Овейна, кто она такая. Наставник назвал ее своей племянницей, привезенной из Уэльса. Больше ничего уточнять не стал.

Сейчас племянница Овейна выглядела совсем иначе. Ее долговязость превратилась в очаровательную гибкость, и формы уже начали заметно округляться. Большинство городских девиц, которых довелось увидеть Уиллу, заботились о бледности лица, полагая загар нескромным. У нее же лицо слегка побронзовело от солнца. И опять же у девушек было принято закалывать волосы под чепец, а у племянницы Овейна они свободно ложились на плечи, сияя, как золотые монеты.

Увидев Уилла, девочка перестала петь. Поднялась на ноги, подхватив руками белые юбки, где лежали собранные яблоки.

— Добрый день.

Уилл помолчал пару секунд, не зная, как продолжить разговор.

— Ты племянница сэра Овейна?

— Да, — ответила она, вспыхнув глазами. Они были такие же зеленые, как и у него, но только много светлее. — Но я предпочитаю, чтобы меня звали Элвин. А кто ты?

— Уилл Кемпбелл, — ответил он, стесняясь ее пытливого взгляда.

— Сержант моего дяди. — Она улыбнулась. — Я слышала о тебе.

— И что же ты слышала? — спросил Уилл нарочито равнодушно.

— Что ты приехал из Шотландии, что твой отец на Святой земле и ты очень по нему скучаешь.

— Чепуха, — сердито бросил Уилл. — Никто обо мне ничего не знает.

— Извини, — испуганно проговорила Элвин. — Я не хотела тебя обидеть.

Уилл отвернулся. Пнул валяющееся в траве яблоко. Он не понимал, почему вдруг заволновался.

— Да и вообще — много вы, девчонки, понимаете!

Элвин выпрямилась:

— Наверное, побольше, чем мальчишки, которые проводят дни, размахивая деревянными палками!

Они молча смотрели друг на друга, пока их не окликнули. Обернувшись, Уилл выругался про себя. К ним шагал брат-капеллан. Полы черной сутаны волочились по траве.

— Чем это ты занимаешься? — прорычал он, свирепо глядя на Уилла. — Отвечай во имя Всевышнего.

— Мы… разговариваем, — ответил Уилл.

Элвин смотрела перед собой с каменным выражением лица.

— А почему, сержант, ты вздумал разговаривать, вместо того чтобы делать дело? — не унимался брат-капеллан. — Или в этих стенах будет дисциплина, или мы потеряем веру. В праздности и непослушании ты станешь легкой добычей дьявола.

Элвин пошевелилась.

— Мы просто…

— Молчи, девица! — рявкнул суровый священник, развернувшись к ней. — Мы с огромной неохотой согласились на просьбу сэра Овейна поселить тебя здесь.

— Но мне больше негде жить.

— Магистр заверил нас, что ты будешь пребывать в своих покоях. Но я вижу, что это совсем не… — Капеллан замолк, заметив у нее в подоле яблоки, а ниже босые ноги.

Уилл пришел в восторг, когда щеки священника заметно порозовели.

— Что это? — вскипел брат-капеллан, ткнув пальцем в яблоки. — Украла?

— Украла? — Элвин изобразила на лице ужас. — Конечно, нет. Я хотела попросить слуг приготовить для магистра что-нибудь вкусное.

Взволнованный служитель собрался что-то сказать, но так и остался с открытым ртом.

— Но ведь обидно будет, если они сгниют, — ласково продолжила Элвин. — Правда? — Она протянула яблоко ретивому старику. — Попробуйте, они сладкие.

Уиллу пришлось прикрыть рот рукой, чтобы священник не увидел его улыбку. Элвин, разумеется, это заметила, и ее глаза тоже заулыбались.

Брат-капеллан разглядывал их, задумчиво вскинув брови.

Наконец приказал:

— Отправляйся к своим обязанностям, сержант! А тебя, — он повернулся к Элвин, — я сопровожу к твоему жилищу. Магистр, да храни его Господь, счел подобающим повернуть устав согласно своей воле, но моя душа вопиет против такого грубого нарушения правил.

Он подошел взять ее за руку, но в самый последний момент передумал, видимо, испугавшись прикоснуться к девичьей коже. Ему не надо было понукать Элвин. Подхватив юбки, она гордо зашагала впереди.

Восхищенный дерзостью девочки, Уилл покачал головой и двинулся к главному двору. До службы девятого часа подросток собирался заняться написанием письма, которое он слишком долго откладывал. «Пиши матери», — сказал отец перед отбытием. Его единственное пожелание Уилл пока еще не выполнил. Почему? Трудно сказать. Мальчик помнил и любил мать. Воспоминание об их расставании в Шотландии, когда она, слабо улыбаясь, погладила губами его щеку, до сих пор являлось Уиллу. Наверное, он не писал, потому что ничего хорошего в его жизни здесь не случилось. Но сейчас он напишет ей, что присутствовал на переговорах магистра с королем. Нес щит своего наставника.

Уилл постучал в дверь солара, моля Бога, чтобы ее открыл не Жак, а Овейн. Но не отозвался никто. Он подождал, затем постучал снова, на этот раз сильнее. И опять без ответа. Оглядев коридор, Уилл осторожно толкнул дверь и заглянул в комнату. Рыцарские покои были пусты. Он начал закрывать дверь, но остановился, увидев на столе пачку пергаментов. Вошел, спугнув сидящую на оконном карнизе голубку.

Пергаменты разложены в три стопки. Уилл быстро их просмотрел, ища чистый листок. Все исписаны. Некоторые рукой Овейна — он узнал его скоропись, — некоторые заостренным угловатым почерком Жака. На одном пергаменте вверху стояла королевская печать из красного воска. Уилл опасливо посмотрел на дверь, затем его любопытные глаза быстро забегали по письму. Оно было адресовано Юмберу де Пейро с вежливым требованием пересмотреть условия передачи в залог королевских драгоценностей. Уилл потерял интерес после первых нескольких строчек и поспешно просмотрел остальные документы. Перечисление долгов короля Генриха, тоже не очень интересно. Просто не верилось, сколько назанимал у ордена тамплиеров король Англии за последние несколько лет. Уилл положил взятое на место и повернулся к шкафу. Поразмышляв пару секунд, подошел, открыл двойную дверь. Здесь на средней полке лежала небольшая пачка чистых пергаментов. Он начал вытаскивать один, и пачка сдвинулась. В самом низу виднелся какой-то документ. Уилл сложил чистый лист, сунул его под рейтузы, затем вытащил снизу хрустящий желтый пергамент. Ему стало любопытно, почему он лежит вместе с чистыми листами, а не в пачке с остальными письмами. Написано по-латыни, но почерк какой-то странный, слишком аккуратный. Как будто автор письма пытался его намеренно изменить. Подписи не было, как и имени того, кому оно было адресовано, и это тоже показалось Уиллу странным. Однако дата была указана.