голова – и женщина принадлежит тому существу, которое имеет голову ее прежнего мужа. Это казуистическая шутка. Но посмотрим, как она связана с некоторыми религиозными представлениями. Еврейские книжники, саддукеи, отрицали возможность воскрешения мертвых. По роду своего мышления они отрицали это чудо не только в силу его материальной невозможности, но и в силу невозможности обрядово-бытовой. Тогда существовал обычай левирата. И если умирал человек, а жена его была бездетна, она должна была стать женой его брата. И вот рассказ о том, как саддукеи искушают Христа. Приведем разговор из главы 22-й Евангелия от Матфея: «Учитель! Моисей сказал: «если кто умрет, не имея детей, то брат его пусть возьмет за себя жену его и восстановит семя брату своему».
Было у нас семь братьев: первый женившись умер и, не имея детей, оставил жену свою брату своему;
Подобно и вторый, и третий, даже до седьмого;
После же всех умерла и жена.
Итак, в воскресении, которого из семи будет она женою? ибо все имели ее.
Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией.
Ибо в воскресении не женятся, не выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божий на небесах».
Представитель нового религиозного вероучения должен дать ответ на вопрос, разделивший старое учение на толки. Ответ дается в форме снятия вопроса; законы левирата и другие законы оказываются недействительными для «иного света», где нет брака.
«Высоких» и «низких» построений в искусстве нет.
Не герои и не их действия лежат в основе сказок и новелл, не это роднит сюжеты.
Сюжеты разнообразны, они основаны на различных способах создания занимательности.
В «Преступлении и наказании» Достоевского дается сперва «тайна» подготовки героя к чему-то, потом дается «тайна», почему герой испугался того, что прохожий назвал его «шляпой».
Все поступки героя загадочны. Потом все объясняется приготовлением к убийству.
Потом начинается тайна улик: сыщики выслеживают героя. Но в результате открывается, что истинная тайна романа основана на том, что такое преступление и все ли испытывают при совершении преступления чувство вины и растерянности.
Оказывается, что Раскольников испытывает себя. В результате содержание романа иначе разгадывается. Подвергнуты сомнению основы решения.
В Евангелии сказки-притчи повторяются в разных местах; они кончаются вопросом. Это загадки с новым решением-разгадкой, потому что основа решения – нравственность – изменена.
У Достоевского, который часто «ставил занимательность выше художественности», в философском романе использованы построения детективного романа. Таким образом, происхождение какого-нибудь построения не раскрывает нам его значения. Построение может использоваться совершенно различными способами и в разных системах значит разное.
Неоднократно отмечалось, что определение генезиса явления и уточнение его обозначения не всё решают.
Гаргантюа в XIV главе 1-й части романа Рабле уже прочитал много книг; он может их прочесть «наизусть в обратном порядке». Он смог доказать своей матери, «как дважды два», что «обозначения не есть наука». Юмор этого места состоит в том, что книга, которую цитирует Гаргантюа, вся посвящена вопросу об обозначениях[77] .
Решает не «обозначение», а использование частей произведения: взаимопонимание частей – структуры (они сами могут быть структурами) в данном произведении.
Во время создания «Воскресения» Толстой много раз отказывался от основного смысла построения, пока не понял, что Катюша – свет, а остальное – тьма. Он изменил функцию героини в сюжетосложении, и роман перестроился.
Он изменял во время создания «Хаджи-Мурата» принцип обрисовки героев, поняв новое у Чехова. Он в «Записной книжке» за апрель – май 1901 года как бы воспринимал новое построение: «Видел во сне тип старика (предвосхищенного Чеховым) пьющего, ругателя, но святого. Ясно понял необходимость теней в типах»[78] .
«Тень» получила новую функцию.
Дописано в «Дневнике» от 7 мая того же года:
«Сделаю это на Хаджи-Мурате и Марии Дмитриевне»[79] .
Характеристика героя, язык героя зависит от того, какую функцию занимает герой в сюжете.
Функции героев волшебной сказки
I
Первая работа В. Я. Проппа в последнее десятилетие прославилась; работа эта замечательна.
К главе II «Метод и материал» дан эпиграф из Гёте: «Я был совершенно убежден, что общий, основанный на трансформациях тип проходит через все органические существа, и что его хорошо можно наблюдать во всех частях на некотором среднем разрезе»[80] .
Исполнилось предсказание Гёте.
Эпиграф обычно указывает на направление книги. В данном случае эпиграф ко II главе дает точную разгадку темы книги.
Основная идея статьи Гёте 1790 года состоит в том, что все органы листостебельных растений построены по одному образцу. Образец – это лист. Гёте подтверждал теорию, рассматривая и семядоли зародыша и части цветка – тычинки и пестики. Во всем лежал принцип единства строения растения.
Гёте пытался найти модель общего, выраженного в частном. Такое моделирование не только объясняло бы части целого, но и давало бы путь к раскрытию пути происхождения целого.
В. Я. Пропп исследование сюжета на основании функции героев создал на разборе сказок. Опыт новый, он может быть осложнен, использован и распространен.
Идея создания морфологии сказки чрезвычайно важна, так как исследователи гибнут в материале.
В трехтомном труде И. Больте и Ю. Поливка, скромно названном «Anmerkungen zu den Kinder und Hausm?rchen der Br?der Grimm», дано 1200 названий, причем трехтомный сборник сказок Афанасьева, содержащий 400 сказок, в библиографическом сборнике занимает только один номер. «Тысяча и одна ночь» в указателе занимает столько же места.
Сейчас вскрыты материалы Южной Америки, Африки, островов Тихого океана.
Вопрос затоплен вторым океаном информации.
Научная мысль сейчас более заинтересована не ковшами элеваторов, которые бы черпали новый материал, а ситами, которые помогали бы его процедить и объяснить.
Давно делались попытки мифологического объяснения происхождения сказок. В «мифологической школе» предполагалось, что в основном миф отражает первобытную космогонию человека и первоначальные космографические наблюдения; если сказка говорит, что герой рос не по дням, а по часам, то это изображает быстрый рост солнца, всходящего на горизонте.
Непонятным только оказывалось одно: почему нет выражения «герой уменьшался не по дням, а по часам».
Борясь с океаном материала и произволом толкований, А. Веселовский расчленил строение сказок на мотивы и сюжеты.
Мотивы, по Веселовскому, это были простейшие повествовательные единицы, которые могли создаваться в процессе развития человеческого сознания в разных местах самостоятельно.
Под сюжетом Веселовский подразумевал «тему, в которой снуются разные положения-мотивы...»[81] .
«Снуются» здесь, очевидно, значит – вступают во взаимоотношения, как части ткани.
А. Н. Веселовский полагал, что не только мотивы, но и сюжеты переходят от народа к народу путем заимствования. Основанием было то, что математически можно вычислить, что случайное повторение мотивов, сохраняющих свою последовательность, при большом количестве элементов повторяемого материала невозможно.
Если повторяются двенадцать стилистических мотивов, то такое совпадение нельзя объяснить ни случайностью, ни совпадением законов психики: «...вероятность самостоятельного сложения сводится к
