– Он, сука! – Котел с силой сжал кулаки. – Встречу – так отделаю!

– Если будет кого встречать. – хмуро отозвался Пепел.

– Ладно, мужики, – Хват первым сориентировался в обстановке и принял решение, – Пошли по соседним отрядам, устроим шмон. Вдруг он туда к кентам заскочил. А уж если его и там нет…

– На вахту? – осторожно предположил Исаков и невольно поежился от направленных на него взглядов.

– Туда, блин, туда… – подтвердил Глыба.

Зеки тут же разбежались по соседним отрядам, но поиски ни на третьем, ни на первом этажах ничего не дали. Сапрунов как сквозь землю провалился.

Часы уже показывали полночь. Снялась с промзоны третья смена и в полутемной, освещаемой лишь единственной лампочкой секции, вновь началась тихая суета.

– Что же делать? – Котел ходил по каптерке из угла в угол. – Блин, через час прапора придут, а у меня человека не хватает.

– Да успокойся, ты, – нервно проговорил бригадир 82-й, – Будь молотком!

– А ты, Молоток, заткнулся бы! – рявкнул Глыба. – Один хрен не из твоей бригады он!

Пепел понуро сидел перед банкой с остатками остывшего чая. В суматохе так никто и не удосужился его допить. Шмасть ковырял в носу, прикидывая, чем может обернуться это дело. Теперь всем было ясно, что это именно Сапрунов вырвал записи Гладышева и теперь отправился мстить убийце. Но вряд ли он один сможет чего-нибудь сделать.

В томительном ожидании непонятно чего прошел еще час. И лишь минутная стрелка щелчком переползла к двенадцати, с промзоны раздался истошный крик, от которого задрожали стекла. Раздался и тут же смолк. Почти сразу же вопль повторился, но уже гораздо ближе. Второй крик был долгий, отчаянный, полный смертельной безысходности. Пока завхоз и все кто были в каптерке выбегали на улицу, ор стал гораздо тише, и начал перемежаться какими-то бульканиями.

Котел посмотрел наверх. Там, на решетке соседней локалки темнело в свете прожектора чье-то тело. Не было никаких сомнений, что там умирал Сапрунов.

– Помо… – донесся тихий всхлип и все смолкло.

И в тот же миг на промзоне завыли сирены, заметались лучи прожекторов.

– А там-то кто кричал? – Молоток недоуменно переводил взгляд с одного зека на другого.

Котел знал кто кричал на промке, но его беспокоила отнюдь не смерть приговоренного блатного.

– Что ж делать-то теперь? – громко спросил Исаков и пар из его рта вылетел и растворился в воздухе, как и слова.

Ответа завхоз не получил.

Прошмонать, прибежавший за Игнатом Федоровичем к нему на квартиру, кума уже не застал. Лапша, едва заслышав сирену, понял, что на зоне произошло очередное убийство и сам поспешил в монастырь.

Несмотря на поздний час, Лакшин еще не ложился. Он несколько раз перечитывал фотографию с текстом предпоследней страницы дневника и пытался понять, как же такое стало возможно? Как место заключения, монастырь использовался аж с тридцатых годов. Его множество раз перестраивали, делали капитальные ремонты, рушили перегородки между кельями. То же самое происходило и с другим монастырем, соседним, тоже зоной, но уже женской.

Почему же никто за все это время не смог наткнуться на тайные ходы в стенах? Впрочем, ответ мог быть лишь один. Ведь все перестройки проводились руками зеков, хотя и под надзором солдат. А если преступник обнаруживал нечто, что могло бы ему послужить в дальнейшем, типа тайника, он ведь вряд ли стал бы кричать об этом на каждом углу. Напротив, зек всеми силами стал бы оберегать эту тайну ото всех. Но пошел бы этот гипотетический хранитель секрета на убийство? Кум уже точно знал, что да. В лагере люди гибли и за прикосновение к куда меньшим тайнам. А тут был готовый ход на волю.

Однако, насколько помнил Игнат Федорович, побегов за последнее время случалось лишь пять. И все из разных отрядов. Причем побегушники использовали достаточно стандартные методы. Никто из них не исчезал и не появлялся уже за стенами монастыря. Всякий раз Лакшин находил следы подготовки побега.

Единственный подкоп, который пытались сделать шесть лет назад, так и не увенчался успехом. Зеки, в количестве четырех человек, уткнулись в фундамент стены и не смогли пробиться ниже. Их заложили и отправили в Хумск на раскрутку. Больше майор этих деятелей не видел.

Тогда как же монашки смогли сделать то же самое, причем не привлекая внимания наверняка строгих настоятельниц?

Загадки громоздились одна на другую, но основными вопросами, которые должен был сейчас решить Игнат Федорович являлись нахождение входа в потайные ходы и тех, кто ими так активно пользуется.

Зацепок же не было почти никаких. Кроме, разве что дневника Гладышева, да и тот исчез.

Единственная, достаточно хлипкая надежда была на ночных дежурных, которых Лакшин распорядился выделить в каждом отряде, да на регулярные обходы прапоров. Но майор не обольщался в действенности этих методов. Куда больше надежды было на стукачей. Но они почему-то молчали, словно кто-то прочно заткнул им рты.

Кум невольно хмыкнул. Уж если неведомые преступники не остановились перед убийством, то им ничего не стоит лишь припугнуть потенциальных «дятлов», и никто ничего не узнает. Весь вопрос в том, как бы нейтрализовать этот страх. Но Игнат Федорович прекрасно понимал, что никаких гарантий по сохранении