем же, — сказала королева, делая над собой усилие, и начала спускаться.

Когда она достигла последних ступеней винтовой лестницы, раздалась барабанная дробь, оповещавшая караул, который выстраивался не для того, чтобы приветствовать королеву, но чтобы лишний раз напомнить ей, что отсюда невозможно бежать.

Медленно, со скрипом, отворилась тяжелая дверь. Пленницы оказались во дворе и быстро прошли в сад. Стены двора были покрыты оскорбительными надписями и непристойными рисунками, которые, развлекаясь, делали стражники.

Была великолепная погода, солнце еще не было таким беспощадным, как в полдень. Королева прогуливалась примерно три четверти часа, когда же до одиннадцати оставалось всего десять минут, она подошла к лавке, где женщина, которую звали Плюмо, продавала солдатам колбасы, вино и водку.

Королева уже стояла на пороге и собиралась войти, чтобы попросить разрешения посидеть, когда заметила в углу лавки сапожника Симона, заканчивавшего завтракать. Она хотела выйти: Симон был одним из ее злейших врагов. Она сделала шаг назад и позвала собаку. Блэк вбежал, кинулся прямо к люку, ведущему в подвал, где вдова Плюмо держала провизию и вина, и уткнулся носом в его крышку.

Королева, трепеща, догадалась, что могло привлечь собаку, и строго окликнула ее, но Блэк, казалось, не слышал или слышал, но не собирался повиноваться.

Вдруг он заворчал и принялся яростно лаять. Сапожника словно озарило, когда он увидел, что собака упрямо не желает слушаться хозяйки. Он бросился к дверям, крича:

— К оружию! Измена! К оружию!

— Блэк, Блэк! — отчаянно взывала королева, но собака, не обращая внимания, продолжала лаять.

— К оружию! — кричал Симон. — К оружию! В погребе вдовы Плюмо аристократы! Они явились, чтобы спасти королеву! Измена! Измена!

— К оружию! — кричала стража.

Несколько национальных гвардейцев схватили ружья и бросились к королеве, ее дочери и свояченице, окружили их и отвели обратно в башню.

Хотя хозяйка ушла, Блэк оставался на месте. Инстинкт подвел собаку: она увидела опасность там, откуда должно было прийти спасение.

Двенадцать национальных гвардейцев вошли в лавку. Симон с горящим взглядом указал им на люк, у которого продолжал лаять Блэк.

— Там, в погребе! — кричал Симон. — Я видел, что крышка люка двигалась, это точно!

— Приготовить оружие! — закричали стражники. Раздался лязг, солдаты заряжали ружья.

— Там, там! — кричал Симон.

Офицер ухватил железное кольцо на крышке люка, ему на помощь пришли два дюжих солдата, но люк не открывался.

— Они держат крышку изнутри! — воскликнул Симон. — Стреляйте насквозь, стреляйте!

— А мои бутылки! — завопила гражданка Плюмо. — Мои бутылки, вы их разобьете!

Симон кричал:

— Огонь!

— Да замолчи ты, горлодер! — приказал ему офицер. — А вы несите сюда топоры и взломайте доски.

Его приказ был немедленно выполнен.

— А теперь, — скомандовал офицер, — держаться наготове! Стреляйте, как только откроем люк.

Топор разнес доски, двадцать ружей разом было обращено к проему, который с каждой минутой становился все шире. Но никого не было видно. Офицер зажег факел и бросил в погреб. Погреб был пуст.

— За мной, — приказал офицер и бросился вниз по лестнице.

— Вперед, — закричали национальные гвардейцы, следуя по пятам за командиром.

— А-а-а, вдова Плюмо! — воскликнул Симон, грозя ей кулаком. — Ты пускаешь в свой погреб аристократов, которые пришли похитить королеву!

Но Симон напрасно обвинял бедную женщину. Стена погреба была проломлена, подземный ход шириной в три фута и высотой в пять, утоптанный множеством ног, уходил в темноту, в сторону улицы Кордери.

Офицер бросился по проходу, напоминавшему траншею, но через десять шагов наткнулся на железную решетку.

— Стоять, — скомандовал он солдатам, которые наступали ему на пятки, — дальше пройти нельзя. Четверо останутся здесь. Стрелять по первому, кто покажется. Я должен доложить о случившемся. Аристократы предприняли попытку освободить королеву.

Это был заговор, известный как «заговор гвоздики», главными устроителями которого были мой отец, шевалье де Мезон-Руж и Тулан. В результате Тулан и мой отец погибли на эшафоте.

Шевалье де Мезон-Руж спрятался у бочара в предместье Сен-Виктор и скрылся от преследователей[57]. Перед смертью отец посоветовал моему старшему брату следовать его примеру и отдать жизнь за государей.

— И ваш брат, — спросила Клер, до глубины души взволнованная рассказом, — послушался отцовского совета?

— Вы узнаете это, если позволите мне продолжать, — ответил ей Гектор.

— О, говорите, говорите! — воскликнула Клер. — Я внимаю вам и ушами, и сердцем.

Узнав о казни моего отца, заболела и вскоре умерла моя мать. Я не смог сообщить брату Леону о новом постигшем нас несчастье. После боя при Берхеме мы не получали от него известий. Но я написал брату Шарлю, который был в то время в Авиньоне, и он немедленно приехал в Безансон.

Все, что нам известно о Берхемской битве и о судьбе нашего брата, мы узнали от самого принца Конде, которому наша мать, вне себя от беспокойства, написала, будучи уже при смерти. Ответ пришел уже после ее смерти, в тот самый день, когда приехал Шарль.

4 декабря 1793 года генеральный штаб принца Конде находился в Берхеме. Пишегрю дважды атаковал его, но не смог выбить из города, вернее, не смог закрепиться в нем после того, как выбил.