здесь было совсем не так, как надо.
— Готовы?
Крис только кивнул.
— Тогда поехали. — Форстер повернул голову, будто ища кого-то.
Крис внезапно услышал шаги и обернулся. От двери, ведущей из отеля, к ним шел мужчина, стриженный ежиком, с кожей оливкового цвета.
— Рицци — давай! — распорядился Форстер.
— А, понял, — сказал Крис. — Один из ваших. Я видел его в атриуме.
Понти сделал Рицци знак, и тот пошел к «Ягуару» и вернулся оттуда, неся две сумки с провиантом и термосами.
— Один из моей команды, — прорычал Понти.
— Рицци, поторапливайтесь! — прикрикнул Форстер, недоверчиво следя, как Рицци снова идет к «Ягуару» и достает оттуда сумку с антиквариатом.
Крис вспомнил, какой легкой показалась ему эта сумка, когда он в Тоскане грузил ее в машину. Шкатулка для сокровищ была сделана из тончайшего дерева, особо легкого, и имела четыре отделения, обитых мягкой тканью.
Для каждого ценного предмета в отделениях был предусмотрен свой вкладыш-футляр, и располагались они так, чтобы двенадцать глиняных табличек, кости, цилиндрические печати, рельефы и строительный штырь занимали как можно меньше места. Рицци отправился к «Ягуару» еще раз и принес тонкую кожаную папку, которую положил на заднее сиденье «Мерседеса».
— Удачи, придурок! — вполголоса буркнул Понти.
— Э! Что это значит? — возмущенно зашипел Крис.
— Я с вами не еду, — мрачно сказал Понти. — Теперь я знаю, для чего ты здесь. Я еду другим транспортом. Вас будет сопровождать Рицци.
— Что, будет две машины? — удивился Крис.
— Спроси у Форстера, — ответил Понти, не скрывая гнева. — Он не доверяет никому. Практически он сам лично охранял свои сокровища всю ночь. Не выпуская из рук пистолета.
— Как и сейчас, — пробормотал Крис, которому почудилось, что в голосе Понти присутствуют нотки бессильной покорности.
Форстер дико ругался, с мучительным трудом усаживаясь на заднее сиденье. Понти даже не шелохнулся, лишь зло смотрел в другую сторону.
Крис размышлял, не заговорить ли ему с Понти о своем смутном подозрении, но передумал. Важнее было то, что происходило здесь и сейчас, и пора было трогаться в путь.
Крис сел в машину. Понти дождался, когда Крис выедет с парковки, и лишь потом направился к двери, ведущей в отель.
— То-то же, — Форстер на заднем сиденье, все это время не спускавший с Понти глаз, теперь довольно хрюкнул.
— Где мы?
Карл Форстер кашлял и хрипел, когда приводил свое тело в другое положение, держась при этом руками за подголовник переднего сиденья.
— Уже в Тюрингии, — сказал Крис пересохшим ртом. Это были его первые слова за долгое время. Форстер немного вздремнул по дороге; его негромкий, хриплый храп не раз заставлял Криса сдержанно чертыхаться. Рицци на пассажирском сиденье рядом с водителем все еще держал глаза закрытыми.
Ночь была безоблачной, и темные верхушки деревьев справа и слева от автобана мрачно выделялись на более светлом фоне ночного неба.
— Значит, в Берлине мы будем очень рано, — сказал Форстер с видимым удовлетворением. — Нам надо будет как следует позавтракать перед тем, как начнется последняя часть нашего путешествия. Вы знаете какое-нибудь хорошее кафе для завтрака в Берлине?
— Да уж что-нибудь наверняка найдем, — ответил Крис.
Довольно долго было тихо; покой внутри машины нарушался лишь шипением и бульканьем, когда Форстер отвинчивал пробку термоса и наливал себе кофе.
Спустя несколько минут зазвонил мобильник Форстера. Тот недовольно ответил, не назвавшись. Карло Рицци рядом с Крисом моментально открыл глаза.
Форстер беспокойно выпрямился. Крис поправил зеркало заднего вида и заметил расширившиеся глаза антиквара, который вдруг принялся, грассируя, быстро задавать по-французски короткие вопросы.
Закончив разговор, Форстер сказал три фразы, обращаясь к Рицци, и тот едва заметно кивнул. Крис бегло говорил по-английски и мог хорошо объясниться по-французски, но его познания в итальянском были слабоваты, и при быстрой речи он не ухватывал даже смысла фразы. Однако он почувствовал нервозность Форстера, словно электрическое потрескивание незадолго до удара молнии.
— Плохие новости? — спросил он и внезапно подумал о полном странностей отъезде из Женевы.
Форстер долго молчал, глядя в окно, и вдруг резко ударил кулаком по левой ладони.
— На транспорт, который ехал в Лувр, совершено нападение.
Крис растерянно смотрел в зеркало заднего вида. Его глаза встретились с глазами антиквара, который подался вперед, обеими руками вцепившись в подголовник переднего сиденья.
— Это должно быть мне понятно?
— Я же вам говорил, что совершаю покаяние и то, что не могу прихватить с собой в преисподнюю, отдаю туда, где ему, на мой взгляд, положено находиться. Большой транспорт с произведениями искусства был на пути в Лувр, — Форстер нервно закашлялся. — Лувр — это музей, которому я завещал остатки моего собрания. То, что мой отец и я собирали десятилетиями и берегли для себя. Главным образом это ассирийские рельефы и стелы из Ассура, несколько произведений искусства из раскопок в Уре и несколько египетских находок, которые очень хорошо подходят коллекциям Лувра. Меня уверяли, что там они будут размещены на самых видных местах соответствующих собраний.
— И все неизмеримой ценности.
— Оставьте ваши саркастические замечания, — со злостью сказал Форстер. — Я уже сказал вам, что не собираюсь обсуждать свои решения с кем бы то ни было или, тем более, оправдывать их. Я оставляю этот мир, и то, что у меня есть из культурных ценностей, отдаю туда, где они, по моему мнению, будут сохранятся лучше.
— Но с этим, похоже, кто-то не вполне согласен.
Форстер презрительно фыркнул:
— Зарентин, неужто вы на самом деле так наивны, а?
— Я не разбираюсь в вашей области. Я занимаюсь лишь доставкой предметов для людей и фирм — и пытаюсь при этом оставаться чистым. Не более того.
— Хищники, Зарентин. Хищники… Люди, у которых бесконечно много денег и которые стремятся к обладанию предметами искусства, единственными в своем роде, — даже если этим предметам искусства из- за своей уникальности суждено навеки исчезнуть в недрах сейфов. Само чувство обладания уже неслыханно пьянит. За это готовы заплатить практически любую цену. И люди, которым эти предметы искусства достаются — вроде меня, — тоже не особенно мучаются угрызениями совести.
— Вы хотите сказать, на ваши сокровища напал один из ваших конкурентов?
— Возможно. — Форстер грыз наманикюренные ногти. — Как бы то ни было, сокровища исчезли.
Крис повернул голову назад, посмотрел в напряженное лицо антиквара и уловил кисловатый запах его дыхания — смесь кофе и желудочного сока.
— Значит, мы тоже должны принимать в расчет нечто подобное? — поставил он вопрос, который решал все. — Вы ни словом не обмолвились о том, что поездка может быть опасной.
— О том, что мы едем в Берлин, не знал никто, — Форстер ударил ладонью по подголовнику
