и чинно. Неторопливая обыденность трапезы была прервала лишь раз, когда в комнату вошел слуга столь чопорный и со столь величавой осанкой, что невольно казалось, будто именно он тут главный. Впрочем, возможно, так и было. Ива всегда терялась рядом с такими. Деревянным голосом он сообщил, что прибыл посыльный из магазина якобы с заказом для госпожи Анастасии. Сразу стало заметно, что такое не часто случается в этом доме, потому что старший мужчина уже открыл рот, чтобы сказать: «Гони этого мерзавца в шею», когда названная дама совершенно спокойно поднялась и так же произнесла: «Все правильно, я попросила господина Тарма найти для меня одну книгу. Верно, это ее доставили». Провожаемая недоуменными взглядами, она прошла в холл, где пообщалась с пареньком-посыльным, забрала у него увесистый сверток, расплатилась, попросила слугу отнести упакованную в бумагу книгу к ней в комнату и вернулась за общий стол. Отмахнулась от вопросов и, объяснив свою покупку какой-то чепухой, перевела разговор. А Ива ощутила какое-то — не свое — волнение. Очевидно, для госпожи Вицлавской этот заказ значил куда больше, чем она хотела показать. А еще травнице показалось что-то очень знакомым. Будто она уже слышала или видела нечто подобное. Или не подобное, но уже известное? Вспомнить, однако, не удавалось.

После обеда девушка (или, вернее будет сказать, девушки? Две девушки в одном теле) поднялась к себе в комнату и, убедившись, что никто за ней не наблюдает, заперла дверь и буквально рванулась к тщательно упакованному свертку.

«Ее зовут Анастасия! — думала Дэй, спускаясь к обеду после того, как зашла в комнату «сестры», — Куда я попала?! Как это произошло?! Гоблин все подери, ничего не помню!!!»

Однако за трапезой гаргулья немного пришла в себя и решила, что, во- первых, во всем виноват Златко — он их втравил в эту историю, вот пусть и придумывает, как выбраться теперь, во-вторых, самого Златко тут нет, значит, придется самостоятельно выбираться, а как? Синекрылый точно бы сказал, что нужно найти разгадку, и это приведет к выходу из ситуации. Дэй скептически относилась к подобным заявлениям, но как-то выбора обычно не оказывалось, и приходилось действовать по сему сомнительному плану. «Интересно, это только меня так? Или другим тоже досталось? Гоблин, ну почему я угодила в эту хорошенькую дуру! Ненавижу этих малолетних болтушек! Что она лебезит перед сестрой?! Если она сейчас начнет рассуждать про тряпье и замужество, я совершу самоубийство! Интересно, это будет убийство или самоубийство?»

Но обошлось, девушка просто начала ругаться с братом. Занятие привычное и знакомое. Они каждый день так с Грымом пререкались. «Серые небеса! Только не говорите, что это Грым! — Гаргулья с ужасом посмотрела на невысокого мальчика в свободной, белой, очень тонкой и изящной рубашке, — А ведь… ведь я никак не мог}' проявить себя. Может… Может, и остальных так же закинуло. Сидят тут и ничего не могут сделать, разве что ни о чем языком трепать?! — В этот момент парнишка поднял на нее серые, очень умные глаза и сказал какую-то гадость. На что Марина не замедлила взвиться и устроить ему головомойку, даже матери пришлось вмешиваться, чтобы их успокоить. — Убиться! По логике вещей ею должен оказаться Златко. Он же всегда нас разнимает. Гы-гы, баба! А Грым — малолетний сопляк! Щас умру со смеху!»

Потом Дэй перевела взор на Анастасию и почувствовала, как чужое беспокойство заполняет ее душу. Какой бы легкомысленной Марина ни казалась, она всем сердцем переживала за сестру. Полыхнула в девушке и какая-то иная боль. Средняя из сестер Вицлавских была молода, но ненамного моложе чародейки, и в ней было так много чувств. И они были иными, чем те, к которым привыкла гаргулья. Сожаление, печаль, сострадание и отчаянная надежда. На многое. Например, на то, что Александр все же вернется. И одновременно горечь, ведь вернется он к ее сестре. Не к ней.

«Гоблин побери, она любит этого парня! — сообразила и одновременно не одобрила Дэй. — Вот дура-то!»

