— Мы отдали тебя в жертву. Я признаю это. Тогда это казалось оправданным. Откуда нам было знать, что из этого ничего не выйдет? Если ты хочешь отомстить, посмотри на меня — это и есть твоя месть.

— Я ничего не хочу, — сказал Тони. — Меня не интересует месть.

— Ты говоришь правду?

— Да.

— Спасибо, сын, — внезапно Оливер потянулся вперед, взял руку Тони двумя ладонями и с силой потряс ее. — Спасибо, спасибо.

— И это все, что хотел сказать? — Тони поднял голову и посмотрел на отца, стоявшего над ним полусогнувшись, шатающегося, с мутным взглядом.

— Нет, нет. — Оливер опустил руки и быстро заговорил, будто боялся, что остановись он хоть на мгновение, он останется один в этой комнате. — Я сказал, что у меня есть что-то для тебя.

Он подошел к своему вещь мешку, с глухим стуком опустился на колени и начал рыться в Нем. — Я давно собирался дать тебе это. Боюсь, больше не представится удобного случая и… Вот… Он вытащил маленький пакетик, завернутый в пергамент, перевязанный резинкой. Стоя на коленях, он неловкими движениями срывал бумагу. Бросив на пол обрывки, Оливер вытащил старомодные золотые часы.

— Часы моего отца, — сказал он. — Чистое золото. Я всегда носил их на счастье, хотя всегда предпочитал наручный часы. Он подарил их мне за две недели до своей смерти. Чистое золото, — сказал Оливер, щурясь на часы при свете лампы, медленно дрожащими руками поворачивая их перед глазами. - Старый Уалтэм. Им более сорока лет, но идут великолепно.

Он встал и подошел к Тони, не спуская восторженного взгляда с часов. — Конечно, ты не будешь носить их, они очень старомодны, но ты можешь держать их на своем столе или что-то в этом роде… Он протянул часы Тони, но тот не взял их.

— Почему ты отдаешь их? — спросил Тони, боясь, что это может быть дурным предзнаменованием. — Если они приносят счастье.

— Счастье. — Оливер горько ухмыльнулся. — Храни их за меня. Может, так будет больше счастья. Пожалуйста.

Тони медленно протянул руку, и Оливер опустил часы в его ладонь. Часы были на удивление тяжелыми. Они были массивными и на крышке была замысловатая гравировка, циферблат немного пожелтел от времени, на нем были нанесены маленькие старомодные римские цифры. Тони посмотрел на часы — было уже одиннадцать. Черт, подумал он, я упущу Элизабет. Она не станет ждать.

— Спасибо, — сказал он. — Я отдам их своему сыну, когда придет время.

Оливер взволнованно улыбнулся.

— Вот именно, — сказал он. — Это хорошая мысль.

Тони положил часы в карман и встал.

— Ну… — начал он.

— Не уходи еще, — попросил Оливер. — Еще не время. Есть еще кое-что. — Что еще? — в своем голосе Тони старался сдержать свое раздражение отцом, всем этим вечером, этой печальной и неопрятной комнатой.

— Подожди, просто подожди, — Оливер сделал широкий неопределенный жест рукой и подошел к телефону. Он сел на кровать, все еще в фуражке и шинели, и поднял телефонную трубку. Он в нетерпении постучал по рычагу. — Мне нужен Оранж 7,54, — сказал он в трубку. — Это Нью-Джерси.

— Кому ты звонишь? — подозрительно спросил Тони.

— Да, — ответил Оливер оператору. — Оранж. — И он повернулся к Тони, прижимая трубку к уху. — Знаешь, мы переехали в Нью-Джерси несколько лет назад.

— Да, — ответил Тони.

