Не так давно, читая воспоминания крупнейшего французского хирурга Рене Лериша, я натолкнулся на фразу, которую не сразу понял: «…хирург живет хирургией. Тяжелая необходимость», – пишет Лериш.

Я удивился – я тоже являюсь хирургом и тоже живу хирургией, то есть все мои мысли и переживания – о больном, которого только что оперировал.

Лишь дочитав абзац, я понял, что автор имел в виду:

«Насколько лучше чувствуешь себя перед самим собой, когда можешь дать царственный подарок – здоровье, отдавая только себя без того, чтобы дар был оплачен…»

Сегодня в нашей стране врачи и больные, к великому взаимному счастью, лишены необходимости продавать и покупать здоровье.

На протяжении всего своего творческого пути Антон Павлович будет развивать образ врача-стяжателя, считающего купюры, чтобы, наконец, заклеймить его в ставшем нарицательным имени Ионыч.

«…Мой папа был доктором, а доктора одним осязанием угадывают качество бумажки», – иронизирует он в фельетоне «На магнетическом сеансе».

«…Ну что может быть приятнее, когда стоишь этак с глазу на глаз с обывателем и вдруг чувствуешь на ладони некоторое бумажное, так сказать, соприкосновение… Так и бегают по жилам искры, когда в кулаке бумаженцию чувствуешь…» – откровенничает становой, которого по этой фразе публика в вагоне принимает за доктора («В вагоне»).

В записной книжке Антона Павловича есть такая заметка: «Торгово-промышленная медицина» – и больше ничего не сказано.

Словосочетание это, наверно, обратило внимание писателя своей противоестественностью: медицина может быть только человеческой.

Эта фраза заставила меня вспомнить доктора Нещапова из рассказа «В родном углу», который когда-то был врачом, но потом взял на заводе пай и теперь, хотя и продолжает заниматься медицинской практикой, не считает ее своим главным делом.

Врач-предприниматель, врач-фабрикант – разве это не противоестественно?

Но ведь не менее противоестественно широко распространенное явление, когда врач ставит целью своей жизни накопление капитала за счет пациентов.

В повести «Дуэль» выведен эпизодический, но запоминающийся персонаж – доктор Устимович (тусклые глаза, жесткие усы, чахоточная шея). В качестве врача он соглашается присутствовать на дуэли, но ставит условия: «Каждая сторона платит по пятнадцать рублей, а в случае смерти одного из противников оставшийся в живых платит все тридцать…»

Чехов устами Лаевского определяет его сущность: «Ростовщик, а не доктор!»

Страсть к стяжательству – это порок не столько личности, сколько общества, построенного на принципе купли-продажи. Даже сильные, незаурядные натуры порой бывают неспособны устоять перед развращающим влиянием капитала. Примером этого может послужить превращение способного доктора Дмитрия Ионыча Старцева в зловещую фигуру «языческого бога», поклоняющегося только золотому тельцу.

Образ доктора Старцева представляется мне дальнейшим развитием и углублением образа доктора Топоркова из раннего рассказа «Цветы запоздалые».

У них много общего. Оба – выходцы из народа и сами пробили себе дорогу. Они знают свое дело и готовы работать день и ночь. Но больше всего объединяет их дух стяжательства. Вот Топорков получает гонорар: «…Не конфузясь и не опуская глаз, он помочил во рту палец и чуть слышно сосчитал кредитные билеты. Он насчитал двенадцать двадцатирублевок… По лицу Топоркова пробежала светлая тучка…»

За тем же занятием застаем Ионыча: «…Было у него еще одно развлечение, в которое он втянулся незаметно, мало-помалу, это – по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой, и, случалось, бумажек – желтых и зеленых, от которых пахло духами, и уксусом, и ладаном, и ворванью, – было напихано во все карманы рублей на семьдесят; и когда собиралось несколько сот, он отвозил в Общество взаимного кредита и клал там на текущий счет…»

В Топоркова влюбляется экзальтированная барышня – разоренная княжна Маруся Приклонская.

«– Удивительный человек, всемогущий человек! – говорит она о докторе. – Как всемогуще его искусство!.. Какой высокий подвиг: бороться с природой и побороть…»

Примерно то же думает о Старцеве влюбленная в него девушка: «…Какое это счастье быть земским врачом, помогать страдальцам, служить народу. Какое счастье!»

Доктор Топорков отвечает на любовь Маруси Приклонской, лишь когда у нее развивается чахотка. Конец рассказа мелодраматичен: Топорков устанавливает диагноз и, оставив мысль о безбедной, не отягощенной заботами жизни, увозит ее на юг Франции, где она умирает.

В «Ионыче», при описании чтения Верой Иосифовной Туркиной избранному губернскому обществу своего романа о молодой красивой графине, которая устраивала школы, больницы, библиотеки и в довершение к тому полюбила странствующего художника, Чехов сделал ироническую ремарку: «читала о том, чего никогда не бывает в жизни… и все-таки слушать было приятно», и при этом, возможно, вспомнил свой рассказ шестнадцатилетней давности.

Высокие чувства – не для топорковых и старцевых, и в «Ионыче» писатель исправляет эту ошибку.

Подобно своим учителям – С. П. Боткину, А. Г. Захарьину, Н. И. Пирогову, – А. П. Чехов свято верил в медицину и считал, что все другие, ненаучные способы лечения болезней являются шарлатанством. Это хотелось бы напомнить некоторым современным журналистам и писателям, безответственно распространяющим на страницах газет и журналов легенды о непроверенных и просто темных методах лечения серьезных болезней.

Он резко выступает против земских либеральных деятелей, которые в порядке благотворительности берутся оказывать медицинскую помощь крестьянам.

Е. А. Осипов

«…Лечить мужиков, не будучи врачом, значит обманывать их», – говорит художник из повести «Дом с мезонином», и его мысли полностью совпадают с мнением писателя.