Фрау Бюхлер предложила мне садиться, и я расположился в кресле причудливой конструкции из стали и кожи.

— Для того чтобы продолжить работу над расследованием, вам нужно встретиться с господином Вендтом и его женой, верно? И задать им обоим кучу вопросов?..

Я ответил неопределенным жестом.

Она покачала головой.

— Дело не в деньгах. Вендт всегда был по-своему щедрым, а теперь деньги вообще утратили для него значение. Он зарабатывал их для Рольфа. Отношения у них были неважные, иначе Рольф бы не жил в той дыре, в которой он поселился, — при таком-то отце! Но старый Вендт не терял надежды. Раньше он надеялся, что Рольф рано или поздно все-таки войдет в дело, а потом и возглавит его. Потом стал надеяться совсем на другое: он думал, что, может, Рольф захочет открыть свою собственную клинику, и готов был взять на себя ремонтно-строительные и эксплуатационные вопросы и управление. Это у него уже стало навязчивой идеей. В последние годы мы столько времени, сил и средств потратили на поиски старых больниц, школ, казарм — всё только для сына. Один раз даже купили старый конный клуб в Пфальце, потому что Вендт решил, что его прекрасно можно перестроить и переоборудовать под сумасшедший дом. Бред! Вы только представьте себе — такие деньги за какую-то развалину? Я до сих пор еще не верю, что нам все-таки удалось его… — Она улыбнулась мне. — Вот видите, господин Зельб, я душой и телом предана рынку недвижимости. Оставим эту тему. Если вы хотите получить заказ, вы должны пообещать мне, что пока не будете беспокоить родителей Вендта. О результатах расследования будете докладывать мне. Понятно?

Я кивнул. Она сидела, плотно сдвинув ноги, как на обложке журнала мод. Руки ее спокойно лежали на коленях, одна в другой, лишь изредка на секунду отрываясь друг от друга в скупых жестах. Это придавало ее облику солидность и убедительность. Я решил в ближайшее время испробовать этот прием в своей практике.

Она встала.

— Спасибо за ваш визит. Я сообщу вам о нашем решении.

Вечером я уже получил заказ.

На этот раз у меня не было никаких ограничений относительно «окружения» и я мог приступить к расследованию по полной программе: друзья и подруги, коллеги, знакомые, домовладельцы, члены спортивного клуба, любимая пивная, автомастерская. Я разыскал молодую даму, которую видел с Вендтом в «Соле д'оро», его бывшего товарища по учебе и спутника во время его путешествий в Бразилию, Аргентину и Чили, партнеров по доппелькопфу,^[30] одного безработного учителя, одного томатиста^[31] и скрипачку из Гейдельбергского симфонического оркестра и наведался в клуб любителей сквоша в Эппельхайме, который он регулярно посещал. Все были потрясены смертью Вендта. Но это потрясение было связано не столько с личностью Вендта, сколько с тем обстоятельством, что человек, которого они знали, убит. Ведь убийство бывает только в газетах или по телевидению. А вдруг Рольф! Который со всеми жил в мире, которого все ценили!

Скрипачка была третьей, от кого я это услышал.

— «Ценили»? А почему только «ценили», а не любили?

Она несколько секунд разглядывала свои крепкие пальцы с короткими ногтями.

— Мы одно время были вместе, но из этой истории так ничего и не вышло.

У молодой дамы из «Соле д'оро» тоже было неважно с искрами. Она работала в Немецком банке; Вендт, будучи ее клиентом, однажды разговорился с ней и пригласил поужинать.

— На него во всем можно было положиться, будь то его банковский счет или договоренность о встрече.

— Довольно пресный комплимент…

— А что вы хотите? Мы с ним так и не сблизились. Сначала я думала, что он слишком высокого мнения о себе и не хочет подпускать меня ближе — он ведь окончил университет, написал диссертацию, а у меня за спиной только экономические курсы. Но дело было не в этом. Он просто никогда не раскрывался. Я ждала-ждала, но так ничего и не дождалась. Может, у него в душе и не было ничего. Люди обычно думают, что психиатры всё знают про душу, про психику. Но это совсем не обязательно. Я ведь тоже работаю в банке, а денег у меня нет.

