ему такое предложение, он заподозрил бы в нас шайку мошенников...

— Я должен уходить. Скажите мне еще: в какой каюте Луиджи Гринелли?

— Вторая дверь справа от кают-компании. Каюта Кремпфлоу — почти напротив нее. Теперь беги, матрос Ханс Вилли Таумель!

Когда веснушчатый матрос доставил на подносе серебряную монету, корабельный буфетчик одобрительно посмотрел на Ханса Вилли Таумеля и осведомился, достался ли ему глоток.

— Не буду скрывать истины, синьор, — отвечал тот, смиренно потупляя взор, — глоток мне достался.

— Однако ты ловкий парень, — промолвил буфетчик, пряча монету. — Забегай ко мне в свободные от вахты часы и если поможешь мне держать в чистоте посуду, то не пожалеешь.

— О синьор, вы благородный человек! Это я давно понял по вашему лицу. Я растроган, ибо вижу, что вы сразу вознаграждаете добродетель, как только встречаете ее. Располагайте мною, и вы останетесь довольны, не будь я Хансом Вилли Таумелем.

— Первый раз встречаю такого расторопного немца! — пробормотал итальянец-буфетчик, глядя вслед удаляющемуся матросу.

Следующие дни медленного плавания и сложных маневров «Эльмионы» мистер Кремпфлоу редко показывался на палубе. Он изнывал в каюте от морской болезни и врачевал свой недуг коньяком и лимонным соком.

На закате четвертых суток плавания «Эльмиона» покидала рейд Тулона. До Марселя оставалось менее сорока миль. В быстро густеющих сумерках мигал позади тулонский маяк. Вершина Монфарона 126 уже сливалась с небом. Море успокоилось, «Эльмиону» чуть-чуть покачивало. На мачтах горели сигнальные огни.

Поздним вечером матрос Ханс Таумель, сдав вахту, сидел в каморке стюарда. Хозяин вздремнул. Прислушиваясь к звукам в коридоре, чтобы не прозевать вызова в какую-нибудь из кают, матрос различил скрип открываемой двери. Пассажир второй каюты от салона вышел в тесный коридор. Там горели две свечи, и длинная тень человека легла на половицы. Ханс Вилли Таумель осторожно наклонил голову к оконцу для выдачи посуды и краем глаза разглядел характерный профиль Луиджи Гринелли. Пассажир на цыпочках подошел к первой от салона каюте, занимаемой мистером Кремпфлоу, склонился к замочной скважине и очень тихо постучался. Дверь открылась и впустила Луиджи. Изнутри дважды щелкнул замок.

Матрос Ханс Вилли Таумель подкрался к двери. Сквозь крошечную скважину замка он увидел огонек свечи, горевшей на столе. Луиджи стоял посреди каюты, Кремпфлоу слушал его, полулежа на койке.

Дрожащим от волнения голосом, заикаясь, пришелец говорил на дурном английском языке, заменяя неизвестные ему выражения французскими или итальянскими словами.

— Сударь, я простой флорентийский купец. Меня зовут Микель Альбанти. В дальний путь я отправился впервые. Господь сподобил меня заметить, что нам обоим, сударь, мне и вам, грозит страшная опасность. Ваш носильщик, тот проклятый немец, которого вы привели на корабль, сговорился со стюардом убить вас и меня.

Вопроса мистера Кремпфлоу матрос не разобрал. «Флорентийский купец» отвечал собеседнику:

— Клянусь вам, синьор, это не ложные страхи! Матрос и стюард давно следят за нами. Они проведали, что у вас и у меня есть с собою деньги. Сегодня ночью, перед прибытием в Марсель, они хотят ограбить нас.

— Однако это наглость! — пробормотал «проклятый немец».

Он едва успел проскользнуть в каморку стюарда, как в дверях каюты снова щелкнул замок, и синьор Гринелли, только что назвавший себя купцом Микелем Альбанти, вернулся к себе. По прошествии пяти минут он перенес свой небольшой багаж в каюту мистера Кремпфлоу, и оба джентльмена вместе заняли оборону против ожидаемого нападения.

Ханс Вилли Таумель подождал, пока в коридоре все утихнет. Условным стуком он вызвал на палубу Дика Милльса. Далеко на горизонте уже виднелся отблеск огней Марсельского порта. Палуба была пустой.

