попадания. Пыль, дым. Разворотили угол дома, завалили крышу.

В 'нашем' коттедже со звоном посыпались оконные стекла. Если бы чехи открыли окна, то сохранили бы стекла. Жаль, что забыл предупредить их.

Неприятно.

Подбегает хозяин:

- Пан офицер! Не убивайте брата и его детей! Не стреляйте туда! Никаких признаков присутствия немцев не замечаю. Возможно, они давно убежали. Ах, наивный, простодушный чех! Сам напросился, не подумал. И я хорош гусь поторопился. Впрочем, у меня приказ: 'Обстрелять ближние цели! Отвлечь немцев!'

Выбираю для обстрела другой объект: высокую башню на противоположной окраине города. Единственный аргумент: оттуда в принципе удобно наблюдать за нами. Поэтому немцы могли бы устроить в той башне наблюдательный пункт. Снарядов не жалко, война кончается. Четыре залпа - два прямых попадания. Все. Отбой!..

Появился Дмитриев:

- Что тут у тебя?

- Обстрелял дом. Там вчера стояла зенитная батарея. На всякий случай. Немцев нет.

- Ладно. Драпанули, значит, фрицы.

Хозяева, несмотря на причиненный им нашей стрельбой ущерб, радушны. Они угощают нас вином, свежим вкусным белым хлебом, яйцами...

Хозяйка с дочками и соседями ушла в город - не терпелось узнать, что

происходит в центре, хотелось побыть с народом. К вечеру все вернулись в полном восторге и рассказали, что в городском парке было устроено большое торжество: оркестр играл 'Червене а бяле', народ веселился, танцевал и пел.

Таких проявлений радости и восторга мне не приходилось видеть ни на Украине, ни в Польше, ни тем более в Венгрии. Хозяин попросил нас сфотографироваться с его семьей. Мы стали у стены дома: я, Дмитриев, хозяйка и две хорошенькие девочки-подростка.

Утром, когда выводили пушки на дорогу, готовились к маршу и были

поглощены своими обычными заботами, хозяин сунул мне в руку три влажных

листка. Я не сразу даже понял, что это фотокарточки. Снимки маленькие, чуть побольше спичечного коробка, серые, мутноватые. Как будто слякотный осенний вечер, а не яркий весенний день.

Хозяин смущенно улыбается:

- Шпатный фильм (скверная пленка), Шпатный фильм. Извините. Понятно. Где же в войну достать хорошую пленку?

- Спасибо, хозяин! - Я пожал ему руку. - Спасибо. Хо-ро-шо.

Спустя почти шестьдесят лет я с волнением всматриваюсь в то застывшее мгновение юности: первое мая 1945 года на окраине Моравской Остравы.

% % %

Последующие три дня прошли в праздничном угаре. Нас несколько раз

перебрасывали с места на место в окрестностях Остравы. Невольно, но с

удовольствием мы участвовали в многочисленных уличных торжествах с вином и музыкой, - по случаю освобождения от немцев.

В одном селе местные музыканты сыграли для нас 'Катюшу' и 'Очи черные', чем очень растрогали. А потом каждому улыбающиеся цветущие девушки вручили по незабудке. Девушек обнимали, а они совали нам в руки по маленькому голубому цветку, смеялись и приветливо произносили: 'Здравствуй!', а затем и по-чешски - 'Наздар!' Как от всего этого не прийти в восторг?!

Наступил по-летнему жаркий день 5-го мая. Накануне вечером прошел дождь. Все вокруг расцвело и благоухало.

Наступление продолжалось. По крутой горной дороге спускаемся в чистенький, уютный городок Фридек. Остановились на главной площади. Посредине площади - здание ратуши, увенчанное башенкой с часами. По обе стороны от ратуши - красивые четырех- и пятиэтажные дома, а напротив торговый центр. Он образован несколькими стоящими вплотную друг к другу магазинами. У магазинов копошатся набежавшие откуда-то солдаты, выносят коробки, узлы, бутылки.

- Шмонай, братцы! Можно! Давай быстрей! - кричат 'отоварившиеся' уже солдаты.

Раньше начальство осуждало открытый грабеж. Но зимой официально объявили и разъяснили: поскольку немецко-фашистские захватчики почти четыре года бесчинствовали на оккупированной территории и вывозили награбленное имущество советского народа в свое логово, то партия и правительство, заботясь о благосостоянии советских граждан, разрешают отправку посылок на Родину по установленным нормам.

Все одобряют это постановление. О нормах же говорить смешно: кто смел тот и съел! Очевидцы рассказывают, что большие начальники и грабят по-крупному, вагонами. Кто-то из наших 'управленцев' донес, что Федя отправил родителям свыше ста посылок. Больше всех усердствуют тыловики: интенданты, снабженцы, транспортники...

Поначалу наши 'братья-славяне' стыдились. Но вскоре всякий стыд исчез: 'Шмонай, раз дозволяют и даже приглашают!'

У магазинов быстро собралась толпа. На площади и во внутреннем дворе торгового центра скопилось много высоких крепких повозок под тентами. Это застряли беженцы: немцы и фольксдойчи, не успевшие добраться до своего 'Фатерланда'.

Наши вояки и сбежавшиеся местные жители энергично срывают тенты с

немецких повозок и растаскивают уложенный в них скарб...

Вот старшина-сапер выкатил из магазина сверкающую вишневую 'Яву':

- В подвале полно мотоциклов, - говорит он, - бери, кто хочет!

Многие, конечно, хотели бы взять, потому что мотоцикл - прекрасная вещь! Однако это могут себе позволить лишь те, у кого есть транспорт: снабженцы, саперы, генералы.

Солдаты несут в подолах гимнастерок и в обхват бутылки, прижимая их к груди: 'Братцы, шнапсу - залейся! Пей - не хочу!'

Сержант Рокотов, из штрафников, бывший капитан и доцент пединститута, прихватил большой черный футляр - аккордеон. Подарит сыну.

Кто-то рядом со мной высадил дверь галантерейного магазина, и я оказался втянутым внутрь. В небольшом торговом зале полутемно, жалюзи опущены. Снаружи солдаты напирают так, что трещит стекло прилавка. Под стеклом бумажники разных размеров и фасонов. Я схватил большой желтый бумажник, приятный на ощупь.

Тут же у прилавка высится горка кожаных чемоданов. Немолодой солдат-пехотинец потянул снизу самый большой чемодан, и горка рухнула. Задние напирают, топчут чемоданы, сумки, зонтики. Я сунул руку в кучу и вытащил

небольшой щегольской коричневый чемоданчик, очень соответствующий

офицерскому званию. Отличная вещь!

С этой добычей не без труда выбираюсь на площадь. Ярко светит солнце, снуют туда-сюда возбужденные, озабоченные люди: военные и гражданские, наши и местные жители.

У самого тротуара работает группа представительных, ухоженных мужчин. Некоторые подозрительно похожи на наспех переодетых офицеров или чиновников. Они под присмотром парней в гражданской одежде, но с винтовками за спиной неумело подметают и без того чистую брусчатку.

Оказывается, чехи уже успели организовать дружину для охраны порядка. Эти дружинники арестовали оказавшихся поблизости немцев и фольксдойчей,

местных и беженцев. Вокруг собралась веселая толпа взбудораженных чехов и наших солдат. Из толпы кто-то нетрезвый кричит:

- Пусть немцы моют площадь тряпками! Мылом, мылом! На колени их! Толпа наслаждается унижением бывших господ.

Ко мне подходит молодой чех с винтовкой в руке и подзывает высокого, полного, холеного немца в шляпе, пиджаке, при галстуке, в галифе и сапогах: