Философы разом отодвинулись подальше от Зенона.

— Хотя, если подумать, — сказал Зенон, — одного у Фургула не отнять, очень отзывчивый бог. Любит пошутить, как и всякий хороший… человек.

Он быстро огляделся. Спустя некоторое время философы успокоились и, казалось, совсем забыли о Бруте.

Только сейчас он смог по-настоящему осмотреть зал. В таверну он попал впервые в жизни, а это была именно таверна. Вдоль одной из стен тянулась стойка, а позади нее располагались обычные для эфебских забегаловок украшения: ряды кувшинов для вина, стеллажи с амфорами и веселые изображения весталок на картонных коробочках для соленого арахиса и козьего вяленого мяса, пришпиленных к стене в надежде на то, что в мире найдутся люди, которые начнут в массовом порядке скупать коробочки с орехами только ради того, чтобы посмотреть на картонный сосок.

— Что это такое? — прошептал Брута.

— Откуда я знаю? Выпусти меня, тогда скажу.

Брута открыл короб и вытащил черепашку. Слезящийся черепаший глаз осмотрел зал.

— О, типичная таверна, — подвел итог Ом. — Замечательно. Закажи мне блюдце того, что все здесь пьют.

— Таверна? Здесь пьют алкоголь?

— Очень на это надеюсь.

— Но… но… Семикнижье не менее семнадцати раз категорически призывает нас воздержаться от…

— Понятия не имею почему, — перебил его Ом. — Видишь человека, который протирает кружки? Просто подойди к нему и скажи: «Дай-ка мне…»

— Но вино делает разум человеческий бесплодным, так сказал пророк Урн. И…

— Повторяю еще раз! Я никогда не говорил ничего подобного! А теперь скажи этому человеку…

Но тут человек сам заговорил с Брутой. Словно по волшебству, он возник напротив него с другой стороны стойки, все еще протирая свою кружку.

— Добрый вечер, господин. Что желаешь?

— Я хотел бы выпить воды, — отчетливо произнес Брута.

— А для черепашки?

— Вина! — раздался голос Ома.

— Не знаю… — протянул Брута. — А что обычно пьют черепахи?

— Те, что живут у нас, обычно пьют молоко с крошками хлеба, — ответил хозяин таверны.

— И у вас здесь много черепах? — спросил Брута, стараясь не обращать внимания на отчаянные вопли Ома.

— Очень полезное с философской точки зрения животное. Обгоняет метафорические стрелы, побеждает зайцев на бегах… Крайне полезное животное.

— Гм… Но у меня… у меня совсем нет денег, — смущенно признался Брута.

Хозяин чуть наклонился к нему:

— Знаешь, что я скажу… Декливитий только что поставил всем выпивку. Он и не заметит.

— Хлеб и молоко?

— О, спасибо, большое спасибо.

— У нас здесь все собираются, — сказал бармен откидываясь назад. — Стоики. Циники. Циники любят выпить. Эпикурейцы. Сохастики. Анамаксандриты. Эпистемологи. Перипатетики. Синоптики. Все виды. Я лично всегда придерживался следующего мнения, — он взял очередную кружку и принялся ее протирать, — для создания мира все пригодятся.

— Хлеб и молоко! — заорал Ом. — Ты еще ощутишь на себе гнев божий, это я тебе обещаю. А теперь спроси у него о богах.

— Слушай, — нерешительно промолвил Брута, потягивая воду из кружки, — кто-нибудь из них разбирается в богах?

— С этим лучше обратиться к священнослужителю, — ответил бармен.

— Нет, я имею в виду… Кто такие боги… Как они появляются… В этом кто- нибудь разбирается? — спросил Брута, стараясь подстроиться под манеру речи хозяина таверны.

— Боги это не одобряют… — ответил тот. — Здесь уже случалось такое, когда кто-нибудь пропустит пару-другую кружечек. Космические размышления о том, существуют ли боги. А в следующий момент крышу пробивает молния. Ба-бах — и пара дымящихся сандалий. И еще записка: «Да, мы существуем». Подобные случаи отбивают всякий интерес к метафизическим размышлениям.

— Хлеб даже не свежий, — пробурчал Ом, погрузив нос в блюдце.

— Да нет, я знаю, что боги существуют, — поспешил развеять сомнения Брута. — Просто мне хочется побольше узнать о них.

Хозяин пожал плечами.

— Тогда отойди-ка вот от этих бутылок — они очень дорого стоят. А вообще, какая разница. Ничего не меняется — хоть сто лет пройдет, хоть двести.

Он взял очередную кружку и принялся ее полировать.

— Ты тоже философ? — удивился Брута.

— Пристает. Через какое-то время, — ответил хозяин таверны.

— Молоко кислое, — возмутился Ом. — Говорят, в Эфебе демократия. Черепахи здесь имеют право голоса?

— Вряд ли я найду здесь то, что ищу, — осторожно заметил Брута. — Э-э, прошу прощения, господин Продавец Напитков?

— Да?

— Что это за птица вошла сюда, когда упомянули Богиню, — он попытался вспомнить незнакомое слово, — Мудрости?

— Здесь есть небольшая проблема, — сказал хозяин. — Возникла небольшая путаница.

— Что-что?

— Это был пингвин.

— Это самая мудрая птица из всех?

— Нет, совсем нет, — пожал плечами хозяин таверны. — Чем-чем, а мудростью не славится. Среди птиц стоит на втором месте по непонятности. Говорят, умеет летать только под водой.

— Тогда почему же?…

— Мы неохотно говорим об этом, — откликнулся хозяин. — Людей это огорчает. Проклятый скульптор, так перепутать… — добавил он едва слышно.

У другого конца стойки философы опять затеяли драку.

Хозяин снова наклонился к Бруте:

— Сомневаюсь, что ты здесь чего-нибудь добьешься, если у тебя нет денег. Беседы с философами стоят недешево.

— Но… — начал было Брута.

— А есть еще расходы на мыло и воду. На полотенца, мочалки, пемзу, соли для ванн. Все суммируется.

Из блюдца раздалось бульканье, и украшенная молочными усами голова Ома повернулась к Бруте.

— У тебя что, совсем нет денег? — осведомился он.

— Совсем.

— Мы кровь из носу должны найти философа, — решительно заявила черепашка. — Я в нынешнем моем состоянии просто не могу думать, а ты вообще этого не умеешь. Нам нужно найти такого человека, который занимается этим постоянно.

— Конечно, можно попробовать обратиться к старому Дидактилосу… — предложил хозяин таверны. — Дешевле не бывает.

— Он что, пользуется самым дешевым мылом? — спросил Брута.

— Думаю, абсолютно не опасаясь впасть в противоречие, — важно промолвил хозяин, — можно сказать, что он вообще не пользуется мылом.

— Понятно, большое спасибо, — кивнул Брута.