припарковался на Бёкштрассе. Минут без двадцати он вышел из дома, сел в свой «гольф» и уехал. Он даже не посмотрел по сторонам. Я пробежал глазами таблички с фамилиями жильцов и вошел в дом.

В подъезде было тесно и темно. Через несколько шагов он расширялся влево, к лестнице. Прямо вела дверь на задний двор. Звонок Пешкалека располагался отдельно от шести других звонков. Это означало, скорее всего, что его квартира находилась в заднем дворе, и когда мои глаза адаптировались к темноте, я даже различил стрелку, указывающую вперед.

Во дворе за старым вязом стоял трехэтажный деревянный флигель, прислонившийся к брандмауэру соседнего дома. Рядом с внешней лестницей, ведущей на третий этаж, висела еще одна табличка «Ателье Пешкалек». Я поднялся наверх. Лестничная площадка, на которой помещались стол и два шезлонга, служила Пешкалеку балконом. На двери был только глазок, окно, выходившее на лестницу, было зарешечено. Я достал из кармана огромную связку ключей, около ста штук, и стал пробовать один за другим. Во дворе было тихо. В кроне вяза шумел ветер.

Мне пришлось долго повозиться, прежде чем я подобрал ключ. Дверь открылась, и я вошел в большое помещение. Продольной стеной был неоштукатуренный брандмауэр. Три двери справа вели в крохотную спальню, в кухню размером со шкаф и в ванную, которая одновременно служила и фотолабораторией и в которой потребности гигиены уступили нуждам фотографии. Слева я обнаружил два больших окна, выходивших в соседний двор. Через просвет между домами на Хафенштрассе открывался вид на крыши и краны торгового порта и на красную полоску, оставленную закатившимся солнцем на бледном небе.

Сумерки сгущались, и мне нужно было торопиться. Правда, в помещении было полно ламп, которые могли бы осветить его ярче дневного света. На окнах были и черные жалюзи, но одно из них заело, поэтому я должен был поскорее осмотреться и выявить наиболее интересные объекты в темной фотокомнате.

Очень скоро я заметил, что, несмотря на кажущийся хаос — лампы, занавесы, ширмы, венецианское кресло, поворотный табурет, напольные часы, пенополистироловая колонна и бутафорская музыкальная колонка, — Пешкалек любил порядок. В одном ящике письменного стола у него лежала именная почтовая бумага, в другом — обычная, в третьем были аккуратно разложены по размерам почтовые конверты, в пятом хранились канцелярские принадлежности от дырокола до ножниц. Неразобранная почта и неоплаченные счета лежали в лотке на столе. Все, что не подлежало безотлагательной обработке, должно было находиться в офисных папках, занимавших все простенки между дверями справа. Они были не надписаны, а лишь пронумерованы: от 1.1 до 1.7, от 2.1 до 2.11 и т. д. — пятнадцать разделов с подразделами от 2 до 11. Первое число обозначало тему — портрет, обнаженная натура, мода, политика, преступления, реклама и т. д., второе — отдельные большие проекты или все малые проекты одного года. Все было очень просто. В разделе 15 Пешкалек поместил все свои большие репортажи, первый — об итальянском контрабасном мастере, второй — об остановленном сталелитейном заводе в Лотарингии, и следующие три — о футболе, об игре на рожках альпийских пастухов и детской проституции в Германии. Папка 15.6 была посвящена Фирнхаймскому теракту.

Прежде чем устроиться с этой папкой на унитазе в ванной, я позвонил Бригите и рассказал ей о ремонтных работах и пробках на дорогах.

— Инго уже пришел? Я буду не раньше десяти, так что не ждите, ужинайте без меня.

Они уже съели суп и как раз приступили к морскому черту.

— Мы тебе все потом разогреем.

Как и в других папках, здесь тоже сначала шли фотографии, а потом тексты. Мне понадобилось немало времени, чтобы разобрать, что было на фотографиях. Они были темные, и я уже решил, что они засвечены. Но это оказались ночные съемки: машина, какие-то люди в маскировочных костюмах в лесу, земельные насыпи, солдаты, взрыв с двумя взлетевшими в воздух человеческими телами, огонь, бегущие люди. Фирнхаймский теракт в иллюстрациях.

