Позвольте маленькое отступление. Как известно, комический писатель это не шутник-весельчак какой-нибудь, не жизнерадостный остряк, потешающий публику словами-побрякушками. Нет, настоящий юморист - это человек по большей части серьезный и несколько грустный, порою подвержен меланхолии и склонен к уединению. Он знает истинную цену оптимизму и сладким упованиям, и далеко не в восторге от расхожих человеческих добродетелей. При этом юморист обладает еще одним качеством: веселостью духа - не нрава, подчеркиваем, а духа.

У нашего автора дарование несколько иного склада - он превращает мир (события разворачиваются в семидесятые годы) в сплошной балаган, над которым в гордом одиночестве царит Байгушев же. Так сказать, мощный луч аналитического мышления позволяет ему проникнуть в самые потаенные уголки жизни высших слоев общества и безбоязненно обнажать его язвы.

Сам сатана будет корчиться от зависти и свихнет себе челюсти, ежели они имеются у чертяки, от безудержного хохота. Так, с беспредельным комизмом изображает Байгушев игру в подполье внутренних диссидентов правого толка, то есть 'сопротивление' советской власти краснощеких 'тридцатилетних мальчиков'. Уморителен рассказ о том, как усилиями героя (Беклемишев - не Байгушев, хитро намекает автор) и его соратников в мгновение ока была покрыта густой сетью 'русских клубов' вся страна - от Риги до Магадана' - и только неосторожные любовные похождения Беклемишева свели на нет всю эту подпольную кутерьму, а русская нация продолжала 'превращаться в послушную 'иудомасонам' рабскую 'новую историческую общность советских людей'. Зато Беклемишев не поддался чарам 'полукровки из выкрестов' по причине святой веры в торжество 'русской идеи', как ее понимает .Байгушев. В сцене искушения автор поистине достигает высот комического. 'Арсений! Тебе хорошо?.. Зачем тебе хранить свой обет?..' - в раже воспрошает искусительница Вилькина. 'Православная Русь, - ответил я, - погрузилась в безбожную мглу. Я, наверное, блаженный в деда, что не приспосабливаюсь ко мгле. А ты вот приспособилась. Но зачем меня с собой тащишь?' На что женщина, оскорбленная неудачей обольстить стойкого православного христианина, как и подобает в комических ситуациях, отвечает: 'Придурок! Вы все националисты, помешались на иудаизме... Я ведь все-таки немного дочь Самсона. Говорят, в моем роду действительно есть пылкая иудейская кровь. Ладно, вставай с постели'... Право же, подобные сочинения пригодны только для тех, кто хочет окончательно свихнуться на почве 'жидомасонских теорий'. Видимо, теперь не найдется охотников отрицать наличие сильно развитого чувства юмора у Байгушева? 'ли, может быть, об этой истории, включая дискуссию о высоких материях со шлюхой в постели, сей летописец нравов семидесятых поведал самым серьезным образом?

Несомненно одно: воробей, переночевавший в конюшне, не станет наутро лошадью. Но сочинителем в наше время может стать почти каждый, особенно если не лишен наблюдательности и любопытства. Приведем то место из байгушевского сочинения, где он воссоздает облик своих любимых друзей-героев, составивших гордость 'русских клубов'. Заметьте, это реальные личности и вполне приличные граждане теперь уже российского государства. Так вот, среди тех, кто шел в дерзновенные 'русские клубы' сплошным потоком (оставляем в стороне крупные исторические фигуры вроде Юрия Прокушева и Валерия Ганичева) и являвших 'самый цвет русской молодежи', были литераторы, историки, критики. Позволим себе привести выразительный, полный скрытой гордости отрывок. Он несколько длинноват, но стоит внимания. 'Сергей Николаевич Семанов, будущий блестящий заведующий книжной серией 'Жизнь замечательных людей', сделавший из этой серии самое популярное русское чтение, а затем - главный редактор русского защитника, храброго журнала 'Человек и закон'. 'а ним следуют не менее примечательные и редкостные по своим достоинствам личности. 'Литературовед Олег Николаевич Михайлов, вернувший Родине подло отторгнутое наследие великого эмигранта Ивана Бунина, автор блестящих биографических романов о поэтах и полководцах. Переводчик лучших западных писателей и храбрейший публицист, бывший суперразведчик Анатолий Дмитриевич Жуков. Необыкновенно проницательный, аналитичный, как Рихард Зорге, критик Анатолий Петрович Ланщиков'. Все как на подбор 'блестящие', 'храбрые', 'аналитичные' и 'необыкновенно проницательные'. Уже этого перечня имен было бы достаточно, чтобы восхититься 'цветом русской молодежи' семидесятых годов.

