ненавидеть друг друга, Корнель?
Корнель. Ну, этого тебе не понять, малыш; ты еще не научился страстно верить.
Тони. Во что?
Корнель. В свою правду. Человек никогда не сделает для себя того, что сделает ради своего знамени. Нельзя быть таким сентиментальным, Тони. Мама тебя только портит.
Тони. Чем?
Корнель. Своим воспитанием. Так из тебя никогда не выйдет мужчины, способного сражаться за свою идею. Мир, любовь, сострадание, — да, конечно, все это очень красиво, но… сейчас, Тони, не время для таких вещей. Сейчас происходят слишком серьезные… и великие события. Мама этого не понимает. Мы должны быть готовы… ко всему. Слушай, Тони, если с Петром что-нибудь случится, мама не должна об этом знать. Мы будем говорить ей, что он еще под арестом. Хорошо? А может быть, и в самом деле все уже кончено. Эта сволочь, наверно, уже сдалась. Такая… странная тишина. Не выходи из дому, Тони!
Тони. А ты?
Корнель
Входит Мать.
Мать. Корнель, где же Петр? Почему его все нет? Утром ты говорил, что это недоразумение, что к вечеру его, наверно, отпустят… Корнель, ты слышишь?
Корнель. Да, мамочка, но… так быстро это не делается. Арестованы сотни людей, и пока все дела будут расследованы… Это может затянуться… пожалуй, на целую неделю.
Мать. На неделю? По-твоему, нашего Петра могут так долго мучить, Корнель? Нет, нет! Я этого так не оставлю! Я пойду к ним туда, скажу им…
Корнель. Это невозможно, мама. Тебя даже не пустят…
Мать. Как это, как это не пустят мать?! Я отнесу Петру белье и чего-нибудь поесть. Матери никто не запретит. Она имеет право.
Корнель. Тебе придется все-таки подождать, мама. Улицы оцеплены войсками. В центр никого не пропускают.
Мать. А мать пропустят. Я им скажу, что несу кое-что для сына… Я должна видеть Петра, Корнель! Должна знать, что с ним! Петр ведь не преступник, чтобы его держать в тюрьме. Я им так и скажу, не думай. Скажу, что они не имеют права держать в тюрьме моего сына!
Корнель. Напрасные слова, мама. У них есть право на это.
Мать. Что же, Петр — злодей? Убил он кого-нибудь или ограбил?
Корнель. Нет, конечно… не злодей. Этого никто не утверждает.
Мать. Вот видишь! Они не имели права арестовать его ни за что ни про что?
Корнель. Мамочка, ты, видно, не совсем понимаешь…
Мать. Да, да, знаю… Иди, Тони. Тебе здесь нечего делать. Незачем тебе слушать, как глупа твоя мать.
Тони медленно и неохотно выходит.
Я стараюсь все понять, Корнель. Но не удается. Как можно посадить в тюрьму моего сына, если он никому не причинил вреда? Это мне очень трудно понять.
Корнель. Извини, мама, но ты никак не хочешь взять в толк, что у нас сейчас… гражданская война.
Мать. Ну, так что же? Разве она необходима?
Корнель. Необходима. Потому что люди разделились на два лагеря, а властвовать может только один. Ну, и приходится разрешать боем, кто будет у нас властвовать.
Мать. Из-за этого идет стрельба?
Корнель. Да. Иного выхода нет.
Мать. Хорошо. Но скажи, пожалуйста, неужели это так важно, кто будет властвовать? Разве у каждого нет своей семьи? Так пусть каждый и заботится о своей семье.
Корнель. Семья — это еще не все.
Мать. Все, Корнель. Для меня все. И не говори мне, что Петр хотел над кем-то властвовать. Уж я-то его знаю: он и мухи не обидит. Ты — да, а Петр — нет. Не такой у него характер, чтобы он кем-нибудь командовал…
Корнель. Вполне вероятно, мама, но его партия хотела бы командовать всем, хотела бы все перевернуть по-своему… А это было бы несчастьем для всей нации, понимаешь? Ведь это орда изменников и преступников, мамочка! Они готовы все растащить и разграбить…
Мать. Нет, это не так, Корнель. Этому я не поверю. Я все-таки Петра знаю… Петр не пошел бы с такими людьми. Ты бы тоже ведь не пошел, Корнель, со всякими злодеями и предателями.
Корнель. К сожалению, Петр такой доверчивый…
Мать. Да ведь это же молодость! Вот ты никогда не был таким молодым и общительным, Корнель. Никогда не сходился так легко с товарищами. Тебя можно было назвать скорее гордецом… Нет, нет! Петр не мог бы принять участие в чем-то непорядочном!
Корнель. Так, значит, я принимаю участие в чем-то непорядочном, мама?! Либо его партия права, либо… мы. Как ни вертись, а выходит, что один из нас пошел по плохой дороге.
Мать. И ты нет, Корнель. У тебя в характере благородство, чувство собственного достоинства. Ты тоже не способен на дурное… и нечестное.
Корнель. Так вот, я
Мать. Погоди, дружок! Значит, для того чтобы на свете установился наконец порядок, необходимо было арестовать нашего Петра?
Корнель. Да, необходимо, мама… Раз он ввязался…
Мать. Да ведь это позор, Корнель! Не могут быть правы те, кто посадил нашего Петра!
Корнель. Если бы дело обернулось иначе, мама, так Петр посадил бы в тюрьму меня.
Мать. Петр — тебя?
Корнель. Я хочу сказать: его сторонники. Его партия, понимаешь?
Мать. Тогда они вышли бы дураками… и негодяями. Ведь за тобой нет ничего дурного, Корнель! Как же они могли бы тебя посадить? Это было бы таким же беззаконием, как и то, что посадили нашего Петра. Нет, Корнель, его забрали злые люди. Злые, жестокие, глупые. Ах, если бы я только могла вот этим кулаком ударить им прямо в лицо…
Корнель. Мама, прошу тебя…
Мать. Мы не имеем права оставлять его там, Корнель! Ты должен как-нибудь помочь мне… По-твоему, его могут продержать еще несколько дней?
Корнель. Да, возможно. Но потом, конечно, освободят. На улицах спокойно. Вот увидишь, к завтрашнему дню все будет кончено…
