мороза.

Если бы существовал демон зимы, то он, пожалуй, именно эту страну избрал бы своим царством. Ведь здесь зима почти никогда не кончается. Она только отступает в глубину скованной вечным льдом земли в период от апреля до августа и уходит к вершинам Саянского, Верхоянского и Черского хребтов[68], где даже летом снег никогда не тает. Часто после жаркого дня земля ночью покрывается белым инеем, или выпадает град. Именно здесь, в Восточной Сибири, на Оймяконском нагорье, между восточной оконечностью Верхоянского хребта и хребта Черского, находится полюс холода[69] северного полушария.

Смуга внимательно прислушивался к рассказу Вильмовского о географическом положении страны и господствующей там погоде. Приближалась середина августа. Мимолетные дожди предвещали конец короткой в этих краях осени и предупреждали о том, что через четыре или пять недель здесь наступит суровая, сухая зима, длящаяся около семи месяцев. С вершины холма Смуга разглядел у подножия гор обширную долину и несколько столбов дыма, медленно вздымавшихся к небу, что указывало на близость человеческого жилья.

– В путь! – воскликнул он, погоняя лошадь нагайкой.

Путешественники направились вниз по склону в видневшуюся как на ладони долину. Смуга ехал рядом с Вильмовским и потихоньку вел с ним беседу. Уже настоятельно необходимо было поменять измученных долгой дорогой лошадей. По предположениям Смуги, они подъезжали к летнему якутскому поселению. Встреча с туземцами в этом безлюдном районе не могла повлечь за собой неприятностей для экспедиции. Не было нужды и опасаться, что кто-нибудь из местных жителей узнает Павлова. До сих пор его деятельность проходила только на юге Сибири между Иркутском и Хабаровском.

Согласовав с Вильмовским тактику, которую следует применить при встрече с местным населением, Смуга выехал вперед. У выхода из котловины стояли живописные, серебристо-белые ураса, в которых якутские пастухи живут летом на пастбищах. Ураса с древнейших времен является местной формой дома. Строится ураса из тонких, длинных жердей, обкладываемых снаружи берестой. Одинаковые по размеру листы укладываются наподобие черепицы и старательно сшиваются волосом. Ураса лишена окон; небольшой дверной проем закрывают шкурами домашних животных. Внутрь такого дома свет поступает только через дымовое отверстие в крыше.

По своей форме и покрытию из серебристо-белой бересты с красивым и нежным естественным узором, ураса напомнили Томеку индейские типи. Однако у него не было времени восхищаться стройными формами якутских домов, потому что к путешественникам уже приближались люди.

Это были якуты. Их легко отличить по очень смуглой коже лица, напоминающей по цвету медь, и по глазам, не так раскосым, как у монголов и тунгусов (эвенков). Лица якутов, почти лишенные волос, как правило, оживляются лишь под влиянием волнения или гнева, обыкновенно же остаются спокойными, словно вытесанными из камня. Некоторые из якутов носили на головах суконные фуражки, у других твердые, черные волосы были перевязаны цветными платками или ремешками. Якуты одеты были в «соны» из вельвета, то есть в кафтаны, достигающие колен, подшитые сукном. На ногах у них были длинные кожаные штаны. Старики были подпоясаны кожаными поясами, за которыми с левой стороны держали нож в ножнах, а с правой – огниво и мешочек с губкой. За мягкими голенищами остроносых сапог из конской шкуры торчали – трубка и кисет с табаком.

Как Томек убедился позднее, якуты под кафтанами носили сорочки и короткие кожаные штаны, которые называют «сиали». К этим штанам с пришитыми к ним металлическими кольцами они прикрепляют ногавки. Сиали якуты не снимают даже на ночь.

Якуты окружили путешественников полукругом. Смуга соскочил с седла и приветствовал якутов по- русски.

– Приветствую вас! – ответил на ломаном русском языке один из якутов. – Вы нуча?

Смуга не понял вопроса, потому что название «нуча» якуты употребляют для определения вообще белых людей с юга. Поэтому он вопросительно посмотрел на Вильмовского. Однако тот не мог понять, о чем спрашивают якуты. Как вдруг Павлов соскочил с лошади и, прежде чем боцман успел задержать его, остановился рядом со Смугой.

– Он не нуча, он – беляк! – воскликнул Павлов.

В этот момент Павлов почувствовал на своем плече тяжелую руку боцмана. Он оглянулся и, встретив угрожающий взгляд моряка, услужливо пояснил:

– Они русских называют нуча, а поляков – беляк... Я ничего плохого не сказал!

– Спасибо за... помощь, но в будущем прошу без разрешения в разговоры не вступать, – предупредил Смуга.

Полицейский агент замолчал, злорадно улыбаясь. Якуты знали поляков в основном как ссыльных, потому что суровый, безлюдный край был для царского правительства местом ссылки особо опасных политических преступников. Большинство ссыльных умирало здесь от истощения. Некоторых ссыльных административные власти направляли в якутские селения, где якуты вынуждены были содержать их на свой счет. На этой почве здесь возникали иногда споры, которые вызывали неприязнь якутов к ссыльным.

Но на этот раз злорадство агента оказалось преждевременным, потому что якуты смотрели на Смугу благожелательно.

– У нас был один такой, – сказал якут. – Все умел, учил нас. Беляк хороший... Здравствуйте, рассказывайте, что и как.

После обычного у якутов приветствия Смуга и Вильмовский начали объяснять им то по-русски, то жестами цель своего прибытия в поселок. После длительных переговоров пришли к соглашению. Якуты решили за небольшое вознаграждение снабдить их свежими лошадьми, задержав в качестве залога изнуренных коней путешественников. Возвращаясь с Алдана, надо было снова обменять лошадей, и тем самым они возвращались к своим первоначальным владельцам. Таким образом, это была выгодная сделка для обеих сторон.

Как только переговоры окончились, владелец табуна пригласил путешественников к себе на обед. За время обеда его сыновья должны были привести лошадей с пастбища. Путешественники вошли в урасу. Лучи дневного света, преломляясь вверху на светло-желтых берестяных стенах, приобретали характерный оттенок. Но несмотря на это, внизу царил полумрак, хотя на каменном очаге, устроенном в виде углубления в земле, горел огонь. Над огнем на деревянных жердях висели котел и чайник, от которых вились клубы пара; на рожне жарился кусок мяса с приятным для голодных путешественников запахом.

Как только в урасу вошли путешественники, находившиеся там женщины стыдливо спрятались в углу,