Вернее, они были нетревожимы.
Дети приходили к отцу. Николай Ильич сидел с трубкой на зеленом диване, ласкал сыновей, иногда пускал их к себе за спину на кожаный диван, продолжая разговаривать со стоящим у притолоки двери приказчиком.
Раз, когда в гостях был Языков, отец заставил Леву прочесть выученные им наизусть стихи Пушкина «К морю» и «Наполеон».
Лев Николаевич и в детстве отличался необыкновенной памятью. В одном из стихотворений – сто двадцать строк, в другом – шестьдесят. Значит, он запомнил и прочел свободно, с пафосом сто восемьдесят строк сложного стихотворного текста.
Толстой вспоминает, что отец был поражен чувством, с каким сын прочел эти стихи. Послушав стихи, Николай Ильич переглянулся со старым своим другом – Языковым.
Это были вести из большого мира их прошлого.
Все хорошо; сейчас друзья поедут на охоту. День мирен; ворота имения закрыты, никто не нарушит покоя, кроме воспоминаний.
Стихи, которые читал Лев, связаны с Наполеоном; стихотворение «К морю» – с Байроном. Для Николая Ильича время Наполеона, рассказ о его войнах – часть биографии.
Семнадцати лет Николай Ильич поступил на военную службу. В то время Николай Иванович Горчаков, близкий родственник матери Николая Ильича, был военным министром, брат Николая Ивановича – Андрей Иванович – генералом действующей армии. Николай Ильич был зачислен к нему адъютантом, проделал походы 1813–1814 годов, в четырнадцатом году попал в плен к французам, жил в Париже и был освобожден нашими войсками в 1815 году.
Наполеоновская тема – это тема молодости тогдашних людей; тема Байрона, лежащая в основе стихов Пушкина, – это рассказ о разочаровании, о больших надеждах, большой тоске.
Николай Ильич был связан с декабристами.
Ближайшие его друзья, Исленьев и Колошин – декабристы. Но граф Николай Ильич всего только хороший сын и толковый хозяин.
Стихи, прочитанные Левой, говорили о другом:
Наполеон – враг русской армии, враг побежденный. Наполеон – воспоминание юности, но он же враг революции, он против благородных мечтаний Руссо и других людей революции, книги которых стоят в шкафах большого дома.
Николай Ильич – человек добрый, но малолитературный; дворянскую культуру в доме представляет Марья Николаевна, а гордость дома – бабушка Горчакова.
Книги в доме мало читаются, и в этом отношении дом провинциальный. Но и Москва присмирела, и старые друзья Николая Ильича – декабристы не скоро вернутся из ссылки.
Маленький сын Лева читает стихи Пушкина «К морю»:
Не думал отставной подполковник, как будет жить его маленький толстый сын Лева-рева в пустом, обставленном караулами мире.
Читает мальчик хорошо и явно имеет чувствительную душу.
За окнами хорошая погода, в воздухе блестят, летают паутины. Хорошо собрать друзей и поехать на охоту, затравить зайца или лисицу, послушать заливистые голоса собак; скакать по полю, не думая ни о чем.
В границах поместья во время охоты свободен дворянин.
Чем же виновен Николай Ильич?
Он не пошел служить в николаевскую армию, он презирает людей, которые томят в Сибири декабристов, но презрение его не мешает ему жить.
Его вина была в том, что он, будучи добрым, честным и связанным, не чувствовал пут свивальника.
Лев Николаевич поэтизировал своего отца. Он писал: «Помню еще его поездки в город и тот удивительно красивый вид, который он имел, когда одевался в сюртук и узкие панталоны. Но более всего я помню его в связи с псовой охотой. Помню его выезды на охоту. Мне всегда потом казалось, что Пушкин списал с них свой выезд на охоту мужа в „Графе Нулине“.
