драконом». Однако, присмотревшись к раме получше, я засомневалась, по карману ли мне это приобретение. Оставалось надеяться, что остальные тоже могут счесть картину какой-то странной и я окажусь единственным претендентом.

Многие другие картины были интересными, но я уже решила сфокусировать свои финансовые ресурсы на одной-единственной репродукции, если повезет, прикупить еще какую-нибудь маленькую вазочку, скульптуру или такую же странную безделушку. На столах стояли не только коробки со всякой всячиной, но и отдельные предметы. Мне снова показалось, что вещицы объединены одной темой. Все скульптуры представляли собой миниатюрные копии с оригиналов, которые выглядели, на мой взгляд, очень по-гречески или по-римски и оказались, мягко говоря, очень уж обнаженными.

Да, будет весело.

На одном столике были выставлены три статуэтки, мужские фигуры. Каждая высотой примерно в два фута. Я остановилась и с должным пиететом уделила им внимание, которое они заслуживали, стараясь не таращиться масляным взглядом, а просто ознакомиться с бирками.

«Лот № 17. Статуэтка Зевса, держащего наготове молнию». Очень обнаженный — на самом деле голый. Он выглядел очень… наготове.

— Прости, сладенький. Не могу забрать тебя домой. Чересчур ты озабоченный. — Я ущипнула его за молнию.

«Лот № 18. Статуэтка древнегреческого правителя, возможно, Деметрия I Сирийского». Этот Деметрий был большим, мускулистым, голым мужчиной. Очень большим.

— Знаешь, детка, жаль, что ты не Галатея, а я не влюбленный в тебя скульптор.

Я похлопала его по щеке, захихикала и осмотрелась по сторонам. Не начались ли тут из-за меня волнения?

«Лот № 19. Статуэтка этрусского воина». Чересчур тощий, на мой вкус. В этой статуэтке всего две выдающиеся детали. Оружие воина в прямом смысле и… в переносном.

— Пока, мальчики. Мне так тяжело покидать вас.

Я прыснула от собственной шутки и перешла к следующему столику, заставленному полудюжиной больших ваз. Мой взгляд не спеша скользил по элегантным сосудам.

Тут земля перестала вращаться. Внезапно все замерло. Ветер стих. Исчезли звуки. Я больше не чувствовала жары, перестала дышать, видела перед собой только одно — вазу.

— Ой, простите. Я не нарочно.

Воздух ворвался в легкие, земля вновь начала вращаться, когда какой-то любезный господин подхватил меня под локоть и удержал на ногах.

— Все в порядке. — Я втянула воздух и попыталась улыбнуться.

— Наверное, это я не смотрел, куда иду. Чуть не сбил вас с ног.

— Со мной все нормально. Я не пострадала.

Он бросил на меня взгляд, словно сомневаясь, но потом кивнул и пошел по своим делам.

Я провела дрожащей рукой по волосам.

«Что происходит? Что это было? Я разглядывала вазы и…»

Я вновь переключилась на стол с керамикой, и мой взгляд тут же притянула к себе ваза, стоявшая последней в ряду. Ноги сами зашагали к ней, прежде чем я дала им команду. Дрожащая рука потянулась к бирке, гласившей: «Лот № 25. Копия кельтской вазы. Оригинал стоял на шотландском кладбище. Цветное изображение верховной жрицы Эпоны, кельтской богини лошадей, выслушивающей мольбы».

У меня словно раскалились глаза, все стало расплывчатым, когда я вновь взглянула на вазу. Поморгав для лучшей видимости, я принялась внимательно ее изучать, стараясь игнорировать странное чувство, охватившее меня.

Ваза высотой в пару футов имела форму основания лампы. Сбоку была приделана изогнутая ручка. Открытое горлышко изящно заострено. Но не форма и не размер привлекли меня, а круговая сцена, изображенная на керамическом изделии. На черном фоне, лишь подчеркивавшем яркость и живость золотых и кремовых красок, была нарисована женщина, возлежавшая на подушках, набросанных на некое подобие шезлонга. Она расположилась спиной к зрителю, поэтому можно было разглядеть лишь изгиб ее талии, вытянутую руку, которую она по-царски протянула к людям, молящимся на коленях перед ней, и пышные локоны.

