что я задумал.

— А почему, если я умоюсь, мы отсюда выйдем?

— Тебе нужно не умываться, ты разденешься догола и начнешь мыться полностью.

— Зачем? — повторила она, глядя на меня круглыми от удивления глазами

— Чтобы отвлечь внимание нашего сторожа.

— А почему…? — начала она, но я не дал ей договорить.

— Потом сама все увидишь!

— Мне уже начинать раздеваться? — послушно спросила она через минуту.

— Сначала давай перенесем бадью сюда, — указал я на дальнюю от дверей стену. — И веди себя естественно.

— Как вести себя? — переспросила она.

— Как будто тебе каждый день мужики помогают мыться. И сделай так, чтобы сторож не мог оторвать от тебя взгляда.

— А если он на меня набросится?

— Я постараюсь, чтобы не успел.

Выслушать новую порцию вопросов любознательной куртизанки я не успел. Послышались тяжелые шаги, и наш сторож вернулся с большим глиняным кувшином.

— Куда воду-то? — спросил он, входя в комнату.

— Поставь вон там, рядом с парашей.

Мужик кивнул и опустил тяжелый сосуд на пол.

— Ну, я пойду, — сказал он, выпрямляясь. — Как помоетесь, позовете.

— Куда же ты пойдешь? — остановил я его. — А кто нам польет? Я такую тяжесть не подниму.

— А как же?… — начал свою серию вопросов очередной тормоз, но я не дал ему договорить.

— Погоди в сторонке, пока мы разденемся, и не подглядывай!

— Очень надо, — недовольно буркнул он, — что я, голых баб не видел?

— Давай, — кивнул я Юлии и отошел к лавке.

Она начала быстро раздеваться. Сторож, хотя и не интересовался голыми женщинами, но заставить себя совсем отвернуться не смог. Вполне реально косил глазом. Юля скинула платье и нижние юбки, осталась без ничего. Я уже видел ее в одежде Евы и то с трудом оторвал от нее взгляд. Наш мужик этого сделать не смог и подавно.

— Ну, чего пялишься, иди, поливай! — подогнал его я.

У бедолаги лицо налилось кровью, он тяжело дышал и как на шарнирах двинулся к обнаженной красавице.

— Это чего же? — непонятно о чем спросил он, оглядываясь на меня.

— Давай, давай, потом поможешь девушке спинку помыть!

От такой перспективы он окончательно сомлел. Однако пока послушно нагнулся за кувшином. Я приготовил свою доску, и когда он начал разгибаться, изо всех сил ударил его по затылку.

Крепкий череп здоровяка откликнулся глухим звуком, он сам подался вперед и упал к ногам взвизгнувшей красавицы. Вслед за тем кувшин стукнулся об пол и раскололся на части.

— Лизонька! — только и смогла воскликнуть Юля, отскакивая от растекающейся по полу лужи.

— Быстро одевайся, — приказал я, чтобы не оказаться в положении стражника.

Сам же бросился к поверженному мужику и схватил его за намокший рукав. Тело было таким тяжелым, что я с трудом выволок его на середину комнаты. Убивать добродушного разбойника у меня не было никакого желания, но и оставлять его просто так у себя в тылу было нельзя.

— А что мы с ним будем делать? — спросила Юлия, торопливо одеваясь.

— Нужно его связать, — рассеяно ответил я, шаря глазами по комнате и не представляя, какие путы годятся для такого амбала. Однако, как большей частью бывает в критических случаях, решение оказалось на поверхности.

Наш сторож обут был не в сапоги, а в поршни — примитивную обувь из сыромятной бычьей кожи с войлочным верхом, привязанную к голени ремешкам, поворозами. Ремешки были длинными и крепкими, их длины вполне хватило связать ему руки и ноги. Порвать тонкие сыромятные, врезающиеся в тело ремни, было невозможно, но чем черт не шутит, и для гарантии, я еще притянул его же холщовыми онучами руки к ногам.

Оглушенный сторож лежал ничком на полу и пока не шевелился, хотя пульс у него отчетливо прослушивался.

— Держи доску, — сказал я Юлии, — и если увидишь, что он сможет освободиться, бей его концом вот сюда, — показал я на основание черепа.

— Я боюсь с ним оставаться, возьми меня с собой, — умоляющим голосом попросила она

— Нельзя. Там, — я кивнул на дверь, — будет еще страшнее.

— А если ты не вернешься?

— Вернусь, куда я денусь, — пообещал я. — Тем более что у меня теперь есть пистолет!

Вид оружия ее немного успокоил. Вручив Юле доску, я обыскал карманы армяка сторожа и реквизировал рожок с порохом, мешочек с несколькими свинцовыми пулями и длинный нож со сточенным узким лезвием.

— Все, я пошел, — сказал я, сбрасывая проклятые туфли на высоком каблуке и засовывая концы подола за пояс платья.

— Какой ты смешной, — не удержалась от легкомысленного замечания девушка. — Ты не боишься, что про тебя плохо подумают?!

— Нет, не боюсь, — ответил я, выходя на маленькую площадку, на которой оканчивалась лестница.

Внизу было тихо, и я, приготовив пистолет, осторожно начал спускаться. Лестница была крутая, почти вертикальная, и идти вниз, нащупывая ногой ступени, было неудобно. Я боялся, что поскользнусь и загремлю вниз. Когда нас вели в башенку, то я заметил где-то на середине пути почти незаметную дверку в стене и теперь пытался ее разглядеть в полумраке. Я не знал, куда она выходит, но было понятно, что не в сени, где начались наши злоключения.

В прошлый раз здесь на лестнице было гораздо светлее, возможно оттого, что была открыта дверь внизу. Спустившись ступеней на пятнадцать, я начал обшаривать стены, чтобы не прозевать заинтересовавшую меня дверку. Однако пока руки нащупывали только грубо оструганную шершавую стену.

«Интересно, как сторож умудрился втащить по такой узкой лестнице большую бадью?» — подумал я.

Однако размышлять на посторонние темы было некогда. Пальцы нашли тонкий наличник дверки. Я засунул пистолет за пояс и, устроившись так, чтобы случайно не свалиться вниз, попытался ее открыть. Она не поддавалась. К тому же в темноте было не понять, в какую сторону ее открывать.

Сначала я пытался на нее давить, но из этого ничего не получилось. Тогда всунул пальцы в щель и потянул ее к себе. Однако щель была так узка, что пальцы соскальзывали. Я