Деймон вспомнил смерть своего отца в больнице в Нью-Хейвене, вскоре после войны, его истонченную, слабую руку, ищущую ладонь сына. Последние узы исчезающей семьи. Что ж, решил Деймон, если Шейла навещает свое семейство, то и для него наступило время нанести визит.
Он набрал номер Оливера Габриельсена.
– Боже, – встревоженно произнес Оливер, – где, дьявол тебя побери, ты пропадал?
– Неподалеку, – ответил Деймон. – У меня возникли кое-какие дела.
– Тебе известно, что мать Шейлы…
– Да. Я только что говорил с Шейлой. Состояние мамы стабильное.
– Ты что хочешь? – спросил Оливер. – Прийти ко мне? Или желаешь, чтобы я перебрался к тебе?
– Ни то, ни другое.
– Роджер, – умоляюще произнес Оливер, – ты не можешь оставаться дома один на всю ночь.
– Я и не остаюсь, – сказал Деймон. – Я уезжаю на несколько дней из города.
– У тебя нет желания поведать мне, куда отправляешься?
– Нет, – ответил Деймон. – Не дай загнуться конто ре. Я тебе позвоню.
Деймон повесил трубку. Оливеру, видимо, придется подождать свой темно-синий блейзер.
Глава 15
На следующее утро Деймон поднялся рано и сразу же двинулся из расположенного рядом с Фордс- Джанкшн мотеля на кладбище. Оно с одной стороны граничило с железной дорогой, связывающей Нью- Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд, а с другой – с двумя большими улицами. Содержалось кладбище в порядке, однако его расположение – между дорогой и центрами коммерции – город не красило. Тем не менее никто не слышал, чтобы обитатели погоста высказывали недовольство данным обстоятельством. С того времени, когда Деймон был здесь в последний раз (а это случилось на похоронах отца), население кладбища заметно выросло.
На участке, принадлежащем семейству Деймонов, стояли три надгробных камня и оставалось место для четвертого – его собственного. Отец был заботливым, любящим свою семью человеком. Деймон посмотрел на три зеленеющие молодой апрельской травой могилы – матери, отца и брата Дейви. Ему не удалось присутствовать на похоронах мамы, потому что она умерла, когда сын был в море, а после кончины Дейви родители решили, что Роджер слишком мал для того; чтобы смотреть на погребение.
Других Деймонов на кладбище не было, поскольку отец перебрался из Огайо в Форде-Джанкшн совсем юным.
Если бы Роджера спросили, почему через столько лет, пробежавших со времени последнего посещения родительских могил, он вдруг решил сегодня сюда приехать, ему было бы очень трудно найти ответ. Он понимал, что это каким-то образом связано с повторяющимися последнее время снами, в которых появлялся его отец. Кроме того, в его возрасте более или менее естественно задумываться о смерти и о месте последнего упокоения. Тем не менее Деймон знал, что после разговора с Шейлой решение арендовать машину и ехать ночью в Форде-Джанкшн он принял, повинуясь инстинкту, а не в здравом размышлении. Теперь, оказавшись здесь, чтобы почтить память любимых людей, он чувствовал, как исчезают его напряжение и горечь, а на смену им в душу приходит тихая грусть. Это ощущение покоя не могли нарушить ни шум идущего в Нью-Хейвен поезда, ни стук лопат или разговор двух рабочих, копающих невдалеке свежую могилу. Только что выкопанная глинистая земля пахла весной, и запах этот бросал вызов самой смерти или в крайнем случае делал ее менее устрашающей.
Три славных, любивших его когда-то человека. Отец – добрый, благородный и трудолюбивый. Мама, которая всегда могла служить опорой. Брат Дейви, ушедший слишком молодым, для того чтобы успеть согрешить. Семья, семья…
Да, это была хорошая идея приехать из Нью-Йорка в дом своего детства, чтобы пообщаться с отцом, матерью и братом и своими глазами убедиться в том, что их скромные надгробия находятся в полном порядке – последняя дань уважения этим чистым и любимым душам.
На следующий день после концерта, на котором давали «Реквием» Моцарта, Деймон посмотрел текст Мессы. Память еще не отказывалась служить ему, а школьных запасов латыни хватило, чтобы прочитать и запомнить первую часть.
Он произнес ее вслух над родными могилами:
Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux preprtua luceat eis.
Те decet hymnus, Deus, in Sion, et tibi
reddetur volum in Jerusalem. Exaudi orationen meam, as te omnis caro
veniet [6]
Он не стал повторять три первые строки Мессы и сразу прошептал две последние, мрачно звучащие фразы: «Kyrie eleison, Christe eleison» [7]
Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было…
С чувством стыда за то, что взвалил заботу о своих близких на чужих людей, он вышел с кладбища, отыскал ближайший цветочный магазин, купил там несколько белых лилий и, вернувшись к могилам, положил ароматные хрупкие цветки у каждого надгробного камня. Покойтесь в мире, добрые души, подумал он, и вступитесь за меня…
И чтобы хорошо тебе было…
Проявлений эгоизма невозможно избежать даже в самых благочестивых поступках.
Бросив последний прощальный взгляд, он вышел с кладбища и медленно покатил на арендованном автомобиле по городу.
Погрузившись в прошлое, он решил навестить места, где провел счастливые детство и юность, – старик,