мифического Зальгера, вымышленного или реального Лемана, его шефа или заказчика, было ясно. Что обо всем этом было известно Вендту? Ведь, похоже, именно он организовал Лео место о-пэр в Аморбахе. Даже Эберляйн намекал на то, что Вендт связан с исчезновением Лео. Может, он даже сам спрятал ее в психиатрической больнице.

Я заказал еще одну чашку шоколада и буше. Кто стоял за Зальгером? Он убедительно изображал по телефону министериальдиригента. Он знал, что Лео изучала французский и английский в Гейдельбергском институте переводчиков. У него была фотография Лео, сделанная ею для паспорта. Откуда она у него? От нее самой?

Пока я ел пирожное, мое воображение нарисовало мне любовную историю. Лео решила прогулять уроки в школе. В мятой желтой блузке она сидит на скамейке на берегу Рейна. Мимо проходит молодой атташе из расположенного неподалеку Министерства иностранных дел: «Рад милой барышне служить. Нельзя ли мне вас проводить?»^[9] За первой совместной прогулкой следует вторая, третья, и скамейка на берегу Рейна — не единственное место, где они обнимаются. Потом долг службы зовет атташе в Абу-Даби, а она остается, и в то время как он там видит только покрывала вместо женских лиц и за каждым их них представляет себе лицо Лео, она видит множество симпатичных молодых парней. Возвращение, ревность, преследования и слежка; она переезжает из Бонна в Гейдельберг, он едет за ней, угрожает — глупая история. Что мне в ней показалось убедительным, так это место действия. У Зальгера должна была быть причина разыгрывать роль отца из Бонна, а самая подходящая причина — Лео была родом из Бонна.

Я допил шоколад, спросил официантку, как попасть на главпочтамт, расплатился и вышел. Это было совсем рядом. То, что фамилии Зальгер в телефонной книге номер 53 в разделе «Бонн» не было, я уже знал. Однако мать Лео, вдова министерского чиновника, как я ее себе представил, могла жить где-нибудь в окрестностях. В каком-нибудь милом белоснежном домике, приобретенном на федеральную ссуду, с пристройкой для квартирантов, в маленьком, утопающем в цветах садике с охотничьей изгородью из жердей. Я не нашел фамилии Зальгер в разделах «Бад-Хоннеф», «Борнхайм», «Айторф», «Хеннеф», «Кёнигсвинтер» и «Ломар». С разделом «Меккенхайм» мне повезло больше: там значились ландшафтный дизайнер Гюнтер Зальгерт и консультант по вопросам экономической деятельности предприятий Филипп Зальсгер. Ободренный этими обнадеживающими результатами, я принялся прочесывать Нойнкирхен- Зельшайд, Нидеркассель, Райнбах, Руппихтерот и добрался до Санкт-Аугустина. Здесь я обнаружил Э. Зальгер, но на том все и кончилось. Зигбург, Свистталь, Тройсдорф и Виндэкк не могли предложить мне ничего, кроме специалиста по ремонту фахверковых домов М. Заллерта и медицинской сестры Анны Зальги. Я записал телефон и адрес Э. Зальгер и устремился в ближайшую телефонную будку.

— Слушаю… — ответил мне нетвердый женский голос, который мог быть следствием сосудистого коллапса, апоплексического удара или алкоголизма.

— Добрый день, фрау Зальгер. Мое имя Зельб. Ваша дочь Леонора уже, наверное, рассказывала вам о нашем мальчике. Мы с женой так радовались их дружбе, а теперь не знаем, что и думать… И поскольку мы с вами еще даже незнакомы, а я сегодня оказался проездом в Бонне, я подумал…

— Моей дочери нет дома. Кто это говорит?

— Отец Тильмана Зельба…

— А, вы из телесервиса. Я ждала вас еще вчера.

Сосудистый коллапс можно было исключить. Оставались апоплексический удар или алкоголизм.

— Вы будете дома в шесть часов?

— Вчера я не могла посмотреть кино по телевизору, а сегодня он не хочет показывать даже видео… — Голос дрогнул и словно надломился. — Когда вы придете?

— Через полчаса я буду у вас.