Я поймал ее в обеденный перерыв, и она стояла передо мной в костюме и в блузке, с безупречной прической и скромным макияжем. Как и положено молодой сотруднице крупного немецкого банка. Но в голове у нее были далеко не только деньги и проценты. Рольф Вендт, который никогда не раскрывается, симпатии которого ты какое-то время тщетно добиваешься и ищешь причину его холодности в себе самой, а потом поневоле спрашиваешь себя: может, это, наоборот, ему чего-то не хватает, — другие не смогли это так отчетливо увидеть и сформулировать. Дело было не в том, что он очень сдержанно вел себя с женщинами. Тренер по сквошу в Эппельхайме говорил то же самое, хотя и по-своему.

— Он был врач?.. Надо же, а я и не знал. Он был отличным игроком, и мне хотелось, чтобы он подружился с другими членами клуба. Должен вам сказать, у нас в клубе очень интересная жизнь, хотя мы открылись совсем недавно. — Он придирчиво осмотрел меня. — Вам, кстати, тоже не мешало бы больше двигаться. Во всяком случае, Вендт всегда был в стороне. Приятный парень, но — всегда в стороне.

Фрау Кляйншмидт была на меня не в обиде за то, что я оказался не Вендтом.

— Вы детектив? Как Шерри Коттон?

Она пригласила меня в кухню, насыпала в маленький чайник кофе, налила в него воды и поставила на плиту. Это была кухня-столовая с угловой скамьей, буфетом и линолеумом на полу. Стиральная машина и электроплита сверкали, как будто их только что привезли из магазина. Гардины на окнах, занавески на стеклах буфета, клеенка на столе и защитная пленка на холодильнике были выдержаны в одном стиле — под дельфтский кафель.

— У вас есть друзья или родственники в Голландии?

— Это вы увидели тюльпаны в саду и сообразили? — Она с удивлением и восторгом посмотрела на меня. — Мой первый муж был оттуда. Биллем. Шофер-дальнобойщик. Когда его посылали в Роттердам, он каждый раз привозил луковицы. Знал, что я люблю цветы. У него там полно знакомых, так что он за эти луковицы и не платил. Иначе бы мы себе не могли позволить столько цветов — с маленькими детьми-то! Сейчас, когда они выросли, мой второй муж привозит мне их из города — ну, луковицы, я имею в виду.

— Дети уже разлетелись?

— Да… — Она вздохнула. Чайник засвистел, и она налила кофе через фильтр.

— Поэтому вы, наверное, были рады молодому квартиранту?

— Конечно. Денег мы с него брали немного, потому что я сказала мужу: Гюнтер, говорю, молодой человек работает в сумасшедшем доме. В сумасшедшем доме сидят те, у кого в кармане вошь на аркане. Богатых, которые своим врачам только что в задницу деньги не суют, там не увидишь. Но так, как мне хотелось, не вышло. Молодой доктор, конечно, был вежливый, культурный, всегда здоровался, спрашивал, как, мол, поживаете. Но так, чтобы посидеть с нами, поговорить, вечером или в воскресенье, — этого не было. Даже когда он целый день был дома и занимался своими книжками. Мне было видно, когда я возилась в саду, как он сидит за своим столом.

— А друзья, приятельницы?

Фрау Кляйншмидт покачала головой.

— По мне, так пусть бы он привел разок-другой подружку. Нам-то что — мы не против, не то что другие хозяева! Да и против друзей мы ничего не имели. Но он был не компанейский парень.

Так я у нее ничего нового и не узнал. Никаких особенных контактов, никаких особенных фактов и событии. Не жилец, а мечта домовладельца! Я уже показывал фрау Кляйншмидт фотографию Лео, но решил