(Сицилия).

Достоверно известно, что триремы были судами легкой постройки, с острым, крепким носом, плоскодонными, без ахтерштевня и киля, или с небольшим килем, годными для вытаскивания на берег, с небольшой осадкой и с низкими бортами для того, чтобы тяжеловооруженные воины могли легко влезать на триремы, вытащенные на берег. Относительно же расположения гребцов выяснено только, что они сидели один над другим не в вертикальном направлении, а наискось, на небольшой высоте один от другого. Каждый гребец имел по одному веслу. Самая же «загадка трирем», то есть вопрос о расположении и работе гребцов, до сих дискусионен, несмотря на опыты по реконструкции триремы и проведенные испытания ее модели.

Попытка ее разгадать здесь завела бы нас слишком далеко. Можно только признать наиболее правдоподобным изображение трирем, воспроизведенное Р. Хааком (Haak, R. «Ueber attische Trieren»), опытным кораблестроителем, специально занимавшимся этим вопросом. Интересующимся этим вопросом подробнее можно порекомендовать указанный труд, здесь же ограничимся следующим описанием.

Триремы строились из дерева с обшивкою вгладь, без шпангоутов, а лишь со связями из гнутых брусьев гибкой породы дерева. Днище делалось из дубовых досок 8-10 см толщины, скрепленных друг с другом деревянными гвоздями, и часто не имело киля для того, чтобы судно легче можно было вытаскивать на берег и перетаскивать по земле. Точно таким же образом, при помощи малок – шпангоутов для образования формы корпуса, строились у нас вплоть до середины XIX столетия суда всех величин. Шлюпки строятся так и сейчас.

Вытаскивание судов на берег практиковалось очень часто, а в опасное время ежедневно на ночь. Это вызывалось малой мореходностью судов, также желанием дать возможность людям поспать, приготовить еду и поесть на суше. Перетаскивание трирем практиковалось в древности в некоторых местностях, например, через перешеек в 0,5 км шириной (Фукидид, III, 81 и IV, 8), соединявший остров Левкаду с материком (Акарнанией), через перешеек (Страбон, VI, 1) в тарентской гавани и особенно часто, через Коринфский перешеек, имевший в самом узком месте 5 км; там имелась для этой цели специальная деревянная дорога (Фукидид, III, 15 и VIII, 8; Страбон, VIII, 1, 4 и 22).

Трирема была длиной до 45 м, шириной 5,5 м (соотношение 1:8,1), а высота надводного борта – до 3,3 м. Водоизмещение ее было около 60 тонн, на ней было 174 гребца, а всего около 225 человек экипажа. Средняя скорость на веслах достигала 5-6 узлов. Подсчеты, сделанные в конце XX в. и эксперименты с построенной в 1987 г. триремой «Олимпия» (длина – 36,8 м ширина – 5,4 м, высота от киля до тентовой палубы – 3,6 м. Полное водоизмещение – 45 т.) показали, что греческая трирема в боевых условиях могла двигаться со скоростью около 10 узлов (18 км/час), причем набирала эту скорость в течение 30 секунд.

Изогнутый, но, в общем, почти вертикальный форштевень, очень прочной постройки, переходил недалеко от ватерлинии в острый, с тремя чаще всего остриями, таран, сделанный из бронзы, или, по крайней мере, окованный железом. Выше тарана с каждого борта имелось по упорной балке, выдававшейся несколько меньше бивня. Концы этих балок украшались медными головами животных в виде гербов государств. Назначение этих балок было повреждение весел вражеского корабля и его надводного борта при таранном ударе. По другим предположениям эти балки, называвшиеся эпотидами, предназначались для того, чтобы предохранить корпус своего корабля при таранении противника. Для этого они и выступали вперед немного меньше, чем таран, давая ему возможность углубиться достаточно в корпус неприятельского корабля, чтобы его потопить, но не допуская удара всем штевнем, что при слабости тогдашней постройки легко могло привести к гибели своего собственного корабля. Высокий форштевень в верхней части кончался украшением.

Кормовая часть от днища до ватервейса имела ложкообразную форму. Над кормой возвышался фальшборт, широкий снизу и суживающийся спереди, переходивший сверху в украшение, подобно тому, как это было и на египетских судах, где встречались украшения в виде цветка лотоса. Кормовое украшение, выгнутое вперед, образовывало маленький навес, род рубки, служившей для прикрытия командира – триерарха.

