В ченсфильдском доме у патера Бенедикта Морсини имелась как бы временная резиденция, которая по традиции сохранялась за патером с тех пор, когда он еще давал уроки латыни малолетней наследнице поместья. Некогда в этой комнате со стрельчатыми оконцами, занимавшей самый верх левой замковой башенки, жил и трудился над своими рисунками юный живописец Эдуард Мойнс... Бывая в Ченсфильде, патер всегда останавливался в этом уединенном покое, куда вела крутая железная лесенка. Слуги замка так и прозвали эту комнату «кельей» и редко туда заглядывали.

Здесь, в своей «келье», отец Бенедикт ожидал теперь отъезда доктора Грейсвелла, чтобы отправиться с ним и Бультон в одной карете. Ему не терпелось услышать врачебный приговор над своим знатным французским единоверцем. Сойдя вниз, в столовую, он услышал от миледи, что положение больного является угрожающим и что временно роль сиделки приняла на себя мисс Изабелла. Патер отыскал доктора в вестибюле; врач дожидался кареты.

— Достопочтенный мистер Грейсвелл, — обратился иезуит к врачу столь вкрадчивым голосом, будто он просачивался сквозь щели запертых дверей, — вы позволите мне разделить с вами место в карете?

— Пожалуйста, — ответил врач безразличным тоном. — Надеюсь, ваши сборы не будут слишком долгими? Карету скоро подадут.

Монах торопливо поднялся наверх. Но отправился он не в свою «келью», а в покои больного француза. Прошмыгнув через переднюю, где дремал слуга Франсуа Буше, патер приоткрыл дверь в опочивальню барона. На столике у постели горела лампа, свет ее падал на лицо добровольной сиделки, мисс Изабеллы Райленд.

Патер Бенедикт никогда еще не видел Изабеллу в состоянии такой глубокой душевной подавленности. На побледневшем, осунувшемся лице наследницы Ченсфильда появилось новое выражение горечи, тревоги и скрытого гнева. Покрасневшие веки отяжелели, глаза потеряли блеск и задор. Даже губы, еще недавно полудетские и пухлые, как у веселых ангелов с полотен итальянских мастеров, стали как будто тоньше и суше. Эти сжатые губы сделали все лицо Изабеллы более взрослым, зрелым; в нем ничего не осталось от шаловливой ребяческой беспечности.

Бенедикт Морсини почувствовал сразу, что причина этой перемены не имеет никакого касательства к близкой кончине старого француза. Изабелла боязливо покосилась на постель и знаком попросила монаха отойти в дальний угол.

Патер покачал головой, ибо не считал необходимым остерегаться ушей мосье де Бриньи.

— Говорите спокойно, дочь моя. Душа этого человека — около врат царства. Земное уже недоступно ей.

— Святой отец, я в страшной тревоге. Мне представлены неопровержимые доказательства, что человек, называвший себя Алонзо де Лас Падосом, а ныне зовущийся Лео Ноэль-Абрагамсом, — действительно мой родной брат Чарльз Райленд.

— Белла, я догадываюсь: вы были у них этой... мнимой юридической конторе?

— Да, отец мой, я вчера виделась с братом... Боже мой, я теперь жизни своей не рада! День ото дня все страшнее, все непонятнее... Вчера Чарльз показал мне свой медальон. Сомнений нет: человек этот — родной мой брат. Мы подошли с ним к зеркалу... Господи! Он гораздо лучше меня, но у нас одни и те же черты!.. Мне хочется спрятаться от людей... Я не могу больше!

Изабелла отвернулась и зарыдала. Больной пошевелился в постели и глубоко, тяжко вздохнул. Слова девушки были сбивчивы, но патер Бенедикт уловил их смысл. Он ласково тронул ее за плечо, и мисс Райленд повернула к нему измученное лицо.

— Скажите мне, моя возлюбленная дочерь во Христе, знает ли ваш брат, что вы... ничего не утаили на исповеди от служителя бога?

— Да, святой отец, Чарльз это знает, и он устыдился своего прежнего недоверия к вам. Он понял, как глубоко было его заблуждение, ибо иначе он давно был бы схвачен... А его намерения... Боже мой, я не могу повторить его страшные слова...