Отъезжает охота. На хороших конях едут любимые егеря отца: Петруша и Матюша – сильные и ловкие охотники. Оба они холосты, оба нелюбимы дворней, оба получили вольную, живут в нижнем этаже большого дома в отдельных комнатах. На окнах комнат стоят фарфоровые фигурки собак, лошадей, обезьян, и дети с завистью смотрят на эту потеху.
Едут Петруша и Матюша за барином по долгой деревенской улице в бойких клубах пыли, борзые, как на картинке, гнут спины.
Егеря голосом и арапником вводят порядок в оживленные своры пестрых и ретивых собак.
Но вот поле принимает охоту. Ветер дует навстречу охотникам. Живое золото овсянища под ветром треплется как бешеное – как цыганка плечами.
У леса размыкают своры. Гончие встряхиваются и бегут мелкой рысью, махая хвостами и принюхиваясь. И вот свора подает голос. Звуки постепенно становятся сильнее и непрерывнее и сливаются вдали в заливистый гул.
Голоса гончих слились в хор и ушли вдаль.
А на поле скрипят ржаные колосья, срезаемые серпами. В густой ржи согнутые спины жниц и взмахи колосьев, перекладываемых из руки в руку.
Лев Николаевич с детства и до смерти любил охоту. Только под самую старость, встретив на лесной прогулке зайца, он вместе с охотничьим жаром на сердце чувствовал ласку к зайцу и кричал на него весело и ободряюще. А заяц бежал стремглав, так, как будто еще стоит большой дом с колоннами, и живут в Ясной Поляне своры злобных заливистоголосистых собак, и рога егерей трубят в перелесках.
К Толстым приезжало в дом не много гостей – только соседи, самые почтенные. Бывал Александр Михайлович Исленьев – адъютант генерал-майора Орлова, человек, связанный с декабристами, богатый, неустроенный. Он станет дедом Софьи Андреевны Берс-Толстой и Татьяны Кузминской.
Приезжают в Ясную Поляну и другие почтенные люди: Н. В. Киреевский, С. И. Языков – крестный отец Льва Николаевича, человек, пропахший табаком и замечательный по своему безобразию: у Языкова на лице как будто лишняя кожа, и он ее передергивает странными гримасами.
Часто бывает Огарев, и дети не знают, что жена Огарева любовница Николая Ильича. Бывает еще богач-холостяк Темяшев, питающий к Николаю Ильичу восторженную любовь.
Рассказывает Толстой: «Был зимний вечер, чай отлили, и нас скоро должны были вести спать, и у меня уже глаза слипались, когда вдруг из официантской в гостиную, где все сидели и горели только две свечи и было полутемно, в открытую большую дверь скорым шагом мягких сапог вошел человек и, выйдя на середину гостиной, хлопнулся на колени. Зажженная трубка на длинном чубуке, которую он держал в руке, ударилась об пол, и искры рассыпались, освещая лицо стоявшего на коленях, – это был Темяшев».
Темяшев и отец ушли в комнату с зеленым диваном и там совещались. В доме Толстых появился новый человек – девочка с широким, покрытым веснушками лицом, звали ее Дунечка.
У Дунечки была своя нянька – высокая сморщенная старуха.
Нянька и Дунечка были частью большой сделки между Темяшевым и Толстым.
Все дело было в дочерях Темяшева. Они были рождены дворовой, с которой барин не был венчан. Темяшев не мог детям оставить наследство обычным способом. Наследницами Темяшева являлись его сестры, им передавал он по завещанию все свои имения, но Пирогово, в котором сам жил, фиктивно продавал Николаю Ильичу.
Сделка была сложная. На Николая Ильича переводилась задолженность по имению – долг опекунскому совету – сто шестнадцать тысяч.
Кроме того, считалось, что Николай Ильич уже уплатил Темяшеву сто восемьдесят четыре тысячи наличными деньгами. Николай Ильич и Темяшев связывали друг друга различными документами; Толстой обязан был по этим документам уплатить деньги матери дочерей Темяшева.
Нужно еще сказать, что законодательство было устарелым и всеми обходилось. Вот почему дело о