подарок — затащить такую, как я, к такому, как он. Изо рта у него противно пахло, и он был глупый и грубый. Потом я чувствовала себя грязной и отвратительной, хотя никто меня не заставлял ехать к нему. Жуть! Как же я злилась на Джулию, потому что, если бы она не капала мне на мозги, если бы не приставала ко мне, я бы не бросилась на первого попавшегося мне под руку парня.

Господи, стоит мне начать вспоминать, и вылезает такое!.. Неудивительно, что я стала сукой. И все же — я не могла не думать о том, что говорил Друг, и как это удивительно совпадало с моими давними чувствами. Какая жизнь предстояла мне? Стрессы, работа, никакой свободы, сплошная обязаловка, должна то, должна это, потому что так надо, потому что надо получить хорошую работу, ну-те, ну-те, ну-те, ну-те, ну-те. Сколько же сил угрохано, чтобы не дать мне делать то, что я хочу делать! Собаке, по крайней мере, никто не мешает.

Рядом лежал Терри, куча дерьма, укрытая одеялом, от которого несло пивом. Наверно, пора забыть об утраченном и наслаждаться тем, что есть, как советует Друг. Но от этой мысли меня охватило отчаяние — это значило забыть маму с папой, Джулию, Адама, друзей, всю мою прежнюю жизнь. Все, что я привыкла считать обузой, теперь казалось единственной ценностью. До того мне хотелось вернуть их, что я испугалась, как бы у меня не разорвалось сердце. Тогда я поняла, что сделаю все возможное и вернусь к людям.

Я скулила и плакала, и пыталась произнести какие-то слова, но язык мне не подчинялся. Проходили часы, ползли, как колонна жуков, в ночь. Когда же небо стало бледнеть, я услыхала неподалеку лай и вскочила, узнав Друга и Митча.

Наконец-то я была не одна, и счастью моему не было предела, пусть даже моя компания состояла из собак. По крайней мере, они понимали меня. Я наклонила голову и облизала губы, когда мы, здороваясь, сблизили наши сверхчувствительные носы. Вот уж чего у собак не отнимешь — они умеют здороваться. Они не столько скребутся и обнюхиваются, сколько обнюхиваются и облизываются — увидев кого-то, надо тотчас узнать его на вкус!

Когда процедура была завершена и мы нанюхались вкусного собачьего запаха, то улеглись рядышком на вонючем одеяле Терри.

— Я тоже лежал у него под боком и сторожил его, — сказал Митч. Он перехватил мой взгляд и кивнул. — Да, мы все делали это, даже Друг.

— С собаками наш Терри добр, не могу не признать, — со вздохом произнес Друг. — И все-таки, куколка, это не выход. Все, что он мог сделать для тебя хорошего, он уже сделал.

— Откуда ты знаешь? — возразил Митч. — Меня он не вернул к людям и тебя тоже, но ведь есть другие.

— Какие другие? — дернулась я. — Кому он вернул человеческий облик? Ну же, говорите!

— Был некий Джоби. Какое-то время продавал «Биг Иссьюз» на Уитингтон-стрит. Темноволосый, с сединой. Он еще носил синие очки.

— Я знаю его, — взволнованно пролаяла я. — И что?

— Он стащил пиво, — сказал Митч и пожал плечами.

— Я тоже. Выбила банку у него из рук.

— Черт с ним, с пивом, ты же собака, — прошипел Друг.

— Когда Терри превратил его в собаку, тот жил с ним несколько недель, с нами не разговаривал, лаял, как маньяк, стоило нам приблизиться, — продолжал Митч. — Никак не мог привыкнуть. Не мог принять. Не отходил от Терри дальше чем на три фута и несколько недель, если не месяцев, умоляюще смотрел на него. А потом в один прекрасный день вновь стал человеком.

— Откуда ты знаешь? — спросил Друг. — Ты же никогда не видел его.

— Пусть не видел, зато знаю его запах.

