«крупных и высоких». Там со мной произошел отвратительный случай. Однажды я зашел в тот момент, когда мой продавец был чрезвычайно занят, и меня стал обслуживать новичок, который не задумываясь повел меня в секцию, обозначенную словом «Полные».
Я пришел в ярость: ненавижу слово «полные», это одно из старомодных слов, которые меня раздражают, и я выразил свои чувства этому молодому ничтожеству. Он занервничал и стал объяснять мне, что магазин употребляет слово «полные», чтобы обозначить более худых покупателей, в сравнении с теми, кто одевается в секции «Тучные».
Конечно, я немного успокоился, я не стал бы сидеть на диете только в связи с той неприятной историей, но готов делать это за компанию с ним, Белым Медведем. На меня ложится самая трудная часть работы - исследования и подсчет калорий. А ему достанется самое легкое - просто не есть. Я подчеркнул, что всегда был убежден в пользе диет. Однако экспериментальным путем определил, что мне гораздо полезнее о них читать, чем соблюдать.
Начиная с этой субботы я почувствовал, что мы наконец пришли к некоторому взаимопониманию. Я немедленно урезал его порции и потребовал от Розы, чтобы она не поддавалась на его провокации и не кормила его. С Мариан было сложнее. Она с трудом подчинялась моим требованиям и, несмотря на просьбы, всегда давала ему, как она это называла, «совсем капельку». Однажды, отчаявшись, я сказал, что если она не прекратит это, то, когда я буду у нее в гостях, сделаю то, чего она никогда не делает, - состригу когти у ее кота.
К сожалению, с диетой Белого Медведя ничего не получалось. Маленькие порции или большие порции - скоро стало совершенно ясно, что мы не выигрываем, а проигрываем диетическую войну. Белый Медведь по-прежнему прибавлял в весе, не думая о будущем, которого может и не быть, строго напомнил я ему, если он отказывается худеть. Нужно было принимать более суровые меры.
Вот что я решил сделать - посадить его на специальную диету для котов. Здесь сражение началось сразу же, с первой консервной банки. Белому Медведю не понравился ее вид уже в тот момент, когда я ее открывал. В этом не было вины производителя консервов. Как я уже говорил, Белый Медведь не любил новшеств, тем более ему не могла понравиться новая еда.
Я нарочно решил провести эти испытания в уикенд, когда я целый день дома. И правильно сделал. В то субботнее утро он не притронулся к новой еде, хотя я точно знал: он был очень голоден. Ну хорошо, подумал я, если он хочет вести жесткую игру, я тоже буду жесток. И сразу же убрал миску. Но при этом рассказал коту, что, когда я был маленьким мальчиком, я должен был съедать все, что лежало у меня на тарелке. В противном случае тарелку с недоеденным блюдом уносили и приносили снова перед следующей едой, и, пока я не съедал все до конца, мне не давали ничего другого. И Белому Медведю надо усвоить этот урок, потому что именно так я буду поступать теперь с ним.
В субботний полдень я снова поставил ту же миску. Опять ничего. Еще раз я ее забрал.
Всю середину дня я провел, слушая кошачий концерт. Я не обращал на это никакого внимания.
В третий раз я повторил весь процесс. Но и в третий раз он был тверд, как скала. Тогда, перед тем как убрать миску, я в отчаянии, прямо у него на глазах, засунул палец в еду, облизал его и посмотрел на него с сияющей улыбкой.
- Ммммм, - сказал я, - изумительно!
Он внимательно наблюдал за мной с выражением лица средневекового монарха, у которого есть подозрения, что блюдо, которое пробует его слуга, отравлено.
Я игнорировал эти взгляды и держался той же линии поведения. Даже перед сном я принес ему ту же диетическую пищу и сказал, что ничего, кроме этого, не будет. И опять никакого результата. В эту ночь мне достался непрерывный раскатистый шквал «айяу». И когда я, несмотря ни на что, попытался уснуть, кот начал метаться по кровати, пока не разбудил меня.»
