— Брат Нюмрод? — спросил Брута.
— Что?
— Э… Брат Нюмрод?
— Что?
Брат Нюмрод вынул пальцы из ушей.
— Да? — несколько раздраженно спросил он.
— Гм, я хотел бы, чтобы вы взглянули на кое-что в… В саду, брат Нюмрод.
Наставник сел. На лице Бруты была написана искренняя тревога.
— Что ты имеешь в виду? — спросил брат Нюмрод.
— Ну, в саду. Это трудно объяснить. Я нашел… Брат Нюмрод, я нашел, откуда исходят голоса. Вы сами просили, чтобы я вам все-превсе рассказывал.
Старый священнослужитель искоса взглянул на послушника. Но если и жил когда-либо на Диске человек, напрочь лишенный хитрости и коварства, так это Брута.
Страх — достаточно странная почва. В основном на ней вырастает послушание, причем рядами, словно пшеница, чтобы удобнее было пропалывать. Но иногда она дает урожай клубней демонстративного неповиновения, которые пышно разрастаются в подполье.
В Цитадели подполья хоть отбавляй. Во-первых, там имеются темницы и тоннели квизиции. А кроме них в Цитадели есть подвалы, сточные трубы, заброшенные помещения, тупики, пространства за древними стенами и даже естественные пещеры в самом скальном основании.
Это была одна из таких пещер. Дым от горящего по центру костра уходил в щель на потолке и бесследно терялся в лабиринте труб и колодцев.
Среди танцующих теней можно было разглядеть около дюжины фигур. Все присутствующие были в грубых накидках поверх невзрачной, сшитой из тряпок одежды, которую не жалко будет сжечь после встречи — чтобы длинные руки квизиции не нашли ничего инкриминирующего. Манеры движений говорили о том, что собравшиеся в пещере привыкли носить оружие. Характерные жесты. Позы. Обороты речи.
На одну из стен было нанесено изображение. Нечто овальное с тремя маленькими выступами в верхней части, причем средний чуть больше крайних, и тремя выступами внизу, средний тоже чуть больше и заостренный. Детский рисунок черепахи.
— Он отправится в Эфеб, — сказала одна из масок. — Не посмеет не поехать. Реку истины следует перекрыть у самого истока, дабы остановить воду.
— Стало быть, мы должны успеть вычерпать из реки все, что возможно, — промолвила другая маска.
— Скорее, нам следует убить Ворбиса!
— Только не в Эфебе. Это должно произойти здесь. Чтобы люди
— А мы когда-нибудь ее наберем? — спросила маска, и ее владелец нервно хрустнул суставами.
— Даже крестьяне чувствуют, что творится нечто странное. Истину не остановить. Запрудить реку истины? Возникнут течи огромной силы. Помните брата Мурдака? Ха!
— Один из нас должен отправиться в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
— Существует, ведь его имя написано на книге.
— Дидактилос. Странное имя. Знаете, оно означает «двупалый».
— Его, должно быть, весьма почитают в Эфебе.
— Доставьте его сюда, если такое возможно. И привезите Книгу.
Одна из масок выглядела крайне нерешительно. Снова защелкали суставы.
— Но сплотится ли народ вокруг… обычной книжки? Народу нужно больше, чем просто книга. Это же крестьяне. Они не умеют читать.
— Зато умеют слушать!
— А если и так… Им нужно показать… Нужен символ…
— У нас есть символ!
Все фигуры в масках инстинктивно повернулись к изображению на стене, почти незаметному в тусклом свете костра, но выгравированному в их умах. Они с благоговением взирали на истину, которая зачастую так поразительна.
— И все-таки Черепаха Движется!
— Черепаха Движется!
— Черепаха Движется!
Вождь людей в масках кивнул.
— А сейчас, — промолвил он, — бросим жребий…
Великий Бог Ом разгневался — или, по крайней мере, предпринял энергичную попытку взъяриться. Но гнев наотрез отказывался подниматься выше чем на один дюйм от поверхности земли, поэтому бог очень быстро достиг предела.
Тогда Ом молча проклял жука — но с тем же успехом можно было таскать воду в решете. Проклятие никакого действия не возымело. Жук, тяжело ступая, удалился.
Затем бог проклял дыню до восьмого колена — опять ничего. Он напрягся изо всех сил и попробовал наслать на нее бородавки. Дыня лежала себе на грядке, продолжая тихонько зреть.
Он попал в крайне затруднительное положение, и мир не замедлил воспользоваться этим — какое коварство! Ничего, вот когда Ом вновь обретет прежнюю форму и могущество — о да, тогда он Предпримет Шаги. Племена Жуков и Дынь пожалеют о том, что были созданы. И что-нибудь особо ужасное случится со всеми орлами на свете. И… и появится новая заповедь, касающаяся выращивания салата…
Когда наконец вернулся тот тупоголовый паренек, ведя за собой восково-бледного мужчину, Великий Бог Ом не испытывал ни малейшей наклонности шутить. Да и вообще, с точки зрения черепахи, самый красивый человек представляет собой лишь пару огромных ног, далекую заостренную голову плюс где-то там же, наверху, располагаются крайне неаппетитные ноздри.
— Это еще кто? — прорычал Великий Бог Ом.
— Это брат Нюмрод, — ответил Брута. — Наставник послушников. Он занимает весьма важное положение.
— Я что, велел тебе притащить сюда какого-нибудь старого жирного педераста?! — взорвался голос в его голове. — За это твои глаза будут насажены на огненные стрелы!
Брута опустился на колени.
— Я не могу обратиться к самому верховному жрецу, — вежливо ответил он. — Послушников пропускают в Великий Храм только в особых случаях. Если меня поймают, квизиция сурово накажет меня за Ошибки в Поведении. Это Закон.
— Тупой дурень! — закричала черепаха.
Нюмрод решил, что настало время вмешаться.
— Послушник Брута, — сурово промолвил он, — почему ты разговариваешь с этой черепашкой?
— Ну, потому… — Брута замялся. — Потому, что она разговаривает со мной…
Брат Нюмрод опустил взгляд на торчащую из панциря одноглазую голову.
Вообще-то, он был добрым человеком. Иногда дьяволы и демоны поселяли в его голове дурные мысли, но наружу он их не выпускал, а потому никак не заслуживал быть названным так, как назвала его черепаха, — впрочем, даже если бы он услышал эту характеристику, то скорее всего решил бы, что так называется какой-нибудь недуг ног. Брат Нюмрод прекрасно знал, что можно слышать голоса демонов и иногда богов. Но черепашьи голоса — это что-то новенькое. Он даже испытал к Бруте некую жалость — в принципе, паренек совершенно безвреден, туповат, конечно, зато безропотно выполняет все, о чем ни попросишь. Юные послушники частенько отправляются чистить выгребные ямы и клетки быков, причем абсолютно добровольно — из-за странной веры в то, что святость и благочестие каким-то мистическим образом связаны с пребыванием по колено в дерьме. Добровольцем Брута никогда не вызывался, но выполнял подобные работы вовсе не ради того, чтобы произвести впечатление, а потому, что их ему