— Что предлагает вам брат, Изабелла?

— Чарльз умоляет меня покинуть этот дом. Если верить Чарльзу, наш отец — величайший злодей, уголовный преступник, убийца, вор, укравший чужое имя. Мой брат задумал разоблачить его стародавний обман. Он уже послал письмо в Лондон.

— Письмо в Лондон? И он раскрыл в нем свое настоящее имя? Кому он послал это письмо?

— Он послал его генералу Хауэрстону, но в письме назвался юристом Лео Ноэль-Абрагамсом и обещал генералу важные разоблачения. Доверить их бумаге он не мог. Хауэрстон, вероятно, приедет в Ченсфильд. Чарльз убежден, что наш отец не пощадит никого и ничего вокруг, когда правосудие потребует его к ответу.

— Изабелла, если в Ченсфильде должны разыграться столь грозные события, я готов согласиться с вашим братом: вам следует покинуть этот дом. Но как же Чарльз намерен устроить ваш отъезд?

— Сопровождать меня должен Наль Рангор Маджарами, то есть кавалер де Кресси, как он назвался, когда первый раз прибыл в Бультон.

— Скажите мне, Белла, ваш брат открыл вам настоящее имя этого кавалера?

— Его имя... Реджинальд Мюррей. Это сын мистера Альфреда Мюррея, человека, которого мой отец лишил всего — подлинного имени, имущества, невесты — и которого бросил умирающим на необитаемом острове. Чарльз намерен восстановить права Реджинальда на все, что потерял его отец.

— Дочь моя, но каковы же дальнейшие планы вашего брата? Неужели он откажется от своей доли Ченсфильда? Может быть, он рассчитывает на... чье-нибудь другое богатство?

— Нет, святой отец, Чарльз поклялся восстановить права Реджинальда на титул и поместье единственно во имя справедливости. Сам он хочет вернуться на далекий остров в Индийском океане и создать там новое поселение. У него есть очень умный, начитанный друг — Джордж. Они вместе задумали создать какой-то Город Солнца для обездоленных людей... Этот город должен стать царством света, справедливости и братства. Все богатства там должны быть разделены между людьми поровну...

— Это опасные помыслы, дочь моя. Господь не создал своих детей равными и освятил разделение людей на бедных и богатых.

— Я боюсь, что Чарльз не тверд в вере, святой отец!.. Но, святой отец, больной дышит все тяжелее.

— Вероятно, его час близится... Белла, благословляю ваше решение покинуть Ченсфильд. Вероятно, Реджинальд Мюррей намерен бежать с вами на каком-нибудь корабле?

— Святой отец, не произносите этого имени... Пусть даже стены слышат только имена: Лео Ноэль- Абрагамс и Наль Рангор Маджарами... Да, вы, как во всем, прозорливы. Брат и его друг предлагают мне бежать на португальском судне «Санта-Роза». Оно должно уйти из Бультона в воскресенье.

— В воскресенье? Через двое суток? Когда же вы должны покинуть отчий кров и где вы намерены ожидать отплытия корабля?

— Где-нибудь в порту. Я должна буду надеть, мужское платье и завтра, в субботу, встретиться с Реджинальдом.

— Белла, я помогу вам. План вашего брата наивен. Он не знает, что весь порт кишит соглядатаями. Вас немедленно схватят, и гнев вашего отца обрушится на обоих молодых людей, которые, насколько я понимаю, уже сделались близки вашему сердцу. Я укрою вас до отхода корабля в моей капелле. Там никто не станет вас разыскивать. Я заранее подготовлю ко всему своего служку Грегори. В ночь на воскресенье он незаметно доставит вас в лодке на борт португальского корабля... Но я слышу во дворе карету... Доктор Грейсвелл уезжает, он обещал довезти меня до города!.. Мисс Райленд, да благословит вас всевышний за вашу христианскую помощь больному!.. Завтра утром я вернусь сюда...

Когда патер спустился во двор, доктор Грейсвелл уже садился в карету. Но не успел этот экипаж