— Волосы совсем как у меня.

Я даже не сознавала, что говорю вслух, пока не услышала свой голос. Но ее волосы действительно были похожи на мои, только длиннее. Тот же рыжевато-золотой оттенок, те же непокорные волнистые кудряшки. Рука невольно потянулась к вазе, чтобы потрогать ее, хотя я сама оставалась остолбеневшей.

— Ой! Горячо! — Я поспешно отдернула палец.

— А я не знал, что вы интересуетесь керамикой. — На меня косил глаза мистер Залысина. — Кстати, я довольно хорошо разбираюсь в некоторых категориях ранней американской керамики. — Он облизнул губы.

— На самом деле я не интересуюсь ранней американской керамикой.

Повторное появление Залысины в моем личном пространстве подействовало на меня как ушат холодной воды, избавив от всех странных чувств.

— Все-таки это юго-запад, а мне больше импонирует греко-романское направление.

— Понятно. Я видел, что вы любовались действительно потрясающим экземпляром.

Он протянул свои потные ручонки, по-тараканьи юрко подхватил вазу и перевернул ее вверх дном, чтобы прочитать надпись. Я следила, не проявит ли этот тип какую-то странность, но он продолжал быть самим собой, обыкновенным ботаником.

— Мм, вы не замечаете ничего, скажем так, необычного в этой вазе?

— Нет. Довольно хорошо выполненная копия, но ничего необычного ни в жрице, ни в самой вазе я не вижу. А что вы имеете в виду? — Он поставил вазу на место и промокнул верхнюю губу сырым носовым платком.

— Когда я до нее дотронулась, то мне показалось… даже не знаю… что она горячая, что ли, — Я вперилась ему в глаза, стараясь понять, насколько очевиден мой невротический срыв.

— Смею ли я предположить, что это было тепло вашего собственного тела? — Он проник еще дальше в мое личное пространство, практически уткнулся носом мне в грудь.

Мистер Залысина чуть ли не пускал слюни. Тьфу.

— А знаете, вы, вероятно, правы, — промурлыкала я. Он перестал дышать и снова облизнулся.

Я зашептала:

— Наверное, у меня случился приступ лихорадки. Все никак не избавлюсь от противной грибковой инфекции. Впрочем, в такую жару это неудивительно, — улыбнулась я и слегка поежилась.

— Боже мой! Боже мой!

Залысина быстро ретировался из моего личного пространства. Я улыбнулась и начала наступать. Он продолжал пятиться.

— Пожалуй, мне следует вернуться к стеклу времен депрессии. Не хочу пропустить начало торгов. Удачи вам, — сказал этот тип и был таков.

Какие все-таки эти мужики занозы в заднице. Зато избавляться от них легко, просто вытяни карту женской проблемы, сыграй этим козырем, и они тут же слиняют. Мне нравится думать, что это лишь один маленький способ, с помощью которого Господь позволяет нам с ними поквитаться. Как-никак, именно мы отвечаем за продолжение рода.

— Что же все-таки не так с этой проклятой вазой?

Словами и не скажешь, совсем как в «Тенях прошлого»[11]. Пелена перед глазами, отсутствие дыхания, горячая на ощупь ваза, одинаковые волосы. Ой, я вас умоляю, у меня, скорее всего, случился преждевременный прилив, лет на двадцать, ладно, на пятнадцать раньше положенного. Я решила обратиться к первоисточнику. К таинственной вазе, урне, гадскому горшку.

Она стояла вполне невинно там, куда ее поставил мистер Залысина, отпечатавший на блестящей поверхности влажные следы потных пальчиков. Я сделала вдох, очень глубокий. Нет, что-то в этом керамическом изделии меня определенно заинтриговало. Я сощурилась и наклонилась поближе, стараясь не