обещал сразу же по вступлении на престол заплатить королю 300 тысяч золотых, в королевскую казну в течение последующих десяти лет выплачивать ежегодно по 300 тысяч золотых, а королевичу Владиславу также в течение десяти лет ежегодно платить по 100 тысяч золотых. Самозванец пообещал отвоевать у шведов всю Ливонию и передать ее Польше, а для войны со шведами выставить 15-тысячное войско. Что же до Северской земли, то Лжедмитрий пообещал лишь вести в дальнейшем об этом переговоры.
Послы самозванца первоначально приехали к Жолкевско-му в Хорошево и объявили гетману о цели своего посольства к королю. Гетман уклонился от переговоров с ними, но разрешил ехать к Сигизмунду под Смоленск.
Между тем переписка Жолкевского с боярами переросла в прямые переговоры. Переговоры затянулись, главным препятствием стал вопрос о вере Владислава. Патриарх Гермоген сказал боярам свое мнение об избрании королевича: «Если крестится и будет в православной христианской вере, то я вас благословляю. Если же не крестится, то во всем Московском государстве будет нарушение православной христианской вере, и да не будет на вас нашего благословения». Поэтому бояре настаивали, что первым и главным условием избрания Владислава на московский престол должно быть принятие им православия, а гетман без королевского благословения не мог на это согласиться. 2 августа у Девичьего монастыря Мстиславский и Жолкевский вели личные переговоры, которые были прерваны известием, что Лжедмитрий II подходит к Москве.
Действительно, русские «воры» и поляки Петра Сапеги начали штурм Серпуховских ворот. Поляки из войска Жолкев-ского держали нейтралитет. Но воевода Валуев и гарнизон Царева Займища, которые, как мы уже знаем, были вынуждены присоединиться к полякам, не спросясь гетмана, двинулись на помощь москвичам. Валуев с фланга атаковал поляков Сапеги и вместе с московскими ратниками обратил их в бегство.
Во время переговоров с боярами Жолкевский получил новые королевские инструкции. Москва должна была разом присягнуть Сигизмунду и его сыну Владиславу. Таким образом, король хотел стать фактическим правителем России. Гетман скрыл от бояр содержание королевской инструкции и постарался довести переговоры до конца. Обстоятельства заставляли его спешить.
Гетман объявил боярам, что принимает только те условия, которые утверждены королем и на которых целовал крест
Салтыков с товарищами под Смоленском. Все же остальные условия, предъявленные боярами в Москве, в том числе и то, что Владислав примет православие в Можайске, будут переданы на рассмотрение королю. Бояре согласились. Жолкевский со своей стороны согласился внести в договор, заключенный Салтыковым под Смоленском, некоторые поправки и изменения. Так, под Смоленском тушинцы незнатного происхождения требовали, чтобы Владислав возвысил незнатных людей по их заслугам, а в московский договор бояре внесли условие: «Московских княжеских и боярских родов приезжими иноземцами в отечестве и в чести не теснить и не понижать». Также московские бояре настояли на том, чтобы не было преследований за убийство поляков 17 мая. Добавлены были и другие условия: отозвать Сапегу от «вора», помогать москвичам против самозванца, а по освобождении столицы от «воровского» войска Жолкевский должен был также оставить город и ждать в Можайске окончания переговоров с королем. По договору Марина Мнишек должна была уехать в Польшу и не предъявлять никаких прав на московский престол. Все города Московского государства, занятые поляками и «ворами», должны быть освобождены. О вознаграждении короля и его войска за военные издержки предусматривалось переговорить московским послам с самим Сигизмундом. Жолкевский обещал написать королю и просить его снять осаду Смоленска.
27 августа москвичи торжественно присягнули королевичу Владиславу. В двух богато убранных шатрах, поставленных на середине дороги между польским станом и Москвой, в первый день присягнули десять тысяч человек. Жолкевский от имени Владислава присягнул в соблюдении условий договора. На следующий день люди присягали в Успенском соборе в присутствии патриарха Гермогена. По городам разосланы были грамоты с приказом присягать королевичу Владиславу. Члены Семибоярщины писали в этих грамотах, что, так как советные люди из разных городов не приехали на Земский собор, то Москва присягнула Владиславу на том, чтобы ему быть государем в православной вере греческого закона.
Однако слишком многие знали, что вопрос о принятии православия королевичем еще не решен. В результате вопрос о вере Владислава стал самым сильным козырем Тушинского вора в борьбе с Семибоярщиной.