Тексты начинались с письма в региональную и центральную прессу, в котором группа «После осени наступает зима» берет на себя ответственность за террористический акт на территории склада с боевыми отравляющими веществами в Лампертхаймском лесу и разражается угрозами в адрес капитализма, колониализма и империализма. В следующем письме Пешкалек сообщает о некоем террористе, который, решив выйти из игры, доверился ему, передал свои признательные письменные показания и видеофильм, посвященный теракту на складе с боевыми отравляющими веществами в Фирнхаймской пустоши. Пешкалек расхваливает материал, прилагает в качестве доказательства его ценности фрагменты видеофильма и выдержки из показаний террориста и просит за весь материал миллион. Письмо было направлено в ЦДФ.^[75] На следующем листе папки приводился перечень средств массовой информации, к которым он обращался позже: разные радиоканалы, «Хамбургер нахрихтенмагацин» и «Хамбургер вохенблатт»; после солидных газет и журналов шли скандально известные издания и в самом конце — бульварная пресса. За ними следовали ответы. В лучшем случае они выражали удивление: материал интересный, но о теракте на складе с боевыми отравляющими веществами в Фирнхаймской пустоши никто ничего не слышал. Иногда автору высокомерно сообщали, что у полиции нет никаких сведений об упомянутом теракте — то есть кто-то навел справки и злился, зря потеряв время. Чаще всего автора без лишних слов, на казенном бланке, казенными словами благодарили за предложение и извинялись, что не могут его принять. Наконец я добрался до показаний террориста — рукописи из восьмидесяти страниц, напечатанных явно на том же принтере, что и письма Пешкалека, — и пластиковой папки с американскими документами. Я не испытывал потребности смотреть видеофильм, мне было достаточно фрагментов.

Я не сразу отправился к Бригите. Положив несколько фотографий в карман, я погасил свет в ванной, поставил папку на место, сел в венецианское кресло и задумался, глядя в окно. На балконе напротив играли в скат. Я слышал, как торгуются пунктами, слышал шлепанье карт по столу. Над торговым портом мигал красный свет, предостерегающий самолеты и вертолеты от портовых кранов.

Значит, Лемке и Пешкалек устроили спектакль для прессы? Мне давно следовало бы сообразить, что Лемке уже не верит ни в какую политическую борьбу и никакой борьбы не ведет. Фанатик-террорист — это совсем на него не похоже. Он способен был войти в ту или иную роль и убедительно ее сыграть, но не более того. Лемке был игрок, стратег, комбинатор-фантазер. С несколькими глупыми мальчишками он инсценировал терроризм — инсценировал так, что прессе надолго хватило бы работы и средства массовой информации передрались бы за право первыми получить сенсационный материал. В этой истории были даже погибшие, что вряд ли планировалось заранее, но пришлось весьма кстати, существенно повысив драматизм спектакля и денежную стоимость материала. Но никто не пожелал подыгрывать — ни американцы, ни полиция, ни пресса. Так что не видать им вожделенного миллиона как своих ушей!

Я не стал звонить Нэгельсбаху. Я поехал к Бригите. Они, уже за шоколадом, эспрессо и самбукой, играли в «риск». Мне было трудно включиться в их веселье. Но ввиду долгой и утомительной поездки на машине по автостраде мне простили мое некомпанейское настроение. Я доедал остатки ужина и наблюдал за игрой.

У них разгорелась горячая баталия. Ману, проживший несколько лет в Рио-де-Жанейро, завоевал и любой ценой старался удержать Южную Америку. Чтобы обезопасить Южную Америку, он стремился занять Северную Америку и Африку, остальной мир ему был безразличен. Бригита хотя и составила им компанию, но играла без азарта. Заполучив Австралию, она принялась фантазировать о гармоничном сосуществовании с аборигенами, и дальнейшие завоевания ее не интересовали. Поэтому Пешкалеку не составило труда занять Европу и Азию. Но его целью было освобождение Австралии и Южной Америки, и, в отличие от Бригиты и Ману, он со всей серьезностью приступил к решению этой задачи, ввязался в безнадежную войну на два фронта и не успокоился, пока Бригита и Ману не разбили его наголову.

Победители ликовали, и он смеялся вместе с ними, хотя проигрыш явно очень расстроил его. Он не умел проигрывать.