— Прошу прощения, господа! — он остановился рядом, не сводя глаз с одного из врачей. — Фирсов, чертушка, неужели ты меня не узнаешь?!

— Ник-Ник, вот уж не ожидал! Я думал, ты сгинул где-то в западных палестинах!

Хирург Фирсов, скромный человек сорока с лишним лет, казался в их компании самым тихим и малоразговорчивым. Но его кажущаяся неприметность только и была кажущейся. О нем всегда вспоминали, когда заходил в тупик спор или надо было решить какой-нибудь принципиальный вопрос…

— Извините, господа, я ненадолго, — извинился он, отходя с незнакомцем к его столику.

Из-за длинного стола поодаль, за которым пировал с компанией Сергей Есенин, выскочил какой-то мужчина и стал, нелепо вихляясь, скакать вокруг своей партнерши.

— Что это он танцует? — шепотом спросила у Петруши Катерина.

— Шимми, — улыбнулся тот. — Вернее, он думает, что танцует шимми — это сейчас очень модно!

— Сергей не может, чтобы вокруг себя паноптикум не собрать! Поглядите, сколько у него прихлебателей — все они слова доброго не стоят! — вмешался в разговор Верещагин.

— Наверное, вы очень не любите этого Есенина? — осторожно поинтересовалась Катерина.

Верещагин грустно усмехнулся.

— Скорее, я его очень люблю и жалею. Мы ведь с ним из одних краев. Одиннадцать лет назад, когда он в валенках приехал Москву покорять, неделю у меня жил. Поэты московские — народ не слишком добрый — поиздевались над ним вволю, вот он и мстит им, все забыть не может…

— И вы к нему не подойдете?

— Не подойду! — отрезал Верещагин. — Он, конечно, мне обрадуется, но рядом, видите, его Айседора манерничает. Может, танцовщица она и великая, а как жена для него — курьез один! Женщина на семнадцать лет старше — это только для женского романа интересно…

Между тем к столику вернулся Фирсов все с тем же незнакомцем. Встреча с другом, несомненно, его обрадовала, и ему не терпелось поделиться этим со спутниками.

— Позвольте, господа, представить вам коллегу из Швейцарии, моего друга. Он заведует хирургической клиникой. Приехал, как и мы, на симпозиум, и тоже хочет познакомиться с нашей очаровательной Катериной Остаповной.

— Николай Николаевич Астахов!

Гость склонился над рукой Катерины, поцеловал, и, выпрямляясь, скользнул взглядом по её декольте. Вдруг он на глазах побледнел, и его лоб покрыли капли пота. Катерина проследила за взглядом мужчины. Николай Николаевич, не отрываясь, глядел на её крестик…

Федор Головин был настолько ошеломлен рассказом Яна, что минуты две молчал и только потом, придя в себя, спросил:

— А ты ничего не приукрасил?

— Нужно ли мне что-то приукрашивать, когда на подробности времени не остается?

— Ну а дальше? Что с тобой было потом, когда ты приехал в Москву?

— Слава Богу, ничего. Поступил в институт, учился… И уже, грешным делом, думал, что все мои приключения на этом кончились. Не тут-то было! Стоило мне сунуться на Лубянку, как все началось сначала!

— Это когда твою Светлану арестовали?

— Я же говорил, не моя она… Но пошел туда я ради неё и сам влип… Ты даже не представляешь, кто оказался её следователем!

— Кто-то из старых знакомых?

— Конечно, век бы его не знать!.. Черный Паша — бандит с большой дороги — решает теперь судьбы людей!

— Странно, как он туда попал?.. А разве раньше он эти судьбы не решал?

— Ты думаешь, нет никакой разницы?!

— Ладно не нервничай!.. И что же он от тебя хочет?

— Сокровища духоборов, — Ян досадливо поморщился. — У меня такое чувство, что, уходя с хутора, я будто оторвался от некоей пуповины, которая держала меня на одном месте и потому обеспечивала тихую мирную жизнь. Но стоило мне её оборвать, как эта самая жизнь набросилась на меня ровно бешеная собака и стала рвать со всех сторон — ни укрыться от нее, ни кому-нибудь пожаловаться…

— Ты мне объясни вот что, — Головин пригубил бокал. — Даже в замке, когда мы с тобой только познакомились, а ты всего сутки назад оставил столь любезный сердцу хутор, ты никого и ничего не боялся! Что сие означало? Смелость незнания? Отчаяние бедняка?.. А тут какой-то Черный Паша вызывает в тебе прямо-таки священный трепет! Зигмунда Бека не убоялся — а перед ним и не такие сопляки ломались!.. Почему бы тебе его не загипнотизировать, как меня когда-то?

— Не могу! — от волнения Ян даже осип. — Веришь ли, стоит мне лишь подумать о нем, как все в груди обрывается! Я когда на Кубани сбежал от него, сутки ещё озирался: нет ли его поблизости?..

Юноша замолчал и недовольно посмотрел на Головина.

— А ты… будто радуешься?

— Честно тебе признаюсь — радуюсь! Нам с тобой предстоят нелегкие, но прямо-таки захватывающие исследования! Чем больше я себе это представляю, тем лучше понимаю: занимаясь все эти годы политикой, я лукавил сам с собой. Наука — вот мое истинное призвание, моя настоящая любовь!

— А почему ты решил, что и мне твоя наука будет интересна? До сих пор меня привлекала только практика… — из чувства противоречия заявил Ян.

— Элементарная логика! Разве ты не захочешь узнать, как тебе преодолеть страх перед Черным Пашой? Как твой дар в тебе развивается? Нельзя ли увеличить силу излучения магнетических волн?.. Меня заинтересовал ещё один факт, мимо которого ты лихо прогарцевал со всем безрассудством молодости…

— Молодости? Сам-то, можно подумать, старик!

— Не старик. Но и не юноша румяный. Прошло время разбрасывать камни, пора их собирать.

— Граф Головин, как всегда, философствует? Так какой у тебя за пазухой камень… я хотел сказать, факт?

— Давай порассуждаем: однажды тебе удалось увидеть духоборов, или как ты ещё их называл.

— Солнцепоклонников.

— Вот именно… А в другой раз ты попытался их увидеть, но у тебя ничего не вышло…

— Кое-что я все-таки увидел. Правда, смутно, как через густой туман. Потом пробовал ещё несколько раз — ни разу ничего не получилось. Уже подумал было: может, мои способности слабеют? Или дар этот мне ненадолго достался?

— А я думаю, что они на своих границах ставят щит.

— Щит?!

— Называй, как угодно: щит, заслон, преграда… Таких именно мест наши предки боялись, старались стороной обходить, потому что в заговоренном месте человеку всякая чертовщина мерещится: видения, страхи-ужасы… Оттого эти сектанты и живут, никем не найденные, никакому закону неподвластные: людей воруют, беглецов смертью карают. Таких никакой строй не потерпит! Где это видано, чтобы месторождение алмазов государство кому попало разрабатывать позволило!.. Много, говоришь, у них богатств?

— Немерено!

— И что же ты, Черному Паше все это так и выложил?

— Все, да не все! — хитро сощурился Ян.

— Ох уж эти мне крестьяне!.. Кто их обманет, три дня не проживет! Давай, выкладывай, какие знания зажилил?

— У них кроме этого, как ты говоришь, щита, все хозяйство от постороннего взгляда упрятано. Снаружи посмотришь — убогая хатенка к скале прилепилась, а внутрь войдешь, крышку с подвала снимешь — мать моя! Во все стороны под землей ходы разветвляются! Только два из них — выходы наружу,