Бронстайн бросил взгляд на бортовые часы на фронтальной стене мостика и занял место в кресле. Должно быть Вестинг преувеличивал. В отношении атмосферы Титана едва ли можно было рассчитывать на сюрпризы. Ее свойства были достаточно хорошо известны. Спектроскопические исследования показали, что он состояла преимущественно из азота, метана и инертных газов. Следовательно, она была исключительно ядовитой и кроме того такой холодной, что все химические реакции протекали очень вяло. Правда, она существовала только засчет этой низкой температуры. В большей близости к Солнцу силы тяжести небесного тела с объемом и плотностью спутника Сатурна не хватило бы для того, чтобы удержать газообразные элементы.
Титан был единственным из девяти спутников Сатурна, у которого была атмосфера. Поэтому он был единственным способным разместить комплекс научных сооружений: станцию для исследования своей планеты и ее системы колец, другая — для наблюдения далеких планет — Урана, Нептуна и Плутона, в будущем — институт по изучению физики холода и прежде всего базу для ракет, которым было суждено пробиваться за границы Солнечной системы в галактическое пространство. Атмосфера Титана была естественным щитом от космических лучей и метеоритных дождей, экономила дорогостоящие меры безопасности. Люди могли работать под ее защитой.
Но как это выглядело под атмосферой? У экспедиции «Пацифики» была задача исследовать геологические и физические свойства Титана, в особенности проверить условия для сооружения тех научных сооружений.
Бронстайн поднялся. Прошло десять минут. Он снова встал перед экраном.
Вестинг уже ждал его. Он размахивал перед передающей камерой листом бумаги.
— Мы движемся по нижней границе атмосферного слоя, степень ионизации которого постоянно находится между седьмой и восьмой группой.
Бронстайн скептически улыбнулся.
— Это было бы почти втрое больше расчетного значения.
— Вот именно! Ультрафиолетовое излучение светила лишь на малую долю является влияющим фактором. Я предполагаю, что недочет покрывается засчет дождей частиц, которые как-то связаны с Сатурном или его системой колец… Еще пятнадцать минут, и я раздобуду доказательство. Но для этого «Пацифика» должна подняться на пять тысяч метров.
Черты лица Бронстайна сразу же приняли отсутствующее выражение.
— Ионизированный слой отражает электромагнитные волны. Вы хотите поставить на карту радиосвязь с посадочной командой?
Астрохимик успокаивающе поднял руки.
— Во-первых речь идет о лишь краткосрочном отклонении курса в ионосферу, и, во-вторых, передатчик Далберга работает непрерывно. Как только мы покинем слой, мы снова примем сигналы.
Бронстайн колебался. Была такая возможность основополагающего открытия. Гипотеза Вестинга могла стать ключом к некоторым необъясненным проблемам, которые вытекали из поведения водородных планет Сатурна и Юпитера. С другой стороны эту гипотеза можно было проверить только в ионосфере, а прекращение радиосвязи означало преднамеренный вызов риска.
У человека и в космическом корабле с лучшим оснащением была важная функция: наблюдать за тем, чтобы степень вероятности непредвиденных ситуаций оставалось по возможности небольшой. Из различных вариантов которые вели в данной ситуации к определенной цели он всегда выбирал вариант с наименьшим риском.
В тот момент была только одна цель: обеспечить безупречную посадку. Эксперимент Вестинга, каким бы заманчивым он ни был, необходимо было наверстать позднее или предоставить следующей международной экспедиции.
— Мне очень жаль, Вестинг, я…
Пронзительный звонок оборвал слова коменданта. Одновременно погас экран, и красный предупредительный сигнал хлынул на мостик.
Передатчик замолк!
Три-четыре протяженных, невесомых прыжка и Бронстайн стоял перед приемником и нажимал кнопку усилителя. Безуспешно. Связь с посадочной командой прекратилась.
В лихорадочной спешке, но планомерно и уверенными движениями, Бронстайн начал проверять приемник.
Немного позже на мостике появилась Анне Месме.
Сигнал тревоги должно быть застал ее во время переодевания. Ввиду того, что предстояла посадка, она надела скафандр вместо юбки и свитера, но ее длинные темные волосы еще не были подколоты, а гермошлем болтался на ее запястье. Когда она узнала причину тревоги, она побледнела. Но она не задавала лишних вопросов, а сразу села за устройство управления.
— Курс сохраняется?
— Пока что да.
Вестинг вышел из шлюзовой камеры и бросил на коменданта беглый взгляд. «Приемник в порядке?»
Бронстайн кивнул. «Этим исключается первая возможность».
— Так я и думал. — Вестинг остановился перед главным компьютером и дал ему команду подготовить все сохраненные данные о направлении и интенсивности принятых радиосигналов.
— Вторая возможность, — сказал Бронстайн, — дефект передатчика.
— Исключено! Передатчик абсолютно защищен.
— Даже от двухста градусов? Мы должны принять в расчет все возможные факторы.
— В неблагоприятном случае миниатюрный элемент может выйти из строя под воздействием холода. Но затем автоматически включится соответствующий запасной элемент. Передатчик содержит все детали в тройном экземпляре. Я повторяю: Он обладает абсолютной защитой от помех.
Бронстайн задумчиво дергал свои усы.
— Должно быть Вы правы. Значит перейдем к следующей возможности: атмосферным помехам. Можно предположить, что мы находимся в локально ограниченной зоне помех или то, что такая зона переместилась между передатчиком и нашей траекторией…
В этот момент компьютер подал сигнал о выполнении команды, и Вестинг вынул из устройства вывода полоску бумаги, на которой были напечатаны колонки чисел.
— Я вообще не верю ни в какие помехи, — сказал он, когда пересек рубку, чтобы занять место за своим рабочим столом.
— Во что же…?
Анне тоже обернулась, с нетерпением ожидая ответа.
— А на разгильдяйство посадочной команды.
Несколько мгновений на борту было слышно лишь тиканье часов. Бронстайн поднял свою массивную голову. Он направил свой ясный взор с выражением удивления на астрохимика. На лице врача появились красные пятна.
Вестинг пожал плечами в ответ на молчание спутника. Он придвинул кресло к своему рабочему месту и открыл журнал.
— Я останусь при своем мнении, — сказал он. — Ведь самый большой фактор риска — человек, а не техника.
Бронстайн воспринял это суждение болезненно. С чего Вестинг взял это? Из принципиальных соображений? Или же он не доверял полностью обоим товарищам? Он часто устраивал с Веккером небольшие споры. При этом часто поднимался вопрос о дисциплине на борту, которую геолог воспринимал не так серьезно, как того хотел он — при том нельзя было смотреть сквозь пальцы на то, что Вестинг со своей стороны склонялся к преувеличениям. Но диалоги всегда велись в дружественном, часто в шутливом тоне, и ему, Бронстайну, никогда не приходила в голову мысль, что за этим может крыться что-то серьезное. Он ошибался?
Бронстайн провел ладонью по лбу. Сейчас было время думать об этом. Он должен был принять решение. Если дело было в технической, атмосферной или прочей помехе, то было нужно найти источник