На следующее утро, спустя двадцать четыре часа, как он ел последний раз и все еще отказывался съесть хоть бы кусочек, я стал волноваться. Но я знал, что у меня есть только два варианта - или храбро стоять на своем, или малодушно капитулировать. Я смело прошагал к холодильнику. Однако в этот раз, как только я вытащил миску с той же едой, прежде, чем я успел поставить ее перед котом, он издал невероятно пронзительное «айяу». И вот тут я хочу кое-что прояснить по поводу нашего сражения: я не сдался, а он не выиграл. Случилось так, что, когда он издал это «айяу», я внимательно посмотрел на миску и решил, что, может быть, еда уже испортилась и, если я заставлю ее съесть, он действительно может заболеть. Эта, и только эта причина явилась основанием для отказа от кошачьей диетической пищи и возвращения к обычной нормальной еде. Но сказать, что он победил, или как-то по- другому интерпретировать мои действия - это значит исказить факты. Ведь это я, а не он принял решение.
Я поступил, как всегда, правильно, потому что при всей многогранности программ по оздоровлению, как только вы начинаете внимательно их изучать, вы понимаете, что диета - лишь одна из граней. Так же важны упражнения. Диета без упражнений, я всегда это говорил, только половина диеты. Я сам, например, не только иногда отказываю себе в десерте, но каждый уикенд, если, конечно, позволяет погода, вывожу велосипед и езжу на нем, пока не устану. За десять минут я доезжаю до шахматного клуба, расположенного в Центральном парке, и, проведя там несколько часов, быстро возвращаюсь домой. Меня устраивает эта программа не из-за суетного желания влезть в старую армейскую форму - я лишен этих нелепых амбиций, - а из-за намерения поддерживать себя в хорошем физическом и умственном состоянии.
В противоположность мне Белый Медведь был просто лежебокой.
И так как он явно ничего не хотел менять в своей жизни, эти изменения должен был осуществить я. Поскольку он не был одержим шахматами, я придумал для него другие игры. Во-первых, достал все мячики и другие круглые игрушки. Затем прямо в гостиной, кидая их одну за другой, я предлагал ему, конечно, не найти и подать мне - это было бы слишком унизительно для него, слишком по- собачьи, нет, нет, - я хотел, чтобы он просто побегал за ними. Потом в спальне, перед тем как улечься спать, я запихивал его под одеяло или простыню и тыкал в него пальцем, а в конце шлепал по его толстому животу. Тогда он, становясь на все четыре лапы, кусал обидевший его палец и переходил в наступление. Он выскакивал из-под одеяла с огнем в глазах и с мыслями о нанесении мне какого-нибудь увечья. Он кидался на меня, мы оказывались на коврике у кровати, и начиналась борьба, не чета той, что вам показывают по телевизору. Когда я укладывал его на обе лопатки, он не поднимался, надеясь сделать это, если я ослаблю хватку, и как только я чуть отпускал руки, все начиналось снова. Если я держал его передние лапы, он пускал в ход резервы, то есть задние лапы, и очень успешно дубасил меня этими когтистыми граблями.
В конце концов после моего очередного вопля он вставал и как триумфатор устраивал обход всей квартиры. Все это было прекрасным решением проблемы оздоровления и, уж конечно, куда более успешным, чем всякие диеты. Для меня же эти упражнения вовсе не равнялись поездке в парк, о чем свидетельствовали расцарапанные в кровь руки. И однажды ночью, когда я наблюдал за его победным шествием, думая о том, что все это значит для меня, я осознал, что ему действительно необходима прогулка в парке.
Упражнений дома, как бы они ни были приятны, было явно недостаточно. Коты, конечно, не собаки, но, по-моему, просто нелепо считать, что нельзя прогуляться с котом. Безусловно, можно - при наличии воли и дисциплины, а также редкой комбинации знаний и упорства, что всегда было отличительной чертой моих отношений с Белым Медведем.
Я провел свои обычные исследования, и вскоре операция по выгуливанию кота стала моим главным делом. Во-первых, я раздобыл подходящую сбрую. Потом, после того как разобрался в ней, засунул в эту амуницию кота - а это проще сказать, чем сделать. Потом я попытался превратить все в игру с тем, что если уж он и не подружится со всем этим снаряжением, то по крайней мере согласится терпеть его на себе.
Наконец я был готов попрактиковаться дома. Я стоял, держа поводок, и терпеливо ждал, куда кот решит пойти. К сожалению, он не хотел идти никуда. Он просто припал к полу и,