[Мамардашвили, 1968 b; Формы… 1970].

Несмотря на всю эту критику, натуралистический подход и натуралистическая онтология остаются основными в современной научной деятельности и лежат в основании почти всех современных наук, не только «естественных», но в значительной степени также гуманитарных и социальных.

Деятельностная точка зрения, выступающая в качестве альтернативы натуралистической, может быть определена прежде всего как предположение и убеждение, что все «вещи», или «предметы», даны человеку через деятельность, что их определенность как «предметов» обусловлена в первую очередь характером человеческой социальной деятельности, детерминирующей как формы материальной организации мира — «второй природы», так и формы человеческого сознания, что, говоря об их действительном существовании, мы должны иметь в виду прежде всего рамки и контекст человеческой социальной деятельности, ибо все то, что принято называть «вещами», «свойствами», «отношениями» и т. д. лишь временные «сгустки», создаваемые человеческой деятельностью на базе захваченного и ассимилируемого ею материала. Одна из самых резких формулировок деятельностной точки зрения, или «принципа деятельности», принадлежит К. Марксу — это первый тезис из набросков, в которых было сформулировано его отношение к работам Фейербаха: «Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувствительность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой. Фейербах хочет иметь дело с чувственными объектами, действительно отличными от мысленных объектов, но самое человеческую деятельность он берет не как предметную деятельность. Поэтому в «Сущности христианства» он рассматривает как истинно человеческую только теоретическую деятельность, тогда как практика берется и фиксируется только в грязно-торгашеской форме ее проявления. Он не понимает поэтому значения «революционной», «практически-критической» деятельности» [Маркс, 1955 b, с. 1].[131]

Хотя натуралистическое и деятельностное представления действительности столь сильно различаются, хотя они не только словесно, но и по существу дела противостоят друг другу, тем не менее неправильно было бы думать, что они друг друга исключают. Мы можем и должны говорить, что эти два представления, существенно различающиеся и взаимно противопоставленные, скорее дополняют друг друга. Но одновременно они неравнозначны с точки зрения общности: деятельностное представление является более широким, оно включает и объясняет натуралистическое представление, хотя вместе с тем натуралистическое представление не может быть сведено к деятельностному и стать его частью. Именно поэтому мы говорим, что натуралистическое представление дополняет деятельностное.

Но К. Маркс не случайно выдвигал на передний план именно принцип деятельности и деятельностное представление мира, ибо ничто, наверное, не оказало такого отрицательного влияния на развитие наук и философии в XIX и XX вв., как натурализм и попытки повсеместно распространить его на гуманитарные и социальные науки. В частности, он невероятно затормозил развитие языкознания и логики, на 200 лет отодвинул появление и развитие семиотики и сейчас является главным препятствием на пути создания эффективной теории проектирования и теории управления.

С момента выдвижения в 1954–1957 гг. специальной программы построения теории мышления, представленного как деятельность (см. [1957 b], а также [1957 а *; 1958 b *; 1960 с *; 1962 а*; 1964 с *; 1966 е; 1967 е, f; 1968 d; 1976; Швырев, 1960]), и дополнения ее в 1959, 1962, 1963, 1967 гг. программой построения теории деятельности (см… [1965 е; 1966 а*, d; 1967 а, g*], а также [1969 b; 1970; 1971 d; 1974 d; Сазонов, 1980 а; Разработка… 1975]), основной целью и задачей методологических разработок в этих областях стало создание схем, изображающих целостные и полные теоретические единицы мышления, знания и деятельности. Это смещение сознательно фиксируемых целей и задач легко понять, если припомнить, что научное исследование (и этим оно в первую очередь отличается от всех других видов анализа) требует в качестве своего непременного условия и предпосылки выделения из общего «смыслового облака» понимающей и мыслительной работы[133] идеальных объектов масли и фиксации их в материале знаковых схем (ср. [1972 a; 1973 c; Пробл. иссл. структуры… 1967, с. 35–41]).

Из множества разнообразных схем, построенных после 1954 г. и широко используемых в современной методологии, наиболее важными, можно сказать базовыми, в настоящее время являются четыре: 1) схема многоплоскостной организации знаний; 2) схема воспроизводства деятельности; 3) схема трехслойного строения мыследеятельности (обозначается символом МД); 4) схема организационно-технического отношения и соответствующей ему организации МД, включающей в себя шаг искусственно- естественного развития систем МД. Но если по поводу первых двух схем был опубликовал ряд статей, еще в период их разработки [1957 а*, b; 1958 b*; 1960 с*; 1962 а*; 1964с*; 1965 е; 1966 а *, d; 1967а, g*], то две последние, напротив, несмотря на широкое использование их в различных прикладных работах (см., в частности, [1983а, 1983с*; Головнях, 1986]), в качестве базовых схем современной методологии нигде еще специально не рассматривались. В этой работе мы попытаемся восполнить этот пробел и рассмотреть в теоретическом плане схему МД, предпосылки ее возникновения, системно- структурное строение, а также ее смысл и содержание.

Чтобы выяснить, почему и как появилась схема МД, нужно прежде всего отметить, что с момента появления программы построения научной теории деятельности возник совершенно очевидный разрыв между схемами мышления и знаний, с одной стороны, и схемами деятельности — с другой. С этого момента научная теория мышления и знаний и научная теория деятельности начали развиваться в совершенно разных направлениях, каждая — на базе своих особых схем и, по сути дела, не взаимодействуя друг с другом. Это создавало особенно сложную ситуацию, потому что в первой программе построения научной теории мышления 1954–1957 гг. [1957 b] объявлялось — и на этом ставился акцент, — что мышление будет рассматриваться не по содержанию движущихся в нем знаний, а именно как деятельность. В те годы считалось, что именно такой подход обеспечивает процессуально- структурное рассмотрение мышления, ортогональное к его частному объектно-предметному содержанию, позволяющее исследовать и описать, с одной стороны, процедуры и операции мышления, а с другой — типологически обобщенную и формальную структуру знаний. А через пять лет выяснилось, что анализ деятельности ведет совсем в другом направлении и сам может рассматриваться как ортогональный к анализу мышления и знаний.

И хотя закономерность и необходимость такого раздвоения были зафиксированы и прекрасно объяснены в работах Э. Г. Юдина [Юдин Э., 1976, 1978], где он разделил и противопоставил друг другу различные теоретические функции понятия деятельности (в частности, категориально-объяснительную и предметную функции), и