Алеша резко остановил мопед, взметнув вверх гравий и сухую пыль. Поздним вечером дорога была пустынна, солнце давно скрылось за макушками деревьев. Скоро станет совсем темно, и ее трудно будет отыскать. Чертыхнувшись сквозь зубы, парень вошел в лес. Где теперь ее искать? Он объездил весь город. Эта девчонка совсем отбилась от рук, а все отец, который с детства ей потакал! Как же — младшая дочь, его маленькая девочка! Умная не по годам, смелая, вот только своенравная и упрямая. Она обладала способностью выводить из себя спокойного и уравновешенного Алексей. Все его спокойствие разлеталось в пух и прах, стоило ей только посмотреть на него этим своим невинным взглядом огромных синих глаз. Поскольку телесных наказаний отец не одобрял, да и у парня рука никогда бы не поднялась на эту малолетнюю ведьму, а все его доводы разбивались о ее невозмутимую улыбку, Алексей махнул рукой, впредь борясь лишь с последствиями ее деяний. Благо, их пока можно было покрыть несложным косметическим ремонтом или толстым слоем зеленки. На этот раз Танька получит сполна, — удовлетворенно улыбнулся Алексей, вспомнив, как батя, прежде чем отправиться на поиски ненаглядной дочурки, приготовил для нее роскошный ремень.
Но вскоре его лицо приобрело хмурое выражение — в конце концов, девочку можно понять. Расти без матери, видеть ее лишь на старых фотографиях, и тут на тебе — «милая доченька, люблю, скучаю, жду, когда ты приедешь». Откуда она взялась, через столько лет? И почему решила, что имеет право вмешиваться в их семью? Алеша понимал, как трудно отцу было прочесть ее письмо, тем более, показать его детям. Но он нашел в себе мужество, за что парень был ему благодарен. В конце концов, ребенку важно знать, что оба родителя думают о нем. С другой стороны — Таня еще ребенок, и при всей своей природной смекалки, она многого не понимает. Что, если она никогда не сможет простить свою мать? А если простит, более того — решится бросить отца и брата и переехать к ней и ее новому мужу? Алешка сразу почувствовал — то, что мать практически не уделила ему в письме никакого внимания, не очень-то его задело. В нем были живы воспоминания их совместной жизни втроем — отец, мама и он, еще совсем ребенок. Эти ежедневные скандалы, взаимные обвинения, демонстративные обиды. Даже рождение Таньки ничего не изменило — напротив. Все стало гораздо хуже и когда, наконец, мать сбежала, бросив двоих детей, одному из которых едва исполнилось семь, а другой было лишь несколько месяцев от роду, жизнь со временем стала налаживаться. И хотя отцу было тяжело с двумя детьми, Алешка не помнил, чтобы он когда-нибудь в чем-то их упрекнул, или выразил недовольство. Он их любил, и они платили ему тем же.
Но после письма все изменилось. До сих пор Таня практически не задавала вопросов о маме, и они с отцом старались обходить эту тему стороной. Но сегодня, им пришлось поговорить с ней начистоту. И как бы это ни было для него тяжело, Татьяне было в сто раз тяжелее. Никогда еще Алешка не видел свою сестру настолько испуганной. Она по-прежнему не показывала своих слез, но стоило их отцу с ней заговорить — столько в ее взгляде, было боли, страха и печали! Как будто хрупкий, неприступный мирок, которым она себя окружила, внезапно рассыпался на мелкие осколки, впустив в ее жизнь холодную жестокую реальность.
— Все будет хорошо, слышишь? — отец смотрел на расстроенную Таню, искренне веря в свои слова, — мы никому тебя не отдадим.
Больше всего отца пугал суд — он не верил, что его, работающего простым сторожем и живущего с детьми на крошечную зарплату, предпочтут обеспеченной матери, способной дать ребенку новую жизнь, красивые игрушки, хорошее образование.
— Она не имеет право так с нами поступать! — твердил отец, сжимая в руках смятое письмо. Но и он, и Алешка понимали — Валентина сможет забрать у них девочку. Возможно, именно это чувствовала и Таня. Чувствовала, и опасалась. Иначе как объяснить ее внезапное исчезновение из дома? Раньше она никогда не позволяла себе подобного.