Друг раздраженно фыркнул

— Ну и что? Думаешь, он стал от этого счастливее? Или богаче? Что у него есть? Пачка «Биг Иссьюз»? Койка в ночлежке, если повезет? А ведь он мог бы жить как в раю! Нет — он не захотел быть псом, у него недостало мужества на собственные убеждения. — Друг не сводил с меня глаз, пока произносил свой монолог, но у меня не было сил на продолжение спора о собаке versus человек, и я отвернулась. Тогда он тряхнул головой совсем по-человечески и снова сел. — Ты сама выбрала, — сказал он и, широко зевнув, щелкнул зубами. — Но нельзя же вечно оставаться щенком. Постарайся отправить Терри в ночлежку, и тогда ты сможешь погулять с нами. Держу пари, тебе нравится гулять по ночам, правильно?

Я кашлянула и опять отвела взгляд. Когда-то я любила ночную жизнь, но это осталось в прошлом. Если я когда-нибудь вновь стану человеком, то буду много работать, устроюсь, как все, выберу правильную жизнь. Если такова цена, то я заплачу ее, нравится мне это или не нравится.

— Ну да, он прав, так и сделай, — гавкнул Митч. — Погулять ночь с псами — да за это стоит даже умереть. Да и для Терри так будет лучше, — добавил он. — Ему надо поспать в доме, на кровати, а он ни за что не пойдет в ночлежку, пока с ним собака. Туда нас не пускают. Посмотришь утром, что делает с человеком ночь, проведенная на улице.

Мы молча смотрели на закутанного в одеяло Терри. Неужели он в самом деле волшебник? От него несло пивом и мочой. Когда я была человеком, то даже представить не могла, что буду лежать рядом с таким существом. А теперь мне только и хотелось, что чувствовать его руку на своей спине.

Друг решил позабавить нас одним из своих номеров. Он встал на задние лапы, уперся одной лапой в бедро и свысока поглядел на Терри.

— Эй, милый, не уделишь мне немножко времени? — проговорил он визгливым голосом, разыгрывая героиню мультика. — Ты знаешь, какой ты сексуальный? Ох, до того сексуальный, что мне уже невмочь. Ты слышишь меня? Я спрашиваю, ты меня слышишь?

Но Терри, естественно, продолжал спать в своем одеяле, храпя и посвистывая, как пьяная свинья. Друг с отвращением поглядел на него и стал показывать номер с гигантской крысой. Я видела его в первый раз и не поняла, было это смешно или страшно. Он обнажил передние зубы, присел, отчего лапы сразу стали как будто вдвое короче, вытянул тонкий плетеобразный хвост и принялся обнюхивать все кругом. Со своим длинным носом и глазами навыкате он и вправду немного походил на крысу. Потом он обнюхал и облизал лицо Терри, как будто собирался съесть его. Это было до того натурально, что я не сдержалась.

— Господи, ужасно — фу, это по-настоящему

ужасно — кричала я.

— Однажды он проделал это с парочкой, застукавшей нас в доме, который был выставлен на продажу. В тот день о продаже и речи не было! Им потом пришлось несколько недель принимать успокоительное, — брызгал слюной Митч.

Друг все-таки заставил меня посмеяться, но и напугал тоже. Я больше не хотела его слушать. Слишком долго я была неуправляемой — и вот до чего это довело меня! Я повернулась к Митчу.

— А как это случилось с тобой? Как ты сам стал собакой? Расскажи, — попросила я.

Митч взглянул на Друга, не хочет ли он изобразить кого-нибудь еще, но тот уже опять стал самим собой.

— Давай, расскажи ей. У нас есть время.

Друг зевнул, улегся на бок и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что собирается спать. Митч сел и почесался, как делал всегда, прежде чем что-то рассказать. Потом он замер и, собираясь с мыслями, уставился на дорогу, словно прислушиваясь к шуму проезжавших мимо машин и автобусов.

— Знаете, а я уже начал забывать, — наконец произнес он. — Наверное, травма сказывается.

— Может быть, тебя это перестало мучать, — зевая, предположил Друг. — Несколько месяцев ты только об этом и говорил. О Моем Дне Превращения В Собаку.

— Это было большое событие.

— Можно сказать, поворотный момент в моей жизни, — сказал Митч, и оба пса гортанно засмеялись.

— Итак, время после школьных занятий. Автомобильная стоянка в Дидсбери, — напомнил

Друг.

— Я помню где, но не помню, что случилось. Был четверг. Я только что закончил с покупками. — Митч