Я купил в «Херти»^[10] маленький черно-белый телевизор за сто двадцать девять марок, набор отверток за девять девяносто девять и серый рабочий халат за двадцать девять девяносто. Теперь я был готов к исполнению роли «полубога в сером халате»^[11] у одра болезни фрау Зальгер.

Таксисту у вокзала цель моей поездки явно пришлась по душе. Дорога в Хангелар к Драхенфельс- штрассе принадлежит к продолжительнейшим и приятнейшим маршрутам. А вот сцену с переодеванием на заднем сиденье — мои манипуляции с серым халатом — он наблюдал в зеркало, наморщив лоб, и когда я с телевизором в руках вошел через калитку в сад и направился к двери дома, я спиной чувствовал его подозрительный взгляд. Не выключая мотора, он ждал неизвестно чего. Я два раза позвонил, мне не открыли, но я не вернулся к машине. Наконец он уехал. Когда шум мотора стих, наступила абсолютная тишина. Лишь время от времени раздавался щебет птиц. Я позвонил в третий раз, и звонок растаял где-то вдали, как печальный вздох.

Дом был большой, в саду стояли старые, высокие деревья. Только изгородь была именно такой, какой я ее себе представлял. Сделав большой крюк по газону, я обошел дом и вышел на террасу с противоположной стороны. Хозяйка сидела под полосатой бело-зеленой маркизой в плетеном шезлонге. Она спала. Я сел напротив нее в плетеное кресло и стал ждать. Издалека она могла показаться сестрой Лео. Вблизи были видны глубокие морщины и седина в пепельных волосах. Веснушки на лице утратили свою озорную веселость и поблекли. Я попытался воспроизвести ее морщины и складки на своем лице и представить себе соответствующее внутреннее ощущение. Крепко зажмурившись, словно защищаясь, и опустив уголки рта, я почувствовал вертикальные складки на лбу и резкие штрихи вокруг глаз.

Она проснулась, ее осторожный, примеряющийся к свету взгляд устремился на меня, потом на бутылку, стоящую на столе, потом опять на меня.

— Сколько времени? — Она рыгнула, и до меня донесся запах алкоголя. Апоплексический удар тоже можно было исключить.

— Четверть седьмого. Вы…

— Неужели вы думаете, я вам поверю? Вы только что пришли, и не надо говорить, что вы здесь уже пятнадцать минут… — Она опять рыгнула. — И я не собираюсь платить за эти пятнадцать минут. Принимайтесь за работу, телевизор стоит в комнате слева. — Она показала рукой на дверь, потом той же рукой схватила бутылку и налила в стакан.

Я продолжал сидеть.

— Чего вы ждете? — Она крупными глотками осушила стакан.

— Ваш телевизор уже не починить. Смотрите, я принес вам новый.

— Но мой же еще не… — начала она плаксивым голосом.

— Ну хорошо, я возьму его с собой в мастерскую. А этот все равно оставляю вам.

— Не хочу я его! — махнула она рукой в сторону телевизора за сто двадцать девять марок, как будто он был заражен проказой.

— Ну, значит, подарите его своей дочери.

Ее взгляд от удивления ненадолго прояснился. Она уже нормальным голосом попросила меня принести ей бутылку из холодильника. Потом вздохнула и закрыла глаза.

— Дочери…

Я сходил на кухню и достал из холодильника джин. Когда я вернулся на террасу, она уже опять спала. Я прошелся по дому, обнаружил на втором этаже комнату, которая, возможно, была когда-то комнатой Лео. На пробковой доске над письменным столом висело несколько фотографий Лео. Но ни в шкафу, ни в комоде, ни в ящике письменного стола, ни на книжных полках почти не осталось следов прежней хозяйки. Она играла игрушками фирмы «Штайф», носила вещи от Бетти Баркли и читала книги Германа Гессе. Если рисунки на стене, подписанные «Л. З.», — ее работы, то она очень недурно рисовала. Она увлекалась итальянским исполнителем шлягеров, который улыбался с плаката на другой стене и пластинки которого стояли на полке. Я растерянно сел за стол и принялся внимательнее изучать фотографии. Стол имел