Но несравненный Байгушев решил сказать до конца кто есть кто. 'Быстро вступив в Союз писателей России, - продолжает он, - эти 'ребятки' составили его бесстрашную боевую когорту, а в 'русском клубе' нашу знаменосную роту. От черного кожаного пиджака Димы Жукова, председательствовавшего на самых острых 'вторниках', веяло родной 'черной сотней', Ослябей и Пересветом, славой железных георгиевских кавалеров. Это наш ударный правый фланг. На левом же процветали 'либералы'. Энциклопедически образованный 'западник', элегантный как рояль Святослав Георгиевич Котенко... Шекспировед и влюбленный в скачки конюх, молодой профессор Дмитрий Михайлович Урнов, поразивший Англию своим аристократическим знанием лошадей и английской поэзии. Поклон ник Константина Леонтьева (ах он, этот 'византизм') и тогда отверженного Андрея Платонова критик Виктор Чалмаев... На конец, неизменная парочка 'возмутителей общественного спокойствия' Петр Васильевич Палиевский и Вадим Валерьянович Кожинов. Палиевский, тридцатилетний пухлощекий мальчик со сладкой улыбочкой, с которой капали засахаренные капли убийственного яда, блистал остроумием. Кожинов, напротив, рубил оппонентов, как шашкой лозу с лихого плеча'. Браво! Народ должен знать своих героев.

Комическое - это внезапная перемена ожидаемого неожиданным, несоответствие формы содержанию, редкое смешение разных смысловых рядов, что с блеском демонстрирует Байгушев: энциклопедист, элегантный как рояль, критик, аналитичный как Зорге, влюбленный в' сказки конюх и знаток английской поэзии, возмутитель общественного спокойствия и тридцатилетний пухлощекий мальчик и т. д. Чувствующий свое призвание юморист облачает любимых героев в скомороший наряд и, улыбаясь, ведет их в... сумасшедший дом. Наш же автор- человек исключительных способностей, хотя и не осознавший своего блестящего комедийного дарования, напротив, с хмурым видом правдолюба выталкивает своих единомышленников на балаганные подмостки, будучи уверенным в своей доброжелательности и благородстве.

А почему бы и нет! Байгушев, оказывается, хорошо знает подлинную сущность своих героев. Его 'ребятки', быстро состарившись, так и не успели набраться ума-разума. Приглашенные в Америку (иные потом стажировались) в мае 1990 года, они явили убогую 'мировоззренческую оснащенность', что лишний раз вселило уверенность наших недругов в правильность курса, взятого ими на разрушение СССР. На их примере А. Яковлев продемонстрировал своим американским друзьям крайнюю шаткость убеждений патриотической интеллигенции... Ст. Куняев живописует, как вместе с заокеанскими хозяевами они пылко мечтали о возрождении грядущей России, о том, что 'скоро упадут последние баррикады, которые были созданы искусственно и так долго разделяли нас, и любой русский человек по своему усмотрению сможет в любое время ездить из России в Америку, из Франциско в Россию' (Эрнст Сафонов). Теперь редактор 'Нашего современника' сетует, что в то время они 'еще не задумывались о том, что многие из тех, с кем мы обнимаемся... бывшие офицеры и солдаты власовской армии, мы еще не подозревали (игра в святую простоту! - Н, Ф.), что рано или поздно они потребуют от нас проклясть победу в Великой Отечественной, отречься от крови, пролитой нашими отцами и старшими братьями, и склонить голову перед лживым миром о том, что Советский Союз победил Германию лишь потому, что Сталин забросал телами солдат жерла немецких орудий и гусеницы 'тигров'. И ни один из этих 'незадумываюшихся' не одернул распоясавшегося хама, который издевательски распевал советские песни, чем вызвал восторг бывших власовцев, кои 'почувствовали в тот момент некую свою историческую правоту в противостоянии 'совдепии', 'коммунистам', 'Сталину' (...) на их глазах высмеивалось и умалялось не кем-нибудь, а представителями той державы и той эпохи, с которой они вели борьбу не на жизнь, а на смерть'7.

Увы, О. Михайлов не один такой. Устами своего любимого героя Юрья первый заместитель Председателя Международного сообщества писательских союзов А. В. Ларионов, тоже первостатейный патриот и сын отечества, декламирует задним числом (роман 'Лидина гарь' впервые вышел в 1981 году): Мы - каторжники социального эксперимента (...) Мы тягловые лошади ядерной сверхдержавы, которая обеспечивает нам жизненный уровень не выше пелунищенского существования, все остальное отнимая у нас, без нашего на то согласия. Но самая большая кара пришлась на русский дух. Большевики и необольшевики, разного рода революционные и перестроечные инородцы истребляли его повсеместно'.

Наш сочинитель один из немногих избежал означенного им 'истребления' и теперь сеет 'разумное, доброе, вечное'. А ведь все это правда.