Число гребцов с каждого борта было таково: в верхнем ряду по 31 (траниты), в среднем по 27 (зигиты) и в нижнем (таламиты) также по 27; всего 2 х 85 = 170 человек со столькими же веслами. Весла двух верхних рядов были приблизительно одной величины: 4,4 м у транитов, 4,16 м у зигитов, словом немного длиннее, чем четырехметровые весла на современных гребных катерах. Отверстия для весел нижних рядов были вырезаны в борту и находились невысоко над водою, однако на такой высоте, чтобы можно было на плоскодонном челноке пройти вдоль самого борта, не задевая весел. От воды эти отверстия были защищены кожаными мамеринцами. Нижние весла были, вероятно, несколько короче. Правильность этих предположений нуждается в проверке на практике.

Каждый гребец имел определенное место с подушкой на сиденье, заменявшей маленькие покрышки на банках, имеющиеся в нашем флоте. Над гребцами возвышался легкий открытый помост, на котором лишь в средней части устраивался мостик, служивший для прохода вдоль корабля. На случай плохой погоды над кораблем имелся плотный тент. С боков имелись войлочные занавески, обыкновенно открытые, но спускавшиеся во время боя для защиты от метательного оружия. Для уключин верхнего ряда гребцов имелся вынесенный за борт брус, до которого и шел настил верхней палубы, по которой ширина триремы достигала 5,45 м. Над ним шел поручень на стойках для укрепления защитных войлочных занавесок.

Для управления имелась одна пара широких рулевых весел, по одному с каждого борта; действовал ими один человек. Вооружение состояло из главной вертикально мачты в середине судна с высоким прямым парусом на рее и иногда еще с маленьким треугольным парусом над ним и, кроме того, из одной еще маленькой мачты на носу, наклоненной наподобие бушприта: на ней был внизу небольшой рейковый парус, подобный парусу на блинда-рее кораблей эпохи парусного флота.

Каждая трирема имела свое название, причем все греческие названия судов были женского рода. Характерным для эпохи расцвета греческого флота было то, что имя строителя корабля в виде награды связывалось с названием корабля.

Экипаж триремы достигал в среднем до двухсот человек. Помимо 170 гребцов, на корабле имелись солдаты под командой офицера, и люди для управления парусами, которыми ведал кормчий (штурман). Гребцами ведал гортатор, а командир назывался триерархом.

500 год является началом новой эпохи в истории греческих государств. Сорокалетний мирный период жизни греческих государств Малой Азии под владычеством персидской монархии, во время которого они процветали и некоторые из них, например, Милет даже достигли своего наибольшего развития, кончился и уступил место так называемому периоду персидских войн – борьбе исполинской азиатско- африканской монархии с Грецией, сравнительно небольшой и ослабленной разрозненностью и междоусобными войнами. Эту эпоху правильнее было бы назвать «персидскими походами», так как в промежутках между отдельными войнами мир не заключался, и вся эта эпоха была сплошной цепью войн.

Характерно, что повод для начала войны был дан не персами, а греками. Все дело заключалось в безмерном честолюбии правителя Милета Аристагора, бывшего зятем и заместителем посаженного в городе тирана Гистия. Последний спас Дария и его войско в скифском походе, воспротивившись разрушению моста через Дунай, но затем попал под подозрение и был вызван под благовидным предлогом ко двору царя в Сузы.

По подстрекательству Аристагора, Гистий убедил жившего в Сардах брата Дария Артаферна, сатрапа Лидии и Ионии, выставить от городов своей сатрапии флот в числе двухсот трирем и послать его с войском под командой Аристагора для завоевания острова Наксоса, принадлежавшего к Kикладским островам. Это было первое нападение на государство европейской Греции. Предприятие не удалось вследствие разногласий между командирами и храброго отпора со стороны наксосцев. Аристагор вернулся обратно с большими потерями, задолжавший, лишенный доверия и покинутый персами.

Обескураженный своими неудачами, он стал видеть единственное спасение в восстании против персов, к чему его также тайно подбивал из Суз Гистий. Чтобы расположить к себе милетян, Аристагор сложил с себя единовластие и отдал управление в руки народа, причем все перешли на его сторону. Только один историк Гекатей предостерегал народ от восстания в виду безнадежности этой борьбы, но, видя, что его голос остается единственным, он стал категорически советовать милетянам приложить все свои старания