встать на ноги. Чтобы снова не упасть, Деймону пришлось схватиться за стойку. Записная книжка, как он успел заметить, была пропитана красной жидкостью. Кровь агнца и окровавленная бумага. Бумага – главное, с чем связано все его существование, превратилась вдруг в жертвенный алтарь. Баран, заблудший в чащобе.

– Приятель, – сказал бармен, – из этого урока вам следует сделать первый и самый главный вывод: никогда не выступайте в качестве рефери в кабаке, когда в ход пошли кулаки.

– Учту на будущее, – слабо улыбнулся Деймон и спросил: – Где тот парень, который это сотворил?

– Оба давно смылись, – ответил бармен. – Благородные джентльмены. Один из них, прежде чем убежать, оставил десятку, – удрученно продолжал бармен, демонстрируя банкноту. – Сказал, что очень сожалеет, так как хотел прикончить своего дружка. Они хорошо одеты. Хотя теперь по одежке разве что- нибудь определишь?

Из кухни примчалась женщина с аптечкой первой помощи в руках.

– Вам лучше присесть, мистер, – сказала она. – Дайте мне промыть ссадину.

Прежде чем она усадила его на стул, он успел бросить взгляд на свое отражение в зеркале за стойкой. На него оттуда смотрел все тот же призрак. В темноте зеркала не было видно крови.

Деймон тяжело опустился на стул, женщина принялась промывать рану влажной тканью, отчего лоб заломило сильнее. Гомон стих, и все вернулись к своим стаканам.

– Похоже, все не так уж и плохо, – заключила женщина.

Это была толстая негритянка, пропахшая перегорелым маслом. Обрабатывая рану, она действовала уверенно, но в то же время очень осторожно. Совсем как руки Шейлы в больнице, подумал Деймон.

– Слава Богу, что хоть бутылка не разбилась, – сказала женщина. – Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, – ответил Деймон.

Вообще-то он ничего не чувствовал, если не обращать внимания на то, что все вокруг него колыхалось как на волнах, а в ушах, пробиваясь сквозь негромкий ровный гул, звучали слова: «Чикаго, Чикаго». До этого ему ни разу не приходилось бывать в нокауте. Сейчас он решил, что это вовсе не такое уж неприятное состояние. Оно напоминало чем-то парение на огромной высоте и рождало ощущение эйфории. Все когда- нибудь случается в первый раз, думал он, испытывая чувство благодарности к добрым рукам женщины, которая хлопотала над его раной.

– Все будет прекрасно, миленький, – приговаривала женщина, закрепляя липким пластырем повязку на лбу. – Боюсь только, что с вашей одежкой ничего не поделать. Обязательно позвоните жене. Скажите ей, что вид у вас не совсем такой, как был утром, когда вы уходили на работу.

– Я люблю вас, леди, – сказал Деймон, – и хотел бы пригласить вас к себе домой.

Женщина залилась сочным, раскатистым смехом.

– Давненько я не слышала таких слов, – призналась она, – а ведь мне довелось выхаживать уйму типов, пострадавших куда больше, чем вы. Теперь вам надо малость посидеть, чтобы узнать, годны ли вы для того, чтобы немного прогуляться.

Деймон поднялся. Ему казалось, что если он останется сидеть на стуле, то никогда не сможет встать, и это его встревожило. Усилием воли он заставил себя подняться на ноги.

– Прежде надо допить. – Он старался произнести эти слова как можно четче.

Женщина посмотрела на него жалостливо и сказала:

– В вашем возрасте, миленький, я бы позволила молодым самим разбираться в ихних спорах. – Сложив пластырь и бинты в аптечку, она добавила: – Если нужна помощь, то я на кухне. Моя фамилия Валеска.

– Валеска, – повторил он, придя в восторг от такой фамилии и размышляя, откуда она могла появиться. – Вы – мой добрый ангел, хотя и темнокожий. У моей жены руки такие же, как и у вас. Позвольте… – Он склонился и поцеловал высокий, без морщин лоб под шапкой седых волос.

Она рассмеялась все так же раскатисто.

– Насчет ангела и рук вашей жены не знаю, но что черная, так уж это точно, – сказала она и направилась к себе на кухню.

Деймон сурово огляделся, как бы запрещая взглядом другим клиентам приходить ему на помощь. Мужчины правильно восприняли сигнал. Они отвели глаза и обратились к своим напиткам. «Меньше всего, – думал он, злобно глядя в затылки пьющих, – мне нужны сейчас ваши насмешки или сочувствие старику, который нарушил неписаный кодекс города Нью-Йорка и вмешался в потасовку: темнокожая леди благородно окрестила ее спором молодых». Деймон обратил внимание на то, что посетители, стоявшие рядом с ним, инстинктивно очистили место. Деймон поднялся и довольно устойчивой походкой направился к стойке бара, где еще стояла его выпивка и лежала открытая и теперь залитая кровью записная книжка. Он увидел, что во время скандала к его стакану никто не прикоснулся, но лед успел растаять, и первый глоток виски показался на вкус талой водой.

– Бармен, – сказал он твердым голосом, – еще одну порцию, пожалуйста.

Бармен, казалось, забеспокоился.

– Вы в этом уверены, мистер? – спросил он. – У вас ведь может быть сотрясение или еще что.

– Порцию «Блэк энд уайт», – уточнил Деймон. – Если вас не затруднит.

– Что же, это ваша голова, мистер, – пожал плечами бармен, отмерил порцию виски, положил в чистый стакан лед и подал Деймону маленькую бутылочку содовой.

Роджер пил виски медленно, чувствуя, как возвращаются силы. «Инъекция алкоголя спасает жизнь, – подумал он, – держа стакан в руке. Возможно, теперь мне следует напиваться каждый день». Он вытер носовым платком кровь со страниц записной книжки, и имена Махендорфа, Мелани Дил и Эйзнера чуть заметно проступили через бурые пятна. Когда Деймон попросил счет, бармен ответил:

– Заведение платит, мистер.