Серрюс, 1948].

Как собственно наука «логика» все это время непрестанно колебалась между заданной традициями формой «естественной» науки о предметах и впервые вырабатываемой формой науки о деятельности. Вопрос о том, в каком виде должна дальше существовать и развиваться «логика» — как «естественная» наука, по отношению к которой теория деятельности стоит как бы «перпендикулярно», или же как раздел науки о деятельности является сейчас одним из основных проблемных вопросов философии и методологии. Вместе с тем это вопрос о том, останется ли логика и дальше «формальной» или же превратится в синтетическую дисциплину, объединяющую в одной системе как «формальные», так и «объектно- онтологические» характеристики научно-исследовательской деятельности. [150]

7. В предшествующих рассуждениях мы изложили, хотя и бегло, все необходимое для понимания нашего ответа на первый вопрос анкеты.

Один раз «естественнонаучное исследование» уже было изображено нами как элемент «методологической работы» с помощью схем и понятий теории деятельности [1967 d]. Двигаясь в этих схемах дальше, мы могли бы получать все более детализированные характеристики его функций и функционального строения. Но все это давало бы нам изображение научного исследования лишь как «объекта». А чтобы изобразить тот или иной «предмет изучения», нужно привлечь еще соответствующие знания об этом «объекте» и описать то содержание, которое в этих знаниях выделяется и фиксируется. В частности, чтобы изобразить науку как «предмет» логико-методологического исследования, мы должны привлечь соответствующие логико-методологические знания и задать на построенном нами «объектном» изображении науки то содержание, которое они выделяют и фиксируют. В зависимости от того, какими средствами мы воспользуемся и как именно будем изображать «предмет» — как особую связку «объекта» и «знаний» в формальной проекции или как особую структуру помысла» и содержания этих знаний в объектно-онтологической проекции, — получатся два разных понятия о науке как предмете логико-методологического исследования. И если бы можно было предположить, что наука как «объект» сложилась и развивалась независимо от логико-методологических знаний о ней, то мы так бы и поступили: развернув изображения научного исследования и науки как «объектов», просто указали бы те стороны в этом изображении, которые выделяются и описываются логикой. Но дело в том, что сама наука есть социально нормируемое, а следовательно, во многом «искусственное» образование [1967 g*] и она почти с момента своего возникновения развивалась под сильным и, можно даже сказать, определяющим воздействием философии и логики, то есть, грубо говоря, нередко просто строилась в соответствии с представлениями о том, какой она должна быть. Другими словами, научное исследование и логические знания о нем образуют (за счет механизмов «методической деятельности») одну сложную систему, развивающуюся под определяющим воздействием одного элемента ее — логических знаний, хотя и при известной самостоятельности другого элемента — самого научного исследования. Из-за этого, характеризуя науку как «предмет изучения», мы должны начинать с анализа знаний о науке и описывать не только процесс постепенного выявления и открытия «содержания», уже как бы заложенного в самом объекте, но также (и даже в еще большей степени) процесс формирования и конструирования науки как объекта в соответствии с тем смыслом и содержанием, которое выражается в знаниях о ней. Это соображение обусловило тот порядок, в каком мы, отвечая на вопрос анкеты, задаем разные характеристики науки.

Наука как предмет логико-методологического исследования это:

1) система, выражаемая в таких научных знаниях, которые позволяют строить набор методических предписаний, обслуживающих определенный класс методологических запросов «ученых-практиков»;

2) особая «действительность», появляющаяся сначала как «смысл» ряда описаний научно- исследовательской деятельности в правой, «формальной» проекции, а затем, с оформлением логики в полноценную науку, обладающая всеми необходимыми элементами внешнего выражения, в частности представленная в специальных схемах, играющих роль онтологических картин и моделей;

3) особая организация знаковых элементов научно-исследовательской деятельности, являющихся одновременно продуктами и средствами ее, проведенная в соответствии с какими-либо логико- методологическими проектами (здесь фиксируется «искусственный», т. е. нормируемый, характер научных систем [1967 g*]);

4) определенная система в созданной благодаря рефлексии «действительности», рассматриваемая, с одной стороны, как «естественное» образование, обладающее внутренними законами функционирования и развития, а с другой стороны — как система средств в деятельности.

Какой мы хотим видеть психолингвистику — самостоятельной теоретической дисциплиной со своим специфическим предметом и методами или подсобной методической дисциплиной, обеспечивающей связь знаний из разных наук при решении прикладных вопросов?

До сих пор все попытки построить самостоятельную теорию психолингвистики не привели к желаемым результатам. То, что существует под этим названием, остается лишь смесью из новых проблем и понятий разных наук — лингвистики, психологии, теории информации и отчасти логики и семиотики.

Для того чтобы оформилась новая научная дисциплина, мало одних новых проблем и новых сочетаний средств и методов: нужно еще построить специальную онтологическую картину, задающую особую «действительность» данной науки, и найти ей место в общей картине мира. Именно этого, во всяком случае до сих пор, не удалось сделать для психолингвистики.

Огромный смысл работ по психолингвистике состоял и состоит в том, что они расширяют область эмпирического материала, в отношении которого ставится задача научного анализа, «втягивают» его в науку и позволяют ставить в эмпирической форме новые научные проблемы. Именно с этой точки зрения, на наш взгляд, и нужно в первую очередь обсуждать результаты психолингвистики.

Но такое обсуждение неизбежно приведет нас к другому кругу вопросов. Существует принципиальное различие между эмпирической и теоретической постановкой проблем. Эмпирически поставленная проблема — это лишь указание за некоторую область фактов, требующих анализа и описания. Это указание дается в таком языке и в таких средствах, которые (по определению эмпирической постановки проблемы, в отличие от теоретической) не могут дать решения. Чтобы превратить проблему в научную задачу, допускающую решение, нужно предварительно переформулировать ее в соответствии с онтологической картиной той научной дисциплины, в рамках которой она будет решаться, и, соответственно, в языке и средствах этой научной дисциплины. Производя подобные переформулирования проблемы, мы одновременно выясняем, в рамках какой именно научной дисциплины может и должна решаться эта эмпирически поставленная проблема.

Таким образом, обсуждая проблемы, выдвинутые психолингвистикой, мы вынуждены будем заниматься не только их объектной сутью, но также и вопросом о том, на каких онтологических картинах и соответственно в рамках каких научных дисциплин эти проблемы должны теоретически формулироваться и решаться. Вместе с тем это будет решением вопроса о судьбе психолингвистики — ее задачах, предмете, методе — и о месте ее среди других научных дисциплин. Здесь, следовательно, намечаются две хотя и тесно связанные, но вместе с тем существенно различные линии обсуждения. Одна, методологическая, касается взаимоотношений и связей предметов разных наук; другая будет заключаться в формулировании, обсуждении и решении проблем, выдвинутых психолингвистикой, в рамках и средствами тех научных дисциплин, в которых они действительно могут быть решены. Мы говорим пока исключительно о первом круге вопросов.

К числу научных дисциплин, в предмете которых могут решаться проблемы, поднятые психолингвистикой, принадлежат: семиотика, теория деятельности, отчасти философия, логика, этнография и социология; кроме того, нужно обсудить отношение психолингвистики к ее источникам — к психологии и лингвистике. Из этого круга вопросов нами рассматриваются лишь некоторые.