— Затевается неладное, Дик. Похоже, что иезуит кое-что заподозрил и намерен от меня избавиться. Он решил, что корабельный стюард — мой сообщник.

— Томми, в Марселе ты должен сразу исчезнуть с корабля, чтобы тебе здесь не вырыли яму. С подложными бумагами ты в опасности. Постарайся улизнуть с первой шлюпкой. Я прослежу за Кремпфлоу, Антони и Джордж не выпустят из виду иезуита.

— Будьте и вы осторожны, чтобы этот Луиджи ничего не распознал раньше времени. На берегу я укроюсь в домике рыбака Александра Каридаса, марсельского родственника старика Георгия. Там я буду ожидать вестей от вас.

Матросу пора было возвращаться на свою койку в кубрике. Боцман неодобрительно относился к дружбе «немца» со стюардом. Ханс разбудил разоспавшегося буфетчика, спустился в кубрик и залег под одеяло.

Вскоре рассвело, и впереди по курсу корабля показались холмы, подковой окружающие Марсель.

Джордж Бингль, Антони Ченни и Дик Милльс прислушивались из своей каюты к звукам, доносившимся из коридора. Они различили, как Луиджи Гринелли тихо покинул каюту мистера Кремпфлоу и тяжелой походкой поднялся на палубу. Он имел при себе дорожный мешок.

Капитан уже приказал поднять на ноги всю команду. Судну предстояли сложные маневры при неблагоприятном ветре.

Матрос Ханс Таумель подошел к боцману:

— Маат, разреши мне съездить на берег и узнать, не здесь ли еще моя «Альтона».

— Проваливай, только без бумаг. Они останутся на корабле, — отвечал боцман.

К «Эльмионе» подошел катер. Таможенные чиновники освидетельствовали грузы и просмотрели список пассажиров. По окончании формальностей катер пошел к берегу. На нем отправился и матрос Ханс- Вилли Таумель. Боцман выразительно помахал линьком вслед катеру, напутствуя веселого матроса:

— Чтоб через три часа снова быть на борту, или ты заорешь у меня такой «майн готт», что в Германии слышно будет!

Вскоре от борта «Эльмионы» отошла и шлюпка с пассажирами. На ней находилось несколько богомольцев, два-три французских негоцианта, унылый ливорнский пассажир с одним из своих слуг и «флорентийский купец Микель Альбанти». Пассажиры благополучно миновали все таможенные строгости и покинули набережную. «Унылый пассажир» шепнул своему «слуге»:

— Синьор Ченни, вы лучше меня знаете итальянский, поэтому берите под наблюдение иезуита. Я здесь дождусь новостей от Дика. Нужно непременно сообщить ему, куда направится из Марселя крючконосая иезуитская змея Луиджи, этот «флорентийский купец Альбанти».

Тем временем «купец» подозвал носильщика с осликом. Он отчетливо произнес адрес гостиницы и зашагал следом за длинноухим осликом, не спуская глаз с увесистого мешка, навьюченного на спину животного.

— По крайней мере я теперь знаю, где тебя не нужно будет разыскивать! — пробормотал Антони. — Мальчик, — позвал он черноглазого вертлявого подростка, торговавшего каштанами, — я куплю весь твой товар и дам тебе еще пару франков, если ты быстро принесешь мне адрес вон того купца, что шагает вслед за осликом. Ты найдешь меня в домике Александра Каридаса, в рыбачьем предместье.

И, сунув мальчишке деньги, Антони забрал у него весь ящик с лежалыми каштанами. Не торопясь, он отправился к предместью и встретил радушный прием в маленьком домике, где Томас Бингль уже восседал, как важный гость, на самом почетном месте, ибо в этом доме отлично помнили «пирейского мальчика с обезьяной»...

После обеда в переулке застучали колеса фиакра. Джордж Бингль и Дик Милльс, весьма озабоченные и встревоженные, вошли в дворик Александра Каридаса.

— Томми, — заговорил Бингль-старший, — тебя разыскивает вся марсельская полиция. Алекс Кремпфлоу найден зарезанным в своей каюте, и на ручке ножа вырезаны буквы «Х.В.Т.» — Ханс Вилли Таумель.