– Любила одного козла, который выписал меня в Голландию, собирался жениться, наигрался, а затем выкинул, как ненужную вещь. Меня выкинули прямо на дороге, кинув сверху костыли, которые больно ударили меня по голове. Вот и вся любовь-морковь.
– Но ведь не всегда же так!
– Всегда, – отрезала Вика.
– Вика, неужели ты на всю жизнь здесь собралась остаться? Что, будешь вот так работать, а потом просто на пенсию, и все?
– Танюха, ты что меня пытаешь? Какая, на хрен, пенсия? Тут до пенсии никто не доживает. Девки мрут, как мухи. Организм быстро изнашивается. Ни свежего воздуха, ни радостей жизни.
– А ты видела в начале улицы за стеклом две африканки с белыми накрашенными губами сидят? Так им точно по полтиннику есть.
– Не уверена, что они этим всю жизнь занимаются. Они в нашем квартале только полгода как появились.
– Вика, ты не ответила на мой вопрос: что ж, за этим стеклом вся жизнь пройдет?
– А я другой жизни не знаю, – пожала плечами Вика. – Жратва есть, крыша над головой есть. Что еще надо? Худо-бедно какие-то деньги зарабатываю. Что-то сколочу. На собственные похороны всегда заработаю. Я у Марьяны на хорошем счету. Она мне всегда может дать выходной, когда потребуется. За продуктами отпускает. Что еще надо?
– Значит, ты всегда сбежать можешь?
– А куда мне бежать? Куда бежать одноножке, у которой нет крыши над головой?
– И ты не мечтаешь о принце, который заберет тебя из этого ада?
– Все принцы оказались козлами, которые забирают тебя из одного ада и сажают в другой, еще более страшный.
– Вика, скажи честно, и ты не хочешь завязать с этой скотской жизнью?
– А я другой жизни не видела, – честно ответила девушка. – Кроме как трахаться, я в этой жизни ничего другого не умею.
– А как же самоуважение?
– Какое, на хрен, самоуважение! Наплюй на него и не береди мне душу.
– Хорошо. Тогда что для тебя СЧАСТЬЕ?
– Я не задумывалась над этим.
– А если задуматься?
– Я нашла свое счастье в собственном одиночестве.
– А по-моему, ты просто не знаешь, что это такое.
– Можно подумать, ты знаешь! Если бы ты знала, что это такое, то не сидела бы здесь вместе со мной.
Вика протянула мне полкосяка с марихуаной.
– Если мало будет, мы сейчас Олега свистнем и еще у него возьмем. Я как покурю, так настроение становится просто отличным, кажешься себе умной-преумной. Я один раз так обкурилась, что шла по улице и мне кусты стали казаться живыми и даже глазастыми. Прикинь? Будто за каждым кустом и поворотом какой-то ужас прячется. Даже шаг сделать страшно. В комнату вошла – показалось, что потолок стал ниже, давит на меня конкретно, того и гляди упадет. Тяжесть во всем теле. Создается такое впечатление, словно ты попадаешь в дом ужасов. А еще у меня галлюцинации начались: показалось, что все мужики, которые ко мне на улицу Красных Фонарей бегают, сговорились и собрались меня убить. Одной лучше не раскуриваться. Слишком грузит. Можно додуматься до такого кошмара, что просто ужас. Одной совершенно не на кого отвлечься. Меня один раз так грузануло, что я чуть было вены себе не вскрыла. «План» в компании греет, а одну морозит. И еще: важно не перебрать дозу. До тебя здесь девочка жила, которая два косяка подряд с крепким «планом», и ее так на измену прибило! Я думала, она вообще не отойдет.
Я протянула косяк обратно Вике и тихо произнесла:
– Вика, возьми, я не курю марихуану.
– Но ты же у меня только что сама просила!
– Я передумала, – резко ответила я.
– Как знаешь. Здесь никто никого не уговаривает.
– Мне не нужны иллюзорные изменения окружающего мира. Я изменю этот мир сама. Своими силами.
– Каким образом?
– Я сбегу отсюда.
– Была одна такая строптивая, – рассмеялась моя соседка. – Так Марьянины головорезы ее нашли, и больше ее никто не видел. Марьяна жестокая на расправу.
Этот вечер я наблюдала за обкурившейся Викой. Ее настроение менялось без особой причины. Блаженство смеялось беспокойством, раздражительностью, беспричинным гневом. Она цеплялась ко мне буквально на пустом месте. Чуть позже все предметы стали изменять свою форму и размеры. Сковородка, которую я якобы плохо помыла, казалась ей слишком огромной, и она говорила, что нужно позвать Олега для того, чтобы он помог донести ее до умывальника. Потом сковородка вообще стала живой: у нее выросли ноги, и она могла передвигаться совершенно самостоятельно.