Алешка видел, как переживает отец, как постепенно им овладевало отчаяние. Он был готов на все, чтобы сохранить их маленькую семью. И теперь предложение Мишки не казалось таким уж безумным.
Парень шел по сумрачному лесу, пытаясь угадать — куда же могла сбежать эта малолетняя чертовка? Неужели не понимает, как они с отцом за нее волнуются?
— Ну Танька! Попадешься ты мне под горячую руку, — зло пробурчал Алешка, еще толком не представляя, что же он с ней сделает, но в глубине души точно зная — его сестрице все снова сойдет с рук.
В палату к Пашке я заходила с неким трепетом и опасением, что ему стало хуже. К счастью, опасения не оправдались, и он встретил меня слабой улыбкой на сине-бордовом от синяков лице. Но в палате Пашка был не один — ночная медсестра, увидев меня, нахмурилась, и попросила выйти, чтобы не мешать готовить пациента на рентген. По взгляду, которым она меня окинула и усиленной заботе, отдаваемой Пашке, я поняла, что наш друг не будет страдать от недостатка внимания. Наклонившись над раненым и коротко чмокнув его в щечку, я бросила «Пока, братишка!», и, провожаемая уже вполне миролюбивым взглядом медсестры, вышла из палаты.
— И что теперь? — первым огорошил меня вопросом Никита. В принципе, было бы неплохо, если бы кто-нибудь ответил на этот вопрос и мне. Что дальше? Куда идти? Что делать? Впрочем, одним из вариантов было — найти безопасное место. Весьма затруднительно в городе, где каждый друг друга хорошо знает, и любой приезжий не остается незамеченным. Хотя, на данный момент, единственная мысль, которая была способна пробиться в мою голову, кроме панической «бежать отсюда к чертовой матери», была: принять ванну, переодеться и почувствовать себя полноценным человеком. Что же, с этого и начну.
— Твое предложение все еще в силе? — устало поинтересовалась я у Миши.
— Какое именно? — улыбнулся он.
— Ты приютишь меня в своем доме?
— Спрашиваешь! — искренне воскликнул он, слегка сжав за плечи, — я позвал сюда своих парней. Не хочу рисковать.
Это звучало словно оправданием, хотя в данный момент я полностью разделяла его опасения. Открытка, приведшая нас в город, была, возможно, чьей-то невинной шалостью, чего никак нельзя было сказать о действиях нашего преследователя.
Дом встретил нас небывалым оживлением — два уже знакомых мне «эксперта» и один тип бандитского вида, представленный мне как Олег, начальник Мишкиной охраны, успели здесь основательно подготовиться к обороне. По крайней мере именно такое у меня создалось впечатление, стоило осмотреть первый этаж.
— Поднимайся наверх, — предложил Миша, — там уже все готово. Мышь не проскочит.
На первый взгляд в комнате ничего не изменилось, хотя, присмотревшись поближе, я могла заметить сигнализацию и видеокамеру.
— Дверь запирается изнутри, — сказал Миша, — ключ только у тебя. В общем — отдыхай.
Легко сказать! Я проследила, как за Мишкой закрылась дверь, и заперла ее на ключ. Все-таки, последнее событие оставили в моей психике неизгладимый отпечаток.
Потянувшись, чтобы снять свитер, вспомнила про камеру, и тут же остановилась. Черт! Ненавижу, когда за мной наблюдают. Запершись в ванной, сбросила испачканную, кое-где порванную одежду, и с облегченным вздохом встала под душ. Обжигающие струи воды заставили мое тело задрожать и напрячься. На несколько минут я постаралась выбросить из головы все мысли и просто дышать, слушая звук падающей воды. Просто стоять, ощущая, как капли бегут по телу, оставляя влажную дорожку. Ни о чем ни думать, ничего не чувствовать…
Набросив белоснежный махровый халат, я протерла зеркало от пара и посмотрела на свое отражение. Мои глаза… иногда мне казалось, что мама с трудом выдерживала мой взгляд, стараясь тут же отвернуться. Порой я сомневалась — а есть ли между нами родство? С детства мне казалось, что я не такая как все,
