Все оказалось гораздо проще, чем предполагал Димон. Выяснилось, что спустившийся мужичок вовсе не бомж, как сначала решил Харитонов, а сторож, которому вовремя пришла счастливая мысль отправиться в обход и таким образом избежать встречи с Вараном и Фиником. Поскольку Валерий Петрович, как представился мужичок, был человеком рассудительным и осторожным, то принял самое правильное, на его взгляд, решение - переждать бурные события в квартире строящегося дома.

К чести Петровича необходимо заметить, что как только опасность перестала нервировать его своей очевидностью, то он проявил несомненную инициативу и желание освободить пленника: достаточно быстро и без особых приключений опустил бадью на землю и помог Дмитрию выбраться. Вдвоем они провели оперативный военный совет, на котором решили: в целях конспирации Петровичу нужно отправиться домой и сказаться больным, заслужив, конечно, выговор за прогул, но тем самым автоматом вычеркнув себя из списка возможных свидетелей. Эта идея была воспринята сторожем с энтузиазмом, и он отправился претворять ее в жизнь. Для пущей убедительности бадью снова подняли наверх, но уже без живого наполнителя.

В целях все той же конспирации Харитонов решил добираться домой самостоятельно. Транспорт, разумеется, уже не ходил, а одинокие легковушки шарахались от Дмитрия, как от привидения: опухшее от побоев лицо, облепившая тело цементная скорлупа могли напугать кого угодно. Бетонная крошка сыпалась с Дмитрия, как снег с дерева, а сам он напоминал Командора в фазе шагающего памятника.

На бегу ощупал ноющие ребра. Кажется, тело его слушалось и способность соображать он не утратил. Сжимая и разжимая пальцы, Дмитрий мало-помалу согрелся и вернул рукам прежнюю чувствительность.

Как бы глупо он ни попался, но главное свершилось: он умудрился выйти из этой передряги живым, не поломал ни единой косточки. Синяки и ссадины - не в счет, как-нибудь заживут, а вот злости, спортивной и не самой спортивной, у него значительно прибавилось.

Ночной марафон мог бы существенно затянуться, но выручил припозднившийся грузовичок. Водитель его, разумеется, ничего не заметил, но Харитонов и не счел нужным привлекать его внимание. На повороте грузовик слегка притормозил, предоставив тем самым возможность существенно сократить путь до дома.

Стиснув зубы, Дмитрий ухватился за деревянный борт и тяжело перевалил тело в кузов. Куда именно двигался транспорт, его не заботило. В Екатеринбурге, как и в Древнем мире, все пути вели в Рим - то бишь в центр, а значит, и эта машина также двигалась в подходящем направлении.

На нужном перекрестке он безжалостно забарабанил по крыше кабины, и шофер немедленно притормозил. Дурачок даже обозлился не на шутку - с монтировкой в руках выскочил наружу. Однако перекошенная его физиономия тут же сменила гнев на удивление, настолько непривычное зрелище предстало его глазам.

Дмитрий же, не обращая на него внимания, перемахнул через борт, не удержавшись на ногах, прокатился по тротуару. Не слишком эффектно для супергероя, но вполне допустимо для обычного человека.

А еще через полчаса он уже входил в подъезд, с которого все началось. Часто спотыкаясь, поднялся на шестой этаж - лифт ночью в доме не работал, - на лестничной площадке на минуту задержался: бедолаги Женьки уже не было, только виднелся на полу обведенный мелом контур человеческого тела. Устало взглянув на художества оперативников, Дмитрий подумал, что, если Дианы вновь не окажется дома, он расположится прямо здесь - в этом обведенном мелом пространстве.

Мысленно сплюнув через левое плечо, пальцем неловко ткнул в кнопку звонка, с внутренней дрожью стал ждать. Минутой позже осветился дверной глазок, и наконец щелкнул отворяемый замок - звук, показавшийся ему чарующей мелодией.

- Господи, Дима! Что с тобой?!

Смуглокожая, мягкая и такая домашняя в тапочках и без обычных колец в ушах, Диана бросилась к нему, порывисто обняла, потащила в дом.

- Что случилось? Я обыскалась тебя, даже Лосеву звонила…

- Так ты Тимохе позвони, чтоб не волновался. Скажи, что утром объявлюсь. Ну а я вот хотел покончить с собой. Не вышло.

- Что ты такое говоришь!

- Да, решил попробовать все на собственной шкуре: в цементе топился, с высоты чуть не упал, но, видно, нет у меня таланта - ничего не получилось.

- Да ты же весь синий!

- Еще скажи - голубой…

- Шуточки он все шутит…

В следующую секунду Диана затащила его в ванную. Начиная с этого момента он откровенно поплыл. Мускулы враз отказали, мозг впал в прострацию, и того, как его раздевали и отмывали в горячей воде, он толком не запомнил. Просто было хорошо, и он радовался, блаженно постанывая и вздрагивая от прикосновений Дианы, оживающими пальцами пытаясь погладить ее бедро.

- Да сиди же спокойно! Напугал меня прямо ужас как! В один вечер - столько всего…

- Все нормально, Диана. На дворе третье тысячелетие - начало апокалипсиса. Ураганы, наводнения, бури…

- Так это ты в бурю попал?

- Я к тебе попал. А это похлеще любого шторма.

- Нет, правда, что с тобой случилось?

- Потом, все потом. Сил нет рассказывать.

- Бедненький ты мой! Ну ничего, сейчас закутаю, чаем напою, и снова человеком станешь.

Подняв голову, Дмитрий разглядел ее доброе озабоченное лицо: огромные глаза, чуточку припухшие губы, а в разрезе халатика - смуглые, упругие и очень земные полушария. Даже без макияжа Диана выглядела потрясающе. А может, это только ему она казалась такой?

Говорят, каждая женщина красива для своего мужчины. Кто знает - так это или нет… Скорее всего, похоже на правду. Иной раз видишь парочку, что как первоклашки держатся за руки и друг в друге души не чают, и всегда их лица светятся счастьем, а поэтому по-настоящему красивы…

Голова Дмитрия снова закружилась, в груди разлилось нечто теплое и щемящее. Ткнувшись лбом