Большинство городов повиновалось Москве и присягнуло Владиславу. Суздаль, Владимир, Юрьев, Галич и Ростов стали тайно ссылаться с Лжедмитрием II, желая перейти на его сторону. Раньше эти города были против самозванца, видели в нем и его сподвижниках врагов государства. Но когда речь пошла о вере, многие предпочли покориться тому, кто называл себя царевичем Димитрием, сыном Ивана Грозного, чем католику Владиславу.
Через два дня после присяги к Жолкевскому из-под Смоленска приехал с письмом от короля Федор Андронов. В письме король требовал, чтобы Московское государство было подчинено ему, а не сыну. Потом приехал Гонсевский с подробными инструкциями от Сигизмунда. Но, увидев положение дел, Гонсевский счел невозможным нарушить договор и исполнить наказ короля, одно имя которого было ненавистно москвичам. Жолкевский решил не говорить ничего боярам о намерении Сигизмунда, а пока во исполнение условия договора отвести войска Петра Сапеги от Москвы. Гетман предложил Сапеге уговорить Тушинского вора присягнуть Сигизмунду, за что обещал выпросить для Сапеги Самбор или Гродно в кормление. Если же самозванец не согласится, то Сапега должен был выдать его Жолкевскому, а в крайнем случае отступиться от него. Сапега был не против выполнения требований гетмана, но большинство «рыцарства» воспротивилось.
Жолкевскому пришлось припугнуть «сапеженцев». На рассвете 27 августа его войска окружили стан Сапеги. На помощь Жолкевскому прибыл князь Мстиславский с 15-тысячным войском. Князь Мстиславский, первый боярин Московского государства, поступил под начальство коронного гетмана польского! В войске Сапеги испугались, увидев перед собой объединенные московские и польские полки. Мстиславский, заметив это, хотел сразу же наступать, но гетман не желал проливать польской крови и велел повременить и дождаться покорности. Вскоре Сапега явился к Жолкевскому и пообещал уговорить Тушинского вора подчиниться гетману, в противном случае Сапега обещал отступиться от самозванца.
Лжедмитрию II от имени короля были предложены большие имения в Польше. Но Тушинский вор ответил, что он «предпочел бы рабство у крестьянина позору есть хлеб короля». Вмешавшаяся в переговоры Марина прибавила к этому высокомерному ответу тонкую насмешку: «Пусть король уступит царю Краков, тогда царь подарит ему взамен Варшаву».
Ставка самозванца находилась в Угрешском монастыре (ныне в черте Москвы в районе Перервы). Тогда Жолкевский обратился к Семибоярщине с просьбой провести польскую конницу через Москву, чтобы подойти к монастырю и захватить там самозванца врасплох. Бояре позволили польскому войску ночью пройти через город. Гетман не обманул. Поляки быстро, не сходя с коней, прошли через Москву, так что москвичи ничего не заметили. У Коломенской заставы польское и русское войска соединились и пошли к Угрешскому монастырю. Но у самозванца было много приспешников в Москве, которые успели предупредить «вора» о готовящемся нападении, и Лжедмитрия уже не оказалось в монастыре, он спешно с женой и Заруцким бежал в Калугу. Не надеясь догнать «вора», польское войско вернулось в свой стан, а москвичи – в Москву.
Отогнав Тушинского вора от Москвы, гетман стал настаивать на быстрейшей отправке послов к королю, что давало ему повод удалить из Москвы людей, способных стать претендентами на московский престол. Так, Жолкевскому удалось уговорить Василия Васильевича Голицына возглавить посольство. Гетман льстил ему, говоря, что такое важное дело должно быть совершено именно таким знаменитым человеком, как Голицын, и уверял его, что это посольство даст ему удобный случай к приобретению особенной милости короля и королевича. Следующим наиболее вероятным кандидатом Жолкевский считал стольника Михаила Федоровича Романова, но тому было 14 лет, и по московским обычаям того времени Михаил никак не мог быть включен в посольство. Тогда гетман постарался, чтобы духовенство в посольстве представлял его отец Филарет. Таким образом, Жолкевский получал двойную выгоду, удаляя из Москвы опытного интригана и главу клана Романовых, который в стане короля стал бы заложником на случай, если Михаила попытаются избрать на царство. Между московским и тушинским патриархами еще с 1606 г. установились напряженные