А еще эта девочка надеялась, будто однажды сможет избавиться от этого чувства, оно перестанет ноющей занозой сидеть в сердце, прекратит изводить ее болью, завистью и обидой. Исчезнет эта сладкая подлая мысль, что, может быть, однажды… Она слишком хорошо понимала: такое не случится, ведь эти двое — ее сестра и этот мужчина — принадлежат друг другу. Это даже больше, чем любовь, они как две части, идеально подходящие друг другу всеми выбоинками и углами. Их чувства были предопределены чуть ли не с первого момента их встречи. Марина видела его. И все поняла еще тогда. Больно было наблюдать за развитием их отношений с сестрой, понимая, что счастье не обратится к ней, не улыбнется любящими карими глазами. Девушке отчаянно хотелось чего-то подобного, но еще хуже становилось при мысли, что она своим вмешательством омрачит чувства этих двоих. Вряд ли она сможет разбить эту пару, но сильно подпортить им жизнь вполне. Возможно, при определенной хитрости и подлости удастся даже женить Александра на себе. Но любить-то он но-прежнему будет Анастасию. И что тогда? Опостылевшая нелюбимая жена, жадные тайные взгляды на бывшую невесту и навеки испорченная жизнь? Марина не верила, что стерпится-слюбится, о нет. И даже понимание того, как это было бы подло по отношению к сестре, ее бы не остановило. Тут дело в другом. Александр не нужен ей без любви. Любви к ней, Марине. И никакие приворотные зелья тут не помогут. Ей нужна была только его искренняя любовь. И особенно сейчас, когда она увидела, какими глазами он смотрит на Анастасию. На меньшее Марина была не согласна.

«Молодец, девочка! — внутренне восхитилась Дэй. — Так держать, никогда не соглашайся на половину. Даже если не сможешь получить всего, не потеряешь самоуважения».

В этом была вся гаргулья. Поговорка про синицу в руке была явно не про нее.

«А оказывается, что и маленькие девочки бывают не такими уж и пустышками, — невольно и немного недовольно подумала чародейка. — По крайней мере, не все. И не во всем».

Тело человеческого мужчины казалось жутко неудобным. Оно двигалось совершенно не так, как делал это эльф. Оно было какое-то неуклюжее (по сравнению со Светлыми, конечно) и непозволительно большое. Калли не понимал, как можно нормально биться с такими данными. «Бедные люди, — с неожиданным сочувствием подумал он. — Как же Златко и Иве удается хоть что-то при таких скудных исходных данных?… Как же неудобно!»

Вокруг кипел бой, и в руках Светлого сверкал меч. С удивительной ловкостью, которую Калли никак не ожидал от этого тела, мужчина махал своим клинком, и враги один за другим исчезали из списка насущных опасностей. Эльф быстро сообразил, что сделать ничего не может. Все его навыки оказались бесполезными, тело ему не подчинялось, да и он вряд ли смог бы лучше человека понять, как тому действовать. И все же было невыносимо видеть, как вокруг поднимаются и опускаются клинки, как плещется боевая магия, пачками уничтожая тех, кто остался без защиты чародеев, как сверху летят стрелы — обычные, человеческие, не эльфийские, но после случая с Ивой Светлый как-то растерял скептицизм на этот счет, убивали человеческие грубые поделки не хуже. И самое ужасное, когда ты не в силах что-либо предпринять. Совсем ничего. Даже предупредить. Особенно в тот момент, который оказался роковым.

— Алекс! Сзади! — закричал кто-то.

Мужчина, в чьем теле находилось сознание эльфа, узнал этот голос. За секунду — долгую, мучительную, такую важную в бою секунду — до этого крика Калли увидел приближающийся наконечник копья. Коварное оружие! Копейщика достать так сложно, а вот его оружие, если оно находится в опытных руках, может свалить того, кого мечи не берут. И Светлый отчаянно пытался докричаться до сознания соседа по телу, отчасти из желания помочь, отчасти из-за панической и одновременно очень разумной мысли, что, если умрет мужчина, умрет и сам эльф. Но криков Эк'каллизиэнела воин не слышал.

А вот голос со стороны услышал. Услышал и успел обернуться. Попытался отклонить древко, увернуться… Поздно. Темнота навалилась мгновенно, и сознание померкло.

«Гоблин, ладно, я угодил в этого пацана, но где остальные-то?! Не может быть так, чтобы я один так попал! Наверняка остальных тоже разбросало!»

— Патрик, отнеси этот пакет на Олешневую улицу, дом восьмой. Да смотри ничего не перепутай! — Голос выдернул Златко из задумчивости. Как он уже успел понять, мужчина, главный над персоналом книжного магазина в отсутствие хозяина, терпением не отличался, поэтому