— Конечно. Ты же был там. Счастливый День Благодарения. Оказалось, что не больше неудобно жить в Хартфорде, — пояснил Оливер. — И в каком-то смысле, все было к лучшему. Завод устарел в любом случае, а у меня была возможность купить дело в Нью-Джерси И мы стали быстро расширяться. Так я стал богатым человеком. — Он рассмеялся. — Романтика бизнеса, неопределенно заключил он. — Я даже смог позволить себе стать патриотом и вступить в армию по зову отечества. Оператор, оператор! — нетерпеливо крикнул он в трубку.

— Кому ты звонишь? — спросил Тони.

— Твоей матери, — Лицо Оливера напряглось будто он собирался заплакать, хотя это было наверняка от виски, но глаза молили.

— О, ну вот еще, — начал Тони. — Зачем?

— Только один раз, — попросил отец. — Только в эту последнюю ночь. Мы только вдвоем поздороваемся с ней. Что в этом плохого — просто поздороваться?

Тони колебался, потом он пожал плечами.

— Ладно, устало сдался он.

— Вот и прекрасно, — радостно ответил Оливер. — Заметано.

Заметано, отметил про себя Тони. Ну и жаргон у отца.

— Подойди сюда. — Оливер отчаянно махал сыну рукой. — Возьми трубку. Начни говорить с ней. Давай, давай.

Тони подошел, взял трубку и приложил ее к уху. Оттуда доносились далекие повторяющиеся звуки. Отец стоял рядом, от него неприятно пахло виски, он часто дышал, как будто долго бежал. Телефон продолжал звонить.

— Наверное, она спит, — волновался Оливер. — Она еще не услышала звонка.

Тони молчал, прислушиваясь к гудкам.

— Может, она принимает ванну, — предположил Оливер. — Может, бежит вода и она не слушает…

— Не отвечает, — сказал Тони. Он уже хотел было положить трубку, но Оливер выхватил ее, приложил к уху, как будто не доверял сыну.

Они оба застыли на месте. Повторяющийся монотонный гудок неожиданно громко зазвучал в комнате.

— Я думаю, она пошла в кино, — сказал Оливер, — или играет в бридж. Она часто играет в бридж. Или ей пришлось задержаться на работе. Она много работает и…

— Повесь трубку, — настаивал Тони, — ее нет дома.

— Еще пять звонков, — молил Оливер.

После пяти гудков он повесил трубку. Оба стояли над телефоном на убогом столике, изуродованном следами сигаретных окурков и мокрых стаканов. — Ну, как обидно? — сказал Оливер тихо, покачивая головой и не сводя глаз с телефона. — Как обидно.

— Спокойной ночи, папа, — сказал Тони.

Оливер не шелохнулся. Он стоял, глядя на телефон с серьезным и задумчивым выражением лица, не слишком печальным, но далеким и отвлеченным.

— Я сказал, спокойной ночи, папа, — повторил Тони.

Оливер поднял глаза.

— Да, — ровно произнес он и протянул руку. Тони пожал ее. В его пожатии не было силы.

— Ну… — Тони колебался, внезапно ощутив всю тяжесть и неловкость прощания с неродным членом семьи, который отправляется на войну. — Удачи. — Конечно, конечно, сын, — Оливер улыбнулся с отсутствующим видом. — Это был прекрасный вечер.

Тони сурово посмотрел на отца, но тому явно нечего было сказать. Он будто исчерпал весь свой интерес. Тони вышел, оставив отца возле телефона. Он взял такси и направился в первый бар, надеясь, что Элизабет еще не ушла.

В баре ее не было, и Тони решил, что выпьет что-то и подождет минут пятнадцать, если она не появится, он пойдет домой.

Заказав себе виски, Тони опусти руку в карман и нащупал часы. Он вынул их и начал разглядывать. Казалось, что в его руках был весь 1900 год. В луче света возле пианино стоял толстяк и пел песню о любви к жизни. Тони перевернул часы. В баре было довольно темно, он опустил руку пониже в луч света, льющийся от маленькой лампы возле бутылок. Золото блеснуло гравировкой. На одной стороне часов был замочек, и Тони нажал на кнопку. Крышка со щелчком открылась. Внутри была